Эхо войны. Ред2

— Возможно... было несколько снов на подобной тематики, — осторожно начал он. — Но как это связано?

— К сожалению, пока сказать сложно. Расскажите мне, что вам снилось. В общих чертах.

— Хочу вас огорчить — это вообще не были пророческие сны. Типичный сон-погоня. Наемный убийца получил заказ и некоторое время преследовал жертву. Забрав то, что ему приказали, он отправился обратно, но наткнулся на стаю местных хищников, от которых пришлось спасаться налегке. Потом появилась жертва, почему-то живая и с отрядом усиления. Конец закономерен, — он замолчал. — Что из этого вам интересно?

— Что конкретно приказывали сделать... тому убийце?

— Естественно, убить. Не допустить, чтобы жертва добралась до замка.

— Что у нее нужно было забрать?

— Свиток в чехле, — медленно проговорил Диррхейм. — Либо, если случиться непредвиденное и до замка она доберется, все имеющиеся при себе предметы магического характера.

— Заказчик во сне присутствовал?

— Да.

— И как он выглядел? — спросила я почти с замиранием сердца. Он задумался, спустя несколько минут наконец сказав:

— Южанин. Навряд ли чистокровный — по крайней мере, хвоста я не заметил. Худощавый, высокий, волосы чуть ниже воротника, вьющиеся, неровные — будто коса мечом обрезана. Точнее сказать не могу — он был в плаще с капюшоном. Одет в темное.

Зима близко...

— Была зима, а в горах очень холодно, верно? — тихо сказала я. — А в Нитерре, где вы встречались, очень мягкие зимы — без снега и морозов, ведь так?

— Да, — машинально сказал Диррхейм и тут же спохватился: — Что?...

— Спасибо, фарр, вы мне очень помогли, — так же тихо сказала я. Отвесила официальный поклон и ушла.

Вот и нашла я то, чего боятся т'хоры, кроме огня — зимы и приходящей с ней стужи. Настолько, чтобы послать в погоню за той, что может привести за собой смерть, наемных убийц, а не полететь самим и нагнать ее уже через сутки.

Первый артефакт не вернется к нам уже никогда, отданный ему. Второй истрачен на то, чтобы дать покой планете на пятьсот лет.

Остается третий, могущий быть где угодно.

Я вернулась в госпиталь будто во сне. Стянула шлем и броню, что-то отвечала на вопросы раненых. А через час не выдержала и вернулась в узкий длинный тоннель, к баррикаде.

Завал обновили, более того — поставили еще один, в метре за первого. Пока на четверть разобранный — до ближайшей угрозы прорыва. Толпа уже разошлась, остались только техники, прилаживающие какие-то ловушки. Я кивнула караульным и забралась в тесный закуток между баррикадами, осматривая тщательно залатанный завал, и, пожалуй, сама до конца не понимая, что ищу.

Ты пришла.

Чужой голос ворвался в сознание. Я прижалась к стене, там, где тонкие щели пропускали холодный зеленый свет той стороны.

Может быть янтарь — холодным?... С той стороны смотрели глаза холодные и чужие, смотрели мимо меня, мимо стен, мимо мира. Падали на лицо темные волосы, тонкой струйкой бежала по шее чешуя.

Вот ты и перестал прятаться, любимый...

Глава двадцать четвертая

— Мы не воры, — возразил Бэрд. — То, что принадлежит тебе, мы отдадим в обмен на наше.

Джон Рональд Руэл Толкиен

По щекам катилась холодная вода, но ведь здесь не может быть дождя, верно?...

А я думала, что разучилась плакать. Мне даны сутки, Тайл. Нужно решать. Но как?... Нет смысла идти к коменданту, будь он мне хоть муж, хоть учитель, я знаю, что он скажет. "Ты не имеешь права".

" — Меня не интересует, как вы это сделаете. Простой обмен — неужели это не доходит до вашего высокоразвитого мозга? — безличный голос сочится ядом. — Жизнь за жизнь. Вы приходите к нам, а мы отпускаем ремена. Он выйдет из комы. В противном случае... Вашим магам не перебить наш контроль - он будет умирать долго и крайне мучительно.

