Меня обогнал прапорщик Васютин с пулеметом "Смит-Вессон". Прапорщик стрелял короткими очередями и матерился.
Артиллерия прекратила стрельбу. Волна красных приближалась. На флангах они разворачивали тачанки. Еще минута и мы столкнулись.
Обе противоборствующие стороны пронеслись в глубь строев друг друга. Лязгнул металл. Первые красные, проколотые пиками казаков, упали на землю. Анненков, потерявший шашку, крутил своего коня во все стороны и стрелял из револьвера. Я рубился молча со здоровым бородатым мужиком в матросском бушлате. Он охал с каждым ударом шашки, с ненавистью смотрел на меня. Я отбивался, как мог. Наконец изловчившись, ударил его под мышку. Мужик охнул и осел на бок. Я его добил ударом шашкой в шею.
Лошади подняли клубы пыли. Вокруг стоял мат, стрельба, лязг металла, стоны и крики раненых и умирающих. Взгляд выхватил картину, как казак воткнул пику в пулеметчицу в красной косынке и упал сам сраженный пулей рядом с тачанкой. Васютин с пулеметом крутился на земле, видимо его конь пал.
Лицо заливал пот. Рука от махания шашкой стала быстро уставать. Я уже не вглядывался в лица нападавших. Шла простая военная работа. Рубил шашкой на право и налево. Пахло пылью, потом и кровью. Лошади кусали лошадей и топтали раненых.
Натиск красных стал ослабевать и тут раздался сигнал горниста к отходу.
-В чем дело!— вскрикнул рядом со мной запыхавшийся Жудро.
Жудро выругался. Он потерял фуражку. Правый рукав мундира был рассечен и побурел от крови.
-Они же бегут!— вновь крикнул он,— Это измена!
Но, вглядевшись в наш тыл, закрыл рот. Оставшиеся в живых красные поворачивали назад. Я развернул своего коня и увидел, как у нас в тылу в сторону боя шли три огромных танка. Три ромбовидных железных "мастодонта", выпуская облака выхлопных газов и рокоча двигателями, давили широкими гусеницами землю, приближались к нам. Позади танков шла пехота.
Со стороны красных послышалась пулеметная стрельба. Остатки нашей бригады, повинуясь сигналу горна, разворачивали лошадей и, отказавшись от преследования, направились в сторону танков.
Держась за раненый бок, нас обогнал Анненков.
-Господа, перегруппироваться за пехотой!— хрипло крикнул он, махнув рукой, с зажатым в ней револьвером.
Ко мне подбежал с пулеметом Васютин и взялся за стремя.
-Давай пулемет,— сказал я, останавливая коня.
Я принял пулемет. А Васютин запрыгнул ко мне за спину.
-Вот они, танки!— восхищенно крикнул он мне в ухо. — Помогли союзнички, поживем еще!
Я поморщился. В ухе от крика вахмистра зазвенело. Тут я заметил, что до сих пор держу шашку в руке. Вытереть ее от крови было не чем, и я так и вставил ее в ножны.
Лошади косились на проезжающие мимо нас танки, которые, миновав нас, открыли пулеметный огонь по обороняющимся красным.
Пехота, состоящая в основном из недавно отмобилизованных крестьян, молча и хмуро прошла за танками. Кавалеристы останавливались, вставая в редкую цепь.
У нас над головами вновь полетели снаряды белых. Красные открыли ответный артиллерийский огонь. Но видимо орудий у них было мало, и их огонь не наносил ощутимого урона ни нам, ни пехоте. Танки подъехали к месту нашего боя и, не глядя на оставшихся на поле павших и раненых, не останавливаясь, двинулись дальше вперед, давя гусеницами все под собой. Пехота, повинуясь приказу главнокомандующего: "Пленных не брать", штыками добивала раненных красноармейцев.
В нашем тылу из-за холма, где сосредотачивалась бригада для атаки, показались фургоны санитарной службы.
Солнце стояло в зените и пекло немилосердно. Васютин спрыгнул и, забрав у меня свой пулемет, побежал ловить, свободную лошадь, которых в достатке, потерявших после атаки, своих хозяев, паслось недалеко от нас.
