Путин и кошмар самураев

Девушки хором воскликнули:

— Пытать его! Мучить в миллионе ипостасей!

Тана воскликнула со страхом:

— Нет! Не надо он хороший!

Гиперимператор усмехнулась и спросила свежеиспеченную королеву:

— А чего можешь нам дать, чтобы мы самца не мучили?

Тана растерянно пробормотала, мигая глазками:

— Требуйте! Все сделаю!

Гиперимператрица ответила ласковым тоном:

— Хорошо! Но ты взамен должна завоевать империю Термидор. Там правят самцы — отвратительно!

Тана растеряно пробормотала:

— А у меня хватит сил?

Гиперимператрица уверенно ответила:

— Хватит крошка! Поверь, мы тебе поможем! А пока правь и наслаждайся властью!

Тана на всякий случай спросила:

— А я все могу!

Гиперимператрица кивнула:

— Все! Хочешь, прикажи и триллион сидящих в зале девчонок будут подвергнуты самым жестоким истязаниям!

Тана помотала головой:

— Нет! Я не хочу никого ни убивать, не мучить! Мне хочется что-то доброе сделать!

Гиперимператрица охотно кивнула:

— Делай! Твоя воля, моя воля!

Тана заморгала и спросила у семицветной девчонки:

— У вас нищие есть?

Так гордо выпрямив стан, ответила:

— Нет!

Тана неуверенно спросила:

— А безработные!

Девушка ответила гордо:

— У нас коммунизм! Все бесплатно, от каждого по способностям, каждому по потребностям!

Тана предложила:

— Тогда может что-нибудь построить?

Девушки хором воскликнули:

— Что угодно построим о величайшая!

Гиперимператор произнесла, торжественно:

— Моя воля, это твоя воля!

И исчезла, словно отключили изображение.

Сталин-Путин тут снова отвлекся. Хотя сейчас куда спокойнее. И советские девушки могут расслабится.

Наташка заперлась в купе. И никого не желала видеть. Она лихорадочно строчила свое новое произведение. Этот замечательный и неповторимый сериал. С радостным и светлым будущим. При котором все хорошо, и даже можно сказать замечательно;

Вот это с ним случилось на окраине Юго-восточной Восточной Пруссии. Сентябрь 1944 года, время, когда уже дыхание победы становиться все ощутимее. Союзники высадились и захватили почти всю Францию. В Белоруссии Вермахт разбит вдребезги, пожалуй, фрицы потеряли последние шансы надолго затянуть войну. Но вот ему мальчишке-разведчику приказали: "Копай ты боевая единица рабсилы!". Короткими хлопками, небольшой притупившейся от многих тонн вывернутой земли лопатки стирая пот Максимка прибил землю и желтеющий дрен вокруг себя. Недовольно насупился, в прошлый раз он стащил у немцев целый ящик эрзац-шоколада, хотел порадовать девчат. А за это и самовольный поджог лишь получил по шее. Да еще и пяткам крапивой высекли, за самовольное нарушение приказа. Знай, мол, свое место, и следуют приказам. А если тебе еще тринадцати считай нет... Хочется чего-то большого чем просто запоминать, или записывать (Впрочем, при той памяти, что была у Максимки последнее и вовсе не обязательно!). Почесывая зудящие пятки, мальчишка-разведчик выложил целую цепочку дернин в виде кургузой дуги, разрубленной пополам проемом, расширяющимся в сторону седеющей осенним златом рощи, от которой они шалопаи сморкатые прибежали.

Хотя вот крайне мало приятного в такой работе как копать, копать и еще раз копать.

— Шнель... — И улыбка. — Угу, это стояще... — Мальчишка сержант, тоже вряд ли старше пятнадцати сгреб огромной, тяжелой, явно трофейной (Разумеется, наши таких, что шею может отломать не носят.) каской остатки взрыхленной уже чужой, немецкой земли. Максимка с улыбкой кивнул и, выпрыгнув из отрытого чуть глубже, чем по колено рослого подростка-сержанта (ему, конечно, в нем, куда повыше примерно по пояс), окопа, снова ухватился за рукоятку кирки и одновременно мотыги. Лязганье из-за леска ощутимо, что даже барабанным перепонками стало щекотно усиливалось. Юный воитель, как раз посмотрел в ту неродную сторону, когда из-за самых красноватых верхушек деревьев вдруг выпрыгнули три призрака, мгновенно блеснувшие на солнце желтым, синим и белым.

