Чаа"схе встал с плоского камня, потянулся и вздохнул полной грудью. Нет, не зря он затеял это путешествие, совсем не зря!
Котла Вей-нья сгорбился на выбеленном стволе давно упавшего дерева и, теребя мохнатую бровь, всматривался сквозь просвет меж ветвей в даль, на серевшие в отдалении округлые вершины Бодойрын, покрытые розоватыми осыпями и бурыми точками редкорастущих кедров. По небу стлались низкие серые тучи, вот-вот готовые пролиться мелкой отвратительной моросью. Было как-то тоскливо на душе у старого жреца: может от того, что вновь пришла осень, а впереди предстоит долгая однообразная зима, а может от дум, что навевало на него ожидание прихода юноши из рода Пыин-ва. Котла Вей-нья вновь погрузился в грустную и одурманивающую пелену воспоминаний. Перед его внутренним взором вновь проплывали яркие образы давно минувшего, в ушах звучали радостные, до боли в груди, знакомые голоса родных и друзей, тех кто давно переселился в Мир Духов; и нос его вновь вдыхал удивительно смачные запахи леса и стойбища, воспринимать которые он уже давно утратил былую способность. Он всегда воспринимал действительность не только посредством глаз, но так же и через запахи: какое-то событие из жизни всегда имело свой запах. Например, лето пахло сочной травой, ягодами, грибами и свежей рыбой; осень — чадящей копотью от плохо горевших подмокших дров; зимой пахло сушеными травами, пучки которых свисали с жердей вокруг дымохода, да неповторимой морозной свежестью; весна приносила с собой ароматы влажной, высвобождающейся из-под снега, земли, кисло-сладкое дыхание хвойного леса и вонь выступающих на проталинах вокруг стойбища отбросов. Даже менее важные вехи его длинной жизни, и те имели какой-то свой собственный запах: стоило Котла Вей-нья уловить в воздухе что-нибудь, как в памяти воскресал тот или иной образ. Запахло древесной стружкой, и сразу вспоминаются склонившиеся у вечернего костерка его два тхе-хте, старательно выстругивающие древки для стрел; потянуло сараной, и он уже видит мать, лихо орудующую копалкой на опушке густого леса. Запах мхов и подгнившего дерева вновь вернул его в детство, когда он с матерью и старой Ойты скитался по лесам и холмам Ге-эрын. И сердце снова заныло, в уголках глаз выступила влага. Как тяжело было ему вспоминать все это, но, тем не менее, его влекло туда: всеми фибрами своего тела он стремился вернуться назад в те нелегкие, но столь памятные дни...
Рука старика потянулась к мешку с фигурками, лежащему у его ног, но наткнулась на гладкую шерсть рыжей собаки. Котла Вей-нья вздрогнул от неожиданности, а собака, свернувшаяся на его поделках, завиляла хвостом. Жрец шмыгнул носом и улыбнулся. Собака заискивающе моргала темными глазами, пока рука хозяина нежно поглаживала её плоскую голову.
* * *
То лето выдалось для нашей семьи удачным: Го-о и Мен"ыр успели набить много оленей и баранов, заготовить изрядный запас рыбы, а мама и я собрали много коренья и ягод. Будет с чем пережить долгую суровую зиму; наше хранилище на зимнем стойбище было полностью забито разнообразной снедью, все даже и не влезло, пришлось часть оставить в тхереме. И еще, тогда в нашу хижину вошло счастье: с середины лета мама перестала ходить в женский тхерем, куда ходила каждый месяц. Я, правда, ничего этого не заметил, потому что был мал, но это так; зато Мен"ыр и Го-о, конечно, знали об этом.
Все обитатели стойбища, мал по малу, начали готовиться к осеннему переходу на зимнее стойбище, расположенное к востоку, в густом хвойном лесу на берегу узкого извилистого озера. Мужчины обновляли каркасы тхеремов, носили тюки с сушенной рыбой и мясом, связки кореньев и корзины с ягодами. Их жены со своими подрастающими дочерьми выделывали и кроили шкуры, заготавливали сухожильные нити, сушили траву, которую позже будут запихивать в зимнюю обувь, не забывая при этом о своих каждодневных домашних обязанностях.