Шею резко обожгло. Я дернулся с испугом. Подумал, что схватил шальную пулю. Но это оказался слепень. Я отбросил его с отвращеньем. Жудро, привстав на стременах, смотрел в бинокль в сторону фронта. Два казака помогали раненому Анненкову слезть с лошади. В их сторону, спрыгнув с фургона, бежала санитарка, на ходу доставая из брезентовой сумки бинт.
Слепни роились вокруг нас. С удовольствием, видимо, кусали лошадей, которые раздраженно обмахивали свой круп хвостами. Мне, почему-то, слепни старались сесть на губы, и я отмахивался от них рукой, а то и просто прикрывал ладонью рот.
— Танки дошли до передовой красных,— прокомментировал Жудро. Смяли заграждения из "колючки" и пошли вдоль траншей. Давят пулеметные гнезда.
И правда пулеметная стрельба с фронта стала слабеть.
Из-за холма показалась кавалерия. Повинуясь звуку горна, кавалеристы разворачивались в цепь и рысью устремлялись в атаку.
Анненков, голова которого покоилась на сумке медсестры, что-то слабо крикнул и взмахнул рукой. Медсестра опустила его руку, повернула на бок и продолжила перевязывать ему живот.
-Господа!— крикнул Васютин.
Он уже был на коне и гарцевал перед нашим поредевшим строем.
-Господа! Победа нас ждать не будет! Город наш, господа! Вперед!
И мы влились в общую лавину белой кавалерии.
Красные, не оказывая сильного сопротивления, оставляли город. Я и Жудро были еще живы. Васютин где-то затерялся. Мы с Жудро, и еще десяток казаков, преследовали тачанку красных на Елизаветинской улице, и тут очередью из пулемета с этой тачанки был убит мой конь. Он рухнул на передние ноги, и я мгновенно кубарем упал на брусчатку. Покатился, как бочка и получил по затылку своим же кавалерийским карабином. Как получил, так и отключился тут же.
Очнулся я оттого, что меня трясли и шлепали по щекам.
-Ильин, с Вами все в порядке!?— услышал я взволнованный голос Жудро и открыл глаза.
Увидел красное, взволнованное лицо поручика. Колени ныли, спина болела. Болел затылок. Во рту чувствовался вкус крови. Я пошевелил пальцами и ступнями.
-Кажется все в порядке, поручик,— прошептал я и попытался сесть.
Жудро помог мне, и я присел на труп убитого коня. Мимо нас проехал бронеавтомобиль и за ним пошла пехота. Слышалась пулеметно-ружейная стрельба и артиллерийская канонада.
Перед глазами все поплыло, и я схватился за голову. Закрыл глаза, отгоняя тошноту, и попытался сосредоточиться, чтобы вновь не потерять сознание.
-Господин офицер ранен?— услышал я женский голос.
-Господин офицер отбил себе мозги и ему надо прилечь, барышня,— услышал я, как ответил Жудро.
Я открыл правый глаз и увидел, что к нам подошли две женщины в длинных серых платьях. Головы их были повязаны цветастыми платками.
-Мы здесь рядом живем,— быстро проговорила женщина постарше. — Может, мы его к себе заберем?
-Забирайте!— обрадовался Жудро.— Как Вас зовут?
-Меня зовут Свиблова Мария Николаевна,— отвечала женщина.— А это моя племянница, Лиза.
-Поручик Жудро Иван Сергеевич,— отрекомендовался Жудро.
-Ильин, я нашел Вам лазарет! Отлежитесь тут, а я Вас завтра навещу!
Он подхватил мой карабин и помог подняться, и мы пошли за женщинами во двор дома, ворота которого открылись, и оттуда выглянул испуганный бородатый дворник в сером фартуке.
Дворник подхватил меня с другой стороны и спросил поручика:
-Господин офицер, а конь-то?
-Какой конь?— не понял Жудро.
-Да тот, что пал...
-И что?
-Так мясо же пропадает!
-Аааа. Так забирай, Господи! А за седло спрошу! Заберу завтра!
-Да на кой нам седло! Нам жрать нечего! А седло есть не будешь!
-Боже мой!— проронил я.— Ну, не орите вы так. Голова разламывается.
-Все-все пришли!— прошептала Мария Николаевна, и шикнула на дворника, — Вот тут еще по ступенькам и дверь направо.