Максимка выдал:

— Внезапность на войне, как парус на яхте, только не так заметна!

— Штормовая атмосфера!!! — Истошно заорал юный сержант, в одно мгновение, словно землемер, сложившись пополам на дне окопчика. Максимка, скаля зубки, поднял тонкими, но сильным, жилистыми руками увесистое оружие. Бесстрашно выставив перед собой обвитый лентами пулемет. Мальчишка-сержант съежился и, нахлобучив на голову каску, осыпавшую его струями земли, пробормотал:

— Если застали солдата врасплох, значит, боец в наблюдении плох!

Истребители-штурмовики, грозные и тяжелые Фокке-Вульфы К-10, заревев белугой, сбавились высотой почти до уровня царственных крон деревьев. Плюнули снарядом из авиапушки и прошли лезвием бритве слева от мгновенно осиротевшего пустотой холма. Теперь стало видно, как поворачивались светловолосые, но с черными со свастикой цвета асбеста повязками головы пилотов. Встав словно закрученный ловким броском гимнастический диска, на широкое крыло, оба самолета синхронно развернулись.

Максимка выпалил фразой:

— Точность вежливость не королей, а тех солдат кто стволами мушкетов поддерживают их трон!

Могучие машины с двигателями в 2500 лошадиных сил с тремя пушками калибра 30-миллиметро и четырьмя 20, еще больше снизились. Максимка воспринимал их движение замелено. Он понимал, что не взять штурмовик пулеметом, даже в хвост. Но надо ловить свой шанс. А механические ястребы смерти отвернули в сторону поля, сделали короткую горку, снова раскрутились и, прибавив скорость, понеслись на холм.

Максимка в досаде буркнул:

— Такая цель... Сбить один — орден!

Сержант-малолетка поглядывал теперь попеременно, то на них стервятников с воздушной ямы, то на проплешневелую воронками опушку леска. И хотя Максимка демонстрировал осторожную воинственность, он только вжимался в землю еще плотнее, словно боксер в битве с грозным панчером сгруппировался, согнув шею, чтобы таким образом представлять собой минимальную цель. На плоскостях бронированной цементированной плитки приближающихся штурмовых самолетов замигали блеклые, розовенькие и желтые точки. Максимка показал им кукиш.

Внезапно воздух вокруг, словно попавший в капкан медведь заныл, и верхушка холма покрылась воющими и разлетающимися осколками камней, вырывающимися из невысоких столбиков коричневой пыли, поднимающихся вокруг. Два истребителя-штурмовика промчались прямо над холмом, и ушли, раскачиваясь, в сторону реки. Приподнявшись над бруствером, Максимка подпрыгнул на носочках, выискивая достойную цель. Но как на зло не видно ни рам ни "табуреток". А от командующий сержант выложил его пулемет на сошки. Мальчишка снисходительно подчинился и снова с показным исступлением начал выгребать землю сорванной с затылка начальника массивной каской. И посвистывал...

Соседка что пахала справа посмотрела на него с мрачностью и взъерошила собственные не по полу коротко стриженные волосы( а куда денешься, в длинных и вши быстрее заведутся и в бою фриц как схватит и намотает на руку). Вот девчонка и без малейшей охоты трудилась, тем не менее, энергично стряхивая светло-рыжую глину.

Максимка ощутил скуку. Ему не хотелось курить, так подобное деяние постыдно для пионера, но вот желание подраться все возрастало. А это каска, что приходилось, рыть вызывала определенные ассоциации, и желание спеть. И Максимка не выдержав, как запоет. Благо голосок у него, красив. Еще даже не стал ломаться, да и ломка бы его поверь совершенно не портит;

Затылок греет мне. стальная каска,

Рисунок смерти, пляшет злая тень!