— Но зачем?! Зачем вам это?"

Ремо лучше не знать. Потому что я знаю, что он скажет, как скажет... И умрет вместе с тобой, Тайл.

Я не могу спросить у тебя самого, но я знаю, что бы ты ответил. Ты не боишься смерти — и когда-то давал присягу защищать разумных даже ценой жизни.

Вот только твоей смерти боюсь я...

" — Зачем?... — глаза, холодные и чужие, наконец смотрят прямо на меня. — Когда убивали нашу королеву, вы не говорили нам причин!

— Тогда, пятьсот лет назад... это была ваша королева?...

— Тогда? — он криво улыбается, взгляд становится жестоким. — Вот она, вся ваша разумность — думать, что все ограничивается одной каменной глыбой посреди звезд! Нет, это было не здесь и не тогда. Но больше не будет. Никогда.

"И моя королева будет жить", — это не звучит вслух, но слова нужны далеко не всегда...

— Но вы ведь не т'хор! — я балансирую на самом краю, но по-другому уже не получается. — Тогда почему?! Почему вы истребляете собственный народ?!...

В замороженном взгляде на один миг вместо гнева мелькает печаль.

— Это уже давно не мой народ. Тот, кто уходит на Изнанку, остается там навсегда. Поэтому не думайте, что я пожалею вас. Не думайте, что, еще раз насильно поместив в нас в спячку, отрезав от Изнанки настолько, что даже сейчас нам приходится пробивать точки перехода там, где слаба материя Лица, вместо того, чтобы перемещаться куда угодно... Да, можете так и передать своим командирам, мы могли это. И скоро сможем вновь — действие артефактов не рассчитано на вечность, уже хотя бы поэтому вы обречены... — размеренный голос бесстрастен и пуст — так же, как пуста Изнанка, с которой он пришел. — Не думайте, что, даже если вам удастся совершить чудо вновь, вы избавитесь и от меня. Когда-то я был одной с вами крови, именно поэтому это невозможно. И у меня хватит сил разбудить мой народ снова."

Мне хотелось биться головой о стену, снова и снова, потому что из этого нет выхода. Потому что у каждого правда своя и своя злость.

Жизнь на жизнь. Простой обмен. Сложно понять, зачем ему я, но предположить все же можно. Видимо, все же узнал... В конце концов, озарения Богиня дарит всем своим детям поровну — размытые критерии добра и зла, придуманные смертными, никогда не занимали Смерть. Истина — одна, и у нее нет черных и белых сторон...

Может, он думает, что тот артефакт должен быть здесь, со мной — оттого, что из разоренного города я бросилась не куда-нибудь, а сюда, в Иней. "А может, — тоненький шепоток изводил душу мучительной надеждой, — оттого, что действительно знает..." Может, он бросился сюда не из-за боязни утечки информации, а за артефактом. И, перетряхнув за неполную неделю огромный замок от башен до подвалов, решил, что уж я-то знаю...

Если бы... Если бы я была уверена, что действительно не знаю ничего о нем — о, насколько все стало бы легко и просто. Но теперь я уже не уверена ни в чем. И в том, что мне снова не начнут приходить сны — тем более. Не мужчинам, которые тогда погибли раньше, чем успели что-либо узнать, а мне. И это — единственный наш шанс, призрачный, как утренний туман над пустыней.

Вот только я не могу разменять тебя, Тайл, как младшую фигуру на игральной доске. Потому что действительно стала слишком эмоциональна для вымороженного болванчика с рассудочной душой. И долг наперегонки с чувствами рвут не привыкшую к этому душу на части.

Мне дали сутки. И я не буду думать об этом сейчас, иначе сойду с ума.

Кто-то тронул меня за локоть. Я подняла глаза.

— Фарра, не волнуйтесь так, с ним все будет... хорошо, — Коэни печально улыбнулся.

— А с кем хорошо не будет? — глухо проговорила я. У нас с тобой внезапно стало много общего, мой солнечный мальчик.