Я стал переставлять ватные ноги по ступенькам и кажется "поплыл". Так как очнулся вновь, уже на диване и открыл глаза, почувствовав, как мне на лоб легло влажное полотенце.
Рядом со мной сидела Лиза Алтухова.
-У тебя анальгина нет?— спросил я.
Она вздохнула и, покачав головой, закатила глаза.
-Ильин, какого черта?— обернувшись на дверь в комнату, где мы находились, прошептала она.— Что происходит?
-А ты как здесь?— я попытался встать, но снова опустился на подушку. Перед глазами снова "поплыло" и заболела спина.
-Лежи уж,— она мягко надавила ладонью мне на плечо.
-Утром проснулась в этом доме. Я племянница Марии Николаевны. Никогда ее не знала,— быстро зашептала Лиза.— Что тут творилось, ужас! Позавчера кто-то взорвал склады на железнодорожном вокзале. Чекисты взяли заложников и мужа Марии Николаевны тоже. Он был какой-то начальник на железной дороге. Говорят, тысячу человек арестовали и, говорят, их всех вчера расстреляли. Мария Николаевна ходит вся не своя.
-Что происходит!?— наклонившись ко мне, жарким шепотом выпалила Лиза.
-Я карту вытянул,— вздохнул я.
-Какую, на хрен, карту!? Я после Кукитуки едва отошла и тут снова такая чехарда!
-Вот именно, чехарда,— прошептал я и закрыл глаза.
Когда я их снова открыл, в комнате было темно. В щель приоткрытой двери струился слабый желтый свет. Пахло вареным мясом и кажется керосином. Был слышен приглушенный разговор нескольких человек.
Меня уже не тошнило. Судя по всему, я получил небольшое сотрясение мозга. На лбу все также лежало влажное полотенце. Я его снял и скомкал в руке. "Итак, я в 1919 году. Демон то хулиган! Что он этим хотел сказать? Да и Лиза. Как она здесь!? Почему!? Она то причем? А может это и не она вовсе, а демон и есть. Он же превращался в Монро. Видимо, так и есть: Лиза— это демон. А как иначе? И что дальше? Надолго я здесь? А главное зачем? Если надолго, то я-то знаю, чем эта война закончилась. А может здесь найти надо что-то? Выход какой-то?"
Голова от этого потока вопросов снова заболела. Я поморщился и попытался встать. Хотелось есть, курить и в туалет. Кряхтя, и поглаживая зажатым в руке мокрым полотенцем шишку на затылке, я сел на кровати и, не заметив, смахнул со стоящей рядом с кроватью табуретки тазик с водой. Тазик с грохотом брякнулся на пол, плеснув холодной водой мне на голые ступни. Я вздрогнул от неожиданности. Разговор за дверью смолк, и дверь в комнату открылась. Вошли Лиза и Мария Николаевна. В руках у Марии Николаевны была керосиновая лампа.
Мария Николаевна передала лампу Лизе и подбежала ко мне.
-Сергей Сергеевич!— взволнованно зашептала она.— Куда же Вы! Вам лежать надо! Ложитесь немедленно!
Она положила руки мне на плечи, пытаясь вновь уложить в кровать. Я мягко отстранился.
-Не могу я в кровать,— буркнул я смущенно. — Я в туалет хочу.
В комнату вбежала полная девушка с длинной косой. Ахнула и убежала. Тут меня пронзила мысль, что в комнате женщины, а я в исподнем, так сказать, и наверняка исподнем грязном. Но удивленно обратил внимание на белые рубаху и кальсоны. Пощупал штанину. Похоже, кальсоны были свежими. Взглянул на Лизу.
-Мария Николаевна тебя переодела, пока ты спал,— хмыкнула она и пропустила девушку, которая пришла уже с половой тряпкой.
Девушка опустилась на колени и стала вытирать лужу на полу.
-Может в тазик?— растерянно проговорила Мария Николаевна и взглянула на Лизу.
Я хмыкнул. Лиза пожала плечами. В дверях показались поручик Жудро с вилкой в правой руке и бородатый мужчина в черном мундире. В желудке забурчало от голода, как только я увидел жующего Жудро.
-Как Ваше здоровье, штабс-капитан?— заплетающимся языком проговорил поручик.