Не стало жизни, мирной и прекрасной,

Клубиться дым сожженных деревень!

Вот мальчик бос и на плачах котомка,

Худой, оборван, тело в синяках!

Поет он псалом библейский так негромко,

Царапины и язвы на ногах!

В стране ликуют скорби, пляшет горе,

И словно бездна, весь народ впила!

Кровавым отдают и плачут зори.

Лишь гордо светят церкви купола!

Девчонка наклонила лик свой кроткий,

Расправив косы, средь осин и ив!

Бойцам не нужно: табаки и водки,

Молю чтоб Бог, нам благодать излил!

Мерещится с икон святой угодник,

Как будто молний сноп разит с лица!

Спасет тебя ль босую, чудотворниц,

Лохмотья прикрывают телеса!

Прохладно, осень, ты почти нагая,

Не ела долго, ребрышки торчат!

Но черствый хлеб на части разрезая,

Готовишь ужин для Руси солдат!

А Солнце в небе золотистым кругом,

Рисунок четкий, беленьких берез!

Идет девчонка за водою лугом,

Купает ножки в слезах синих рос!

И туча вроде небо распорола,

На ветках иней, круче косогор!

Война все жестче, словно ад Содома,

Блестит хрусталь прозрачнейших озер!

Уж выпал снег, а девушка босая,

Ей больно, ножки стынут но вперед!

Жестока к нищете зима седая,

Мороз суровый выставляет счет!

Но юное сердечко не остыло,

Хоть пальцы посинели — шаг быстрей!

Как бы косточка в трудах не ныла,

Будь быстрой, шустрой словно воробей!

Еще суровей стало, замерзаешь,

Но волю собери, ты всю в кулак!

Рыдая к херувиму обращаешь,

Чтобы помог в суровых сих делах!

Вот ангелы спустились и мечами.

Согрели ножки и нагую плоть!

Как жемчуг стало, что лилось слезам,

Прекрасно коль Господь решил помочь!

Мы точно также служим век России,

Стране святейшей, удивившей мир!

Нет во вселенной Родины счастливей,

Весь космос, все просторы покорим!

Хотя Максимка и пел очень красиво, так душевно, что слезы катились у бойцов из глаз, аплодисменты усталых людей оказались достаточно сдержанными. Но мальчишка не обижался, не ради хлопаний в ладоши он поет.

Кто-то шустро взбежал на холм, задержался над сержантом и коротко, но очень пронзительно свистнул. Командир приподнял голову. Высокая, стриженная под горшок словно парень, но на самом деле девчонка с защитными капитанскими погонами, взмахнув сильной рукой, небрежно кинула ему какой-то утяжеленный смашивающий ППС( Особенности этого обычно легкого автоматика работает за счёт отката массивного затвора под действием отдачи при выстреле. Стрельба ведётся с заднего шептала (с открытого затвора), ствол в момент выстрела не запирается. Режим огня — только автоматический). И воскликнула:

— Поосторожнее, в нем намного сильнее пробивная мощи, но меньше скорострельность. Новинка!

Тряхнула привязанными к брезентовому ремню подсумками, бросила Максимку конфетку и побежала, мелькая босыми, девичьими, еще не успевшими ороговеть подошвами дальше.

Подтащив с присоединенным подствольником автомат к себе, мальчишка поднял его одной рукой, второй держа конфету планируя надолго растянуть удовольствие. Но командир вырвал винтовку и, обтерев затвор ладонью, сержант вгляделся в выцарапанные на автоматически откинутом прикладе иероглифы.

Максимка же восхищенно заявил:

— А шоколад то в конфетке натуральный. — Перехватив недоверчивый взгляд командира подразделения, убеждено добавил. — Конечно же, натуральный, меня на эрзаце не проведешь.

Сержант сделал взгляд еще строже.

— Пулемет Максим! — Зло крикнул он. — Эй, тот чей язык стреляет, быстрее чем палит любой автомат.

Юный разведчик обиделся:

— Ну, что? Ты хочешь поиздеваться?