Накануне того памятного дня наши охотники заметили недалеко от стойбища в холмах стадо баранов. Вернувшись в лагерь, они поспешно сообщили эту новость остальным и все мужчины без исключения стали собираться на охоту. Го-о и Мен"ыр взялись за починку стрел: где перья нужно подклеить рыбьим клеем, где закрепить разболтавшийся каменный наконечник; проверили ножи, дали подлатать чи маме. Я все время крутился рядом, наблюдая за сборами, и думал: когда же придет мое время первый раз пойти на настоящую охоту? Как я ни просил, не умолял тхе-хте, они никогда не брали меня с собой, говорили, что я еще слишком мал. Вот и на этот раз обо мне даже не вспомнили. Раздосадованный, я устал прыгать по тхерему, тщетно стараясь привлечь внимание тхе-хте, и уселся на ложе. Как плохо быть маленьким! Прежде, чем тхе-хте позовут меня с собой, предстоит еще пройти Посвящение, а это еще не скоро... Мама, починяя разошедшийся шов на чи Мен"ыра, все посматривала на меня и сопереживающе вздыхала. Это было уже слишком: не дело, когда женщина видит печаль мужчины. Я поспешно встал и вышел из хижины.
От тхерема к тхерему ходили охотники. Все они были заняты подготовкой к предстоящему походу: кто заглядывал в хижину соседа справиться, нет ли у того крепких жил, кто спешно починял затупившийся наконечник. Женщины выглядывали из входных проемов и что-то кричали им. Дети, собравшись в тесную группу, сидели у очага на центральной площадке и, позабыв про игры, наблюдали за своими отцами. Ну, хоть не один я такой, опечаленный! Вон и Уныр с Леи сидят повесив носы. Вон идет Ге-пья. Кажется, прямо к нам. Точно: в наш тхерем идет. Когда он зашел, ко мне вышла мама: женщине не пристало слушать тайные речи мужчин, собирающихся на зверя — этим можно нанести оскорбление духам. Она помялась немного, да пошла по стойбищу, а я присел немного в стороне и стал прислушиваться (оставаться прямо возле тхерема я не решился, боясь наказания), но тхе-хте и Ге-пья говорили слишком тихо.
К ночи, когда Го-о и Мен"ыр уже совершили над своим оружием священный обряд, все охотники собрались вместе и пошли к лесу, где предварительно развели большой костер, мечущийся в темноте. Я наблюдал за ними, пока они, не скрылись за кустами тальника. Охотники ушли ворожить и испрашивать духов благоволения, а так же, чтобы задобрить Хозяина. Хозяин... Тогда я еще не знал имени этого Хозяина. Мои тхе-хте входили в один союз и Хозяин был у них один. У нас в роде только двое мужчин состояли в другом обществе (они как раз и ушли к Пыин-ли на какой-то праздник в честь своего Хозяина). Опять я страшно захотел поскорее стать взрослым: если б мне было побольше лет и пройди я Посвящение, уже сидел бы рядом с тхе-хте у этого ночного огня и слушал бы завораживающие заклинания, обращенные к тому, чье имя не знают женщины и дети.
Полночи из леса доносились звуки заунывной песни, которую затягивал один, а подхватывали остальные охотники. Слышались мерные удары в барабан. А потом я уснул, забившись с головой под теплое одеяло.
О том, что произошло с нашими охотниками потом, я знаю из рассказов своего тхе-хте Мен ыра и матери, а так же по тому, чему был свидетелем сам, что видел собственными глазами.
... Было еще темно, когда Кья-па, моя мать, растолкала Мен ыра и Го-о. Развели огонь и стали жевать сушеное мясо: ведь голодный охотник — обуза для остальных. Чтобы не разбудить меня (мои родители проявляли редкую заботу обо мне — своем единственном ребенке) — ели молча. Меж тем, небо на востоке просветлело. Вскоре совсем рассветет. Тхе-хте встали, взяли оружие и походные сумки, и вышли из тхерема. Было свежо, даже холодно. Лето, прекрасная благодатная пора, подходило к концу. Ночью уже бывало очень холодно, а по утрам с озер стлался густой туман. Вот и в это утро, его сизые языки уже наползали на травянистый берег. На центральной площадке уже начали собираться мужчины. Они перекликались приглушенными голосами. Го-о сразу зашагал к ним, а Мен ыр что-то замешкался, оглянулся и уперся взглядом в остановившуюся позади жену. Кья-па как-то робко улыбнулась. Вчера она отказала ему, когда он хотел разделить с ней ложе. Наверное, думает, что он сердится. Мен-ыр никогда не умел долго держать в сердце обиду. Улыбнулся в ответ, привлек Кья-пу к себе. Она обвила руками его плечи. Мен-ыр слегка дотронулся кончиком носа до её щеки и стиснул хрупкий стан. Го-о поторопил его и Мен"ыр, потрепав жену по плечу, зашагал к охотникам готовым выступить в путь.