— Что?...

— Послушай... Не думаю, что ты что-то сможешь сделать со всей этой историей с Зимой...

— Я и не думаю... — тихо и неожиданно серьезно сказал он. — Я знаю. Вина — относительное понятие. А нам... Неужели вы в самом деле думаете, что кто-то не может измениться никогда? — маг поднял голову и посмотрел мне в глаза взглядом настолько взрослым, что по спине помимо воли пробежал холодок. — Не всегда для этого нужно пятьсот лет.

Я застыла, пораженная. Не будь сейчас так важно другое, я бы не поленилась выяснить, намеренно ли меня ткнули носом в собственные слова, или это совпадение.

Коэни извиняющеся улыбнулся, кивнув на Тайла:

— Я попробую понять, что с ним происходит и смогу ли что-нибудь сделать. Но это займет время.

— Только, ради Звезды, осторожнее... Это может оказаться слишком опасным.

— Я разберусь, фарра.

Я кивнула и направилась к выходу из пещеры, со странным чувством потери отмечая, что мальчик взрослеет гораздо быстрее, чем мне казалось. Но... юноша-подросток, пусть даже и чрезвычайно одаренный, не сможет перебить контроль такого противника — разве что ослабить. А псионов выше уровнем здесь просто нет.

Где-то над горами всходило солнце. Час за часом я бегала по замкнутому кругу госпитальных дел, руки механически выполняли работу, а душу грызла тоска и безысходность. Ремо переглядывался с Коэни, сидевшим, как и обещал, у койки Тайла, и бросал на меня странные взгляды. Я делала вид, что не замечаю ничего.

Около полудня исчез куда-то Тео, и мне пришлось взвалить на себя еще и его обязанности по перевязке. А через час он вернулся — серый, как угодившая в отбеливатель черная простыня, но улыбающийся странной, блуждающей улыбкой.

— Фарра, у меня к вам просьба, — начал он едва слышно, становясь рядом и начиная обрабатывать загноившийся ожог у лежащего без сознания солдата. — Вы знаете сеть пещер с северной стороны озера? — я кивнула. — По главной ветке третий тоннель направо, первая пещера. Будьте в два часа... где-нибудь поблизости. С чем-нибудь таким... — парень неопределенно взмахнул баллончиком антисептика, обрисовывая нечто маленькое и квадратное. — Ну... Возьмите шлем, думаю он там. Но, на всякий случай, будьте в своей амуниции, можно без бронежилета, — наконец сказал он, промучившись минуту над попытками обойти запрет достаточно далеко, чтобы его не засек чересчур умный блок.

Я кивнула. Обход мы заканчивали уже вдвоем.

Разнеся обеды, треть из которых заключалась в кормлении с ложечки, я сходила на кухню, взяла ведро, нагрузила его для вида грязной посудой, потом вернулась к своему лежаку и затолкала на дно шлем, прикрыв все теми же звякающими тарелками.

До времени "Х" оставалось еще полчаса, и я успела не только перемыть полведра посуды, но и тщательно осмотреть указанную пещеру. Стены были ровными и гладкими, без ниш и отдушин. Но у самого пола стена, смежная с узкой промоиной, была достаточно тонкой. Немного поработав портативным резаком, я получила более-менее сносную трещину.

Спиной вперед я на четвереньках забралась в промоину. Тщательно проверила, чтобы меня не было видно из коридора, затем надела шлем, включила внешние микрофоны на максимум и прижалась лбом к выпиленной трещине.

Через десять минут послышались голоса, мелькнул тусклый свет фонаря. А я наконец поняла, что именно имел в виду Тео — камеру портативного голографа. И включила запись.

— ... И не думай, что сможешь с этим что-нибудь сделать, — голос Диррхейма звучал безразлично. Лицо — застывшая маска, как, впрочем, и всегда... А глаза, впервые на моей памяти, живые и беспокойные. — Объект 678-СN.

— И что — сдашь?... — Тео смотрел в эти глаза и ухмылялся — криво и зло.