Сержант ухмыльнулся:

— Не догадываешься кто сей автомат таким сделал?

— Какой-то термоядерный гений! — Мальчишка поднял голову, высунувшись, из отрытого уже посчитай в полный профиль окопа.

— Почти угадал! — Сержант надул себя щеки.

Последовала пауза, Максимке не было слишком любопытно. Какая разница кто сделал тот или иное оружие. Главное, чтобы оно хорошо воевало. А фамилия конструктора фактор второстепенный.

Тогда сержант, видя столь явное равнодушие, выпалил:

— Мой родной дядя Сергей Дегтярев.

— Я очень рад! — Сухо обронил Максимка.

Воспоминания о трудовых буднях той войны, о впечатлении рытья лопатой германской земли, прервало появление двух кочевников с некогда белых, а теперь уже грязных, серых от пыли балахонах.

Видимо задумчивый вид Максимки вызвал у них подозрения, или в данный момент бойцы из числа бедуинов оказались не в настроении, но последовал грубый окрик. А когда мальчишка шагнул к ним, то только феноменальная реакция спасла его от ловко брошенного из-за спины широкоплечего кочевника аркана. Словно кобра лассо пролетело мимо и, опять последовал крик:

— Замри щенок, или мы тебя прикончим!

Максимка не удержался от прикола:

— Ты забыл добавить ради Аллаха!

Бедуины оторопели, в руках замелькали "буры". Но юный разведчик сам бросился на них, даже не думая убегать. Бросок маленького ножика пробил в самый глаз сидящего на черном коне кочевника. Тот, закричав, грохнулся вверх тормашками, да ее запутался в стремени. Второй боец на рыжем скакуне, пальнул, но мальчишка нырнул уйдя от пули, и вонзил второй сигнал прямо в сухожилие ноги. Перс, закричав от боли, судорожно дернулся, но ловким движением сильный как барс Максимка сбросил разбойника с коня.

Тот завалился с громким стоном, сильно ушиб спину. Разведчик-пацан с улыбкой произнес:

— Кто считает остальных щенками, сам окажется на счету живодера!

Кочевник без всякого успеха пытался подняться, но железные пальцы Максимки держали его твердо и даже затрещали кости. Наконец он выдал:

— Ладно твоя взяла... Можешь взять десять медных грошей из кошеля и убраться отсюда живым...

Максимка на сей раз неподдельно рассмеялся:

— Ну, ты дядя и даешь... А почему, только десять грошей, если я могу забрать у тебя все до нитки?

Кочевник хрипло пробормотал:

— А потому, что иначе ты не проживешь до рассвета. Тебя поймают, и будут столь жестоко истязать, что клянусь Аллахом, ты сам будешь просить о смерти!

Максимка пожал плечами:

— Было такое... Приходилось терпеть пытки, куда тут денешься... — Тут пацан сдвинул брови и заявил. — Спасибо, что предупредил, значит, тебя нельзя оставлять в живых.

Кочевник неожиданно испугался и залебезил:

— Да я вообще-то не то имел в виду... Что ты бача, возьми деньги и иди по добру, по-здорову.

Максимка плотоядно ухмыльнулся и наступил пыльной пыткой на поврежденную, ногу кочевника:

— Где самозваный принц Хотами?

Далее начал настоящая пытка, где юный разведчик показал себя на высоте. После сильнейших истязаний обезумевший от боли разбойник все рассказал. Он не дал точной информации, но приблизительные места тусовки главаря джихада номер один указал. Кстати выдал тайну, о двойнике....

Максимка все равно его прикончил — война есть война! Тут уж не либерализма.

— Можно когда царить мир украшать свое сердце незабудками милосердия, но когда бушует хаос войны, только шипастые розы беспощадности, оберегут душу от пожирания!

И снова мальчик затопал, пыля босиком по каменистой дороге. Дойдет скорее и возьмется за этого принца-принцессу. Может тогда, наконец, наступит конец войне, которая еще не успела настолько затянуться, чтобы пройти точку невозвращения.