Как только последний припоздавший вышел из хижины, Ге-пья дал сигнал к началу похода. Мен ыр и Го-о не оглядывались, когда шли по тропе вдоль берега озера ведущей к лесу, но были уверены, что Кья-па провожает их. Её бесполезно было отговаривать, она всегда так делала: тихонько, неторопливо идет вслед за охотниками до того места, где тропа раздваивается. Так было всегда и они привыкли к этому; привыкли и другие, поначалу отпускавшие колкие шуточки на её счет. Теперь никто не обращал на это внимания. Когда вошли под полог леса, Мен ыр оглянулся. Кья-па стояла на оконечности сырого луга и смотрела им вслед. Вокруг клубились клочья тумана. И Мен ыру она показалась такой одинокой и заброшенной, что он едва сдержался, чтобы не поддаться внезапному порыву и, позабыв о приличае, не броситься к ней, не прижать её голову к своей груди. Мен ыр согнул пальцы в священный знак.
Быстро светало. Ночные тени поползли в глубины леса, туда, где под частокол стволов и переплетение ветвей никогда не проникали солнечные лучи. Небо на восточной стороне зарделось: вот-вот покажется вновь рожденный Осамин. С холмов по распадкам стекал холодный воздух, забираясь под безрукавку и неприятно щекоча спину. Ничего, взойдет солнце — сразу станет теплей. Поверх голов Мен ыр посмотрел вперед. Сы и его брат вели отряд. За ними шел рослый Ге-пья; его широкая сутуловатая спина покачивалась из стороны в сторону. За главным охотником семенил хлипкий, худенький Пе-тла. А он — то зачем пошел? Ведь кроме рыбы в озере ему никого не добыть. Года два назад его ударил по голове массивный сук сломленный ураганом. Когда его нашли лежащим на тропе, перепачканного кровью, издающего нечленораздельный рев, думали помрет. Но Пэ-тла выжил, и не только выжил, но, после выздоровления, доказал, что не станет обузой для своей семьи. Покалеченный охотник (зрелище из него теперь было совсем никудышным) стал лучшим рыболовом тхе-ле. Ни дня не проходило, чтобы Пэ-тла вернулся к жене и детям с пустыми руками; даже зимой, сидя у проруби, умудрялся добыть какую-нибудь рыбину. И ловушки на зайцев ставил лучше всех. Молодец, Пэ-тла, ничего не скажешь, но для охоты на крупного зверя уже не годится. Ушло его время. Зачем только Ге-пья позволил ему идти на охоту. Может для удачи? Все знают, что калек и юродивых духи никогда не обходят своим вниманием и заботой. Всё равно зря.
Ноги скользили по раскисшей тропе. Кто-то из впереди идущих даже хлопнулся задом в лужу, вызвав в рядах сородичей нестройное озорное бульканье (громко выражать свой восторг было нельзя — добыча может уйти).
На вершинах холмов заиграли первые лучи всходящего солнца. Легкий ветерок всколыхнул оцепеневшие ветви осин и берез, стряхнув на землю пока еще редкие пожелтевшие листочки. Ожили, пробудились птицы. Где-то цикнул бурундук: предупреждает охотников, чтобы были начеку. Проскребла коготками по шершавой коре бурая белка. Отряд спустился в сырую ложбинку и охотников тут же облепил жужжащий рой мошкары. Мен"ыр вслед за другими, бегом миновал место ставшее приютом безжалостных кровопийц. На небольшой возвышенности остановились, обступили Сы и его младшего брата. Сы говорил, что здесь нужно сойти с тропы и взять круто на запад. Там вырисовывался сквозь стволы деревьев крутой холм. Указав на его вершину, Сы сказал, что бараны находятся там. Ге-пья властно разделил мужчин на две группы: одни, во главе с Сы, пойдут по одной стороне холма, а остальных по другой поведет сам Ге-пья. Условились, что обе группы, достигнув вершины и обнаружив стадо, попытаются взять его в кольцо и, посеяв панику среди животных, набьют сколь смогут баранов.