-Отлично, поручик,— пробормотал я.— А еще в доме есть кто? Может, не все меня еще в кальсонах видели?
-Шутит, значит, на поправку пошел!— рассмеялся Жудро.— Здесь есть отличный ватерклозет, штабс-капитан! Вам помочь?
-Ах, оставьте Ваши шутки поручик! Я сам,— сказал я и огляделся в поисках одежды.
-Катерина!— обратился Мария Николаевна к девушке.— Принеси господину офицеру его одежду.
-Вам помочь одеться? — смущенно спросила она меня.
-Я сам, спасибо!
Катерина испарилась из комнаты и через мгновениe принесла сложенную в стопку мою форму и начищенные до блеска сапоги. Все вышли, прикрыв не до конца, чтобы в комнату пробивался свет, за собой дверь.
Я оделся. Портянки Катерина не принесла, и сапоги я одел на босу ногу.
В гостиной за столом сидели все знакомые, кроме мужчины в черном мундире. Он встал и пожал мне руку.
-Свиблов Андрей Петрович,— представился он.— Инженер-железнодорожник.
-Очень приятно,— я пожал протянутую руку. — Штабс-капитан Ильин Сергей Сергеевич. Не проводите ли меня к уборной?
-Ах, простите,— засуетился Андрей Петрович. — Прошу!
Он показал рукой направление и пропустил меня вперед.
-На удивление водопровод еще функционирует,— быстро проговорил инженер.
Когда я шел обратно из туалета, открылась дверь кухни и выглянула Катя, которая была горничной в этом доме и по совместительству кухаркой. Катерина смущенно протянула мне свернутое в рулончик фланелевое полотно.
-Я забыла,— приятным грудным голосом, опустив глаза, сказала она,— Портянки то я Вам забыла отдать.
Я взял портянки и засунул их в карман галифе.
-Спасибо, Катя, все в порядке,— я улыбнулся и прошел в гостиную.
За столом сидели Лиза, рядом с ней красный и, похоже, уже пьяный Жудро. Поручик держал Лизу за руку и что-то ей говорил. Лиза с ироничной и снисходительной полуулыбкой смотрела на него и пыталась вырвать свою ладонь, которую Жудро все норовил поцеловать. Свибловы сидели рядом. Мария Николаевна смотрела на мужа и что-то ему говорила, тот кивал.
В центре стола стояла фарфоровая кастрюля и тарелка с солеными огурцами. Высилась большая квадратная бутылка с чем-то белесым, я понял, что это самогон.
При моем появлении поручик оставил в покое Лизу. Свиблов встал, и началась небольшая суета.
— Присаживайтесь, Сергей Сергеевич!— инженер показал на свободный стул.
— Чем богаты, тем и рады,— улыбнувшись, сказала Мария Николаевна, накладывая на тарелку тушеную картошку с мясом.
Рот у меня наполнился слюной. Поручик разливал в рюмки самогон.
-Вы меня извините, Ильин!— весело проговорил раскрасневшийся поручик.— Но я "загнал" Ваше седло!
Жудро щелкнул по бутыли. Свиблов пододвинул ко мне блюдо с огурцами. Я заметил бурое пятно у него на рукаве и грубо зашитый разрыв ткани.
-Да оно Вам и не понадобиться!— хохотнул он.— Конь то Ваш вот он, на столе.
Вошла Катя, неся перед собой самовар. Увидела, что Мария Николаевна накладывает мне картошку, охнула.
-Что же Вы сами то?— Катерина поставила самовар на стол и, взяв тарелку из рук Марии Николаевны, поставила ее передо мной.
Покачивая укоризненно головой, с полотенцем на плече, Катерина вышла из гостиной. Я схватился за вилку, а поручик за рюмку.
Я с удовольствием пережевывал кусок конины. Жудро, стоя оглядывал всех за столом и собирался произнести тост. Лиза наливала из самовара кипяток в чашку. Вошла Катерина и поставила на стол две вазочки с вареньем.
-Вишневое,— сказала Мария Николаевна.
-Может не стоит, Ильин? — кивнула Лиза на рюмку с самогоном.— У тебя и так, видимо, голова болит еще.
-А что!— хмыкнул Жудро. — Клин клинышком выбивают!