— Уже, — отрезал он. — И если понадобиться, отволоку на базу собственными руками.

Тео скрестил руки на груди, продолжая рассматривать оракула наглыми черными глазами. Кто они друг другу, если обращаются на "ты"?...

— "Отволоку"... Скотина ты, шавка подзаборная, которую только что ногами не пинают, а она и счастлива! Что, выше шестерки подняться не дают?

— Все сказал? — ледяным тоном осведомился северянин. — А я-то думал, что лагерную изящную словесность из тебя выбили еще в лаборатории. Или... — он цинично усмехнулся, — понравилось, на второй круг пошел? Так, говорят, там симпатичные мальчики в цене.

— Да уж не потомственная портовая шпана, с молоком матери не впитали! — процедил Тео. В его глазах вспыхнул опасный огонек. — А что, протезисты и пластические хирурги подешевели?... То-то ни зубы свои не бережешь, ни морду смазливую. Неужели у меня одного руки чешутся подправить? Да, и извини, что не узнал сразу — как-то не ожидал увидеть форму вместо драных тряпок — она хотя бы чистая.

Диррхейм одним неуловимым движением подался вперед, сгреб парня за воротник и вздернул на ладонь над полом. Сверкнул глазами, прошипел:

— Зубы? Зубы тебе?!... Да я тебя, мышовку помойную, завяжу узлом нахрен безо всяких рук. Или под себя хочешь гадить до конца жизни?

— А, вот вылезла наружу и наша изящная словесность. Ланкарские трущобы, оказывается, тоже так просто не выбиваются, — Тео зубасто ухмыльнулся, неожиданно легко разжал дрогнувшие на мгновение пальцы мужчины и мягко приземлился на каменный пол. — Ладно, признаю, соврал — изменились вы, фарр командующий. Глаза у тебя стали совсем отмороженные. Даже на последних стадиях такого не было — это я еще хорошо помню, меня же тогда только приволокли, вполне еще был в своем уме... Объект 667-СЕ. Или у самого с середины цикла провалы в памяти?

— Не твое дело! — процедил сквозь зубы северянин. "Объект?"... Я подкрутила регулятор громкости. Говори, говори, мальчик, знаешь ведь, что на камеру, больше говори, подробнее... — И не думай, что и в этот раз успеешь смыться. Моя группа таких, как ты, шесть лет отлавливала пачками. На базу ты вернешься в любом случае, даже в виде трупа.

— Где меня, как неудавшийся эксперимент, расщепят на молекулы? А нашу девицу-храмовницу ты вместе со мной потащишь? — со злым сарказмом поинтересовался парень. — Такой экземпляр шикарный, эти головоногие из лаборатории прыгать будут до потолка — мало того, что мора, так еще и псион, прямо как ты. Старовата, правда, для курса, на подростков рассчитанного, но что такое сотня для категории "Е"? Вы ведь, псионы, у нас круты безмерно, не то что какая-то несчастная "N". Кстати, а "С" что такое? Неужели и такие, как вы, фарр командующий, для головоногих не предел? И есть еще "А" и "В"? Хотя, кого я спрашиваю — шестерок в дела руководства не посвящают, они и существуют-то только для размена... Не пожалели в горячую точку сунуть — вон уже руку-то и разменял.

Ледяные блеклые глаза жутковато блеснули, дернулись губы. Мелькнула в неестественно стремительном движении рука, и Тео швырнуло всем телом на стену — от одной только пощечины.

— Скажи спасибо своей второй стадии за целую шею, — мужчина цедил слова так, как это мог бы делать тысячетонный айсберг — глухо, холодно и бесцветно. Тео медленно поднялся, потирая висок. Я откровенно испугалась за парня. То, что он его провоцирует, чтобы вытянуть информацию, может действительно стоить сломанной шеи. — "С" — это моры, если это последнее, что ты хочешь узнать в этой жизни. "А" и "В" законсервированы, как провальные. А что касается девицы... Ты хоть знаешь, безмозглый идиот, чья она жена?