Мен-ыр и Го-о шли рядом, шагая за могучим Ге-пья. По заросшей пышными высокими елями низине подошли к склону, покрытому редкими лиственницами и тоненькими березками и начали подъем. Приходилось все время смотреть под ноги, так как склон был каменистым: любой, даже самый маленький камушек, вырвавшийся из-под ноги, мог наделать много шума. Ветер тянул с запада. Это как нельзя лучше благоприятствовало охоте: животные не почуют опасности, пока охотники не приблизятся к ним, а там будет уже поздно — лишь бы рука не дрогнула, да глаза не подвели. Поднявшись до середины склона, растянулись цепью. Следов присутствия баранов пока что не попадались, но все знали, что добыча находится где-то очень близко. Из-под ноги Ге-пья с шумом вылетел рябчик, беспорядочно взмахивая короткими крыльями; все замерли, вглядываясь в колышущиеся заросли кустарников на гребне. Удостоверившись, что всё спокойно, двинулись дальше.
Поднявшееся над холмами солнце застало охотников на покатом гребне, уходящим вверх. Подъем занял много времени, даже больше, чем предполагали. Нужно спешить, а то отряд под началом Сы обнаружит стадо раньше них. Ветер изменил направление и задул сбоку. Ге-пья обернулся и, окинув взглядом собратьев, нахмурился: ветер мог выдать их. Нужно торопиться. Они вновь растянулись в цепь и пошли вдоль гребня, обрамленного кустами акации и бузины. Но не прошли они и шести десятков шагов, как зеленая поросль зашевелилась и на залитый солнцем склон выскочило несколько баранов. Растерявшиеся охотники замешкались, пытаясь разобраться соружием. Бараны остановились и закрутили головами. Мен ыр приложил стрелу к тетиве и прицелился в крупного самца, чью голову венчали огромные, круто загнутые, блестящие в бликах солнечного света, рога. Несколько самок с детенышами кинулись в сторону, намереваясь прорваться, но дорогу им заступили охотники из отряда Сы. Засвистели стрелы. Звякнула тетива — Мен ыр тоже выстрелил: стрела вонзилась в грудь вожака. От удара баран покачнулся и припал на одно колено. Но тут же встал, вращая налившимися кровью глазами. Мен"ыр приложил вторую стрелу, но его опередили: сразу две стрелы пробили бок самца и он медленно опустился на землю, запрокинул голову и глухо заревел.
А вокруг началась настоящая бойня. Взятое в кольцо стадо, металось по лысому склону, не находя места, где можно было-бы укрыться от разящих смертоносных стрел: уже три барашка и две самки лежало на траве, а охотники все метали и метали свои стрелы и копья в обезумевших животных. Внезапно в середину круга прыгнул Ге-пья и замахал руками, давая тем самым понять, что охота окончена. Чья-то стрела пролетела над самой его головой. Ге-пья испуганно пригнулся. Мен"ыр поднял глаза и увидел сконфуженно остановившегося с глупой улыбкой на лице Сы. Ге-пья погрозил ему кулаком и Сы совсем смутился. Охотники расступились и остатки стада на полном ходу хлынули в образовавшуюся прореху и быстро скрылись за изгибом гребня.
Охотники ходили вокруг добычи и весело переговаривались, разглядывая чьи стрелы торчали в тушах. Мен"ыр подошел к поверженному вожаку, так и замершему, лежа на подогнутых ногах; голова его свесилась и уткнулась в траву. Деловито и неспешно Мен"ыр, помогая себе ножом, начал вытаскивать глубоко увязшую в плоти стрелу. К Мен"ыру подошли По-на-ло и младший брат следопыта Сы — это их стрелы торчали из ребер мертвого вожака стада. По-на-ло, грузный, широкий в костях, строго насупил брови и громко засопел, выражая неудовольствие. Брат Сы был спокоен и, присев рядом с Мен"ыром, тоже стал извлекать свою стрелу.
