Звания, награды, похвала начальства, полевые надбавки и прочая ерунда, раньше так ценимая, теперь кажется пустяшными детскими играми. Что интересно, командование обеих воюющих сторон, до того не баловавшее своих солдат наградами, вдруг не сговариваясь, принялось щедро раздавать ордена. Только Советы награждали за успешное наступление, а в Вермахте для поднятия боевого духа.

Печально вздохнув, Лютце задумался. Что значат железные кресты или продвижение по службе по сравнению с тем, что они видели. По сравнению с гибелью целых батальонов, со смертью товарищей, со своим чудесным спасением, когда смерть пролетала, посвистывая, у самого виска, а потом залезала холодными щупальцами под одежду, грозя превратить живого человека в ледышку. Наконец, что значили эти кусочки металла по сравнению с судьбой всей страны, висящей на волоске и, не в последнюю очередь, по сравнению с возможностью отоспаться и отогреться.

Но все-таки, как бы трудно им не пришлось, он, Лютце, не только справился со своей миссией, но еще вернулся живым и сравнительно здоровым. И теперь сидит в безопасности на глубине пяти метров и больше чем в пятидесяти километрах от линии фронта, заполняя наградные листы на подчиненных. Это ли не истинная награда?

Его предыдущее возвращение было далеко не таким триумфальным. Один, в оборванной русской шинели, снятой с трупа шапке-ушанке, с расцарапанным лицом и без оружия. Однако историей встречи обер-лейтенанта с чекистами очень заинтересовалось руководство контрразведки и армейское командование. Награждать Лютце по вполне понятным причинам не стали, но зато не расстреляли, и даже объявили благодарность. Сам Вилли Леман, новый любимчик Гитлера, недавно назначенный начальником контрразведки, лично встречался с обер-лейтенантом и несколько часов кряду расспрашивал обо всех деталях операции. На прощанье штурмбанфюрер пообещал пристроить перспективного сотрудника в Берлин, но прежде попросил выполнить еще пару важных заданий, с которыми никто, кроме Лютце не справиться. Большой опыт в подобного рода делах, знание местности, инициатива, способность маскироваться, и прочие бесценные способности оказались крайне нужными Рейху.

Будь его воля, Лютце отказался бы без раздумий. Работать в этом диком краю, полном лесов и болот, где толпами бродят партизаны, притворяющиеся немцами, и немцы, похожие на партизан? Нет уж, увольте. Но беда в том, что увольнять до конца войны его никто не станет, и пришлось уверить начальство в своей преданности и безграничном желании свершать большие дела.

Времени было в обрез, но зато в средствах не ограничивали, а сам Лютце до конца операции временно получил звание майора, что придавало ему лишний вес в глазах тех, с кем приходилось сталкиваться по служебным делам. Не теряя времени даром, новоиспеченный майор набрал себе самых лучших людей, которых только удалось быстро найти. Трое из них были прежними соратниками по невидимому фронту. Это гефрайтеры Астер и Родлер, выписанные на днях из госпиталя, и рядовой Кнапп, стоявший в тот роковой день у перекрестка, а потому избежавший плена. Еще четверых бойцов порекомендовали знакомые командиры: Фельдфебель Ричард Бонке — богатырского вида австриец, страстно мечтавший стать офицером, и потому сам вызвавшийся добровольцем. Пехотинцы Геллер и Штиглер, уже имевшие солидный послужной список, а в тылу оказавшиеся проездом, возвращаясь из отпуска. Единственный не нюхавший пороху в этой компании, обергефрайтер Цингер, был отличным стрелком, и его Лютце тоже взял без раздумий.

И вот, "были сборы не долги" как пелось в одной русской песне, и трехмоторный Юнкерс уносит маленькую группу за линию фронта, или вернее, за две линии, прямо в ленинградский котел.

Надо заметить, что единого командования у окруженных войск практически не было. Два основных штаба — группы армий "Север" и 18-й армии, успели вовремя покинуть станцию Дно, и теперь управляли своими корпусами удаленно. Учитывая, что между ними и подчиненными соединениями даже не имелось постоянной радиосвязи, все руководство сводилось к запоздалым директивам, никак не отвечающим обстановке, и призывам держаться. Переместиться поближе к месту ведения боевых действий никто из командования не торопился. "Покоритель Парижа" генерал Кюхлер даже после тонких намеков начальства возвращаться в свою окруженную 18-ю армию не спешил, и спокойно возился с теми небольшими ошметками подразделений, которым повезло оказаться за пределами котла. Фон Лееб несколько раз напоминал ему, что командующему армией надлежит в этой самой армии присутствовать, но все увещевания остались без ответа. Возможно, генералу все же пришлось бы отправиться на фронт, но вскоре фон Леебу, вопреки мнению Гитлера настаивавшему на отводе войск, пришлось уйти в отставку. Теперь группу армий "Север" возглавил сам Кюхлер, но особого триумфа от этой чести он не испытывал. Обе армии, составлявшие эту группу — 16-я и 18-я, находились в окружении. Наличных сил, составленных из гарнизонов, тыловых и охранных частей, а также нескольких дивизий, срочно переброшенных из групп "Центр" и "Юг", едва хватало, чтобы держать фронт. Спасти положение действительно мог только отход назад и сокращение линии фронта. Не собираясь ломать голову над проблемой, Кюхлер без долгих раздумий распорядился составить приказ от имении фон Лееба, и разослать в войска. Сам он об этом приказе, разумеется, "узнал" с опозданием, когда уже поздно было вмешиваться.

После отхода назад фронт тянулся от Великих Лук, которые осенью так и не смогли захватить целых три армии большевиков, почти по прямой линии до Псковского озера. Затем шел замечательный участок — Псковское и Чудское озера. Хотя и покрытые льдом, они могли выдержать только легкую технику, а потому атаки с этой стороны можно не опасаться. Еще дальше к северу фронт снова шел по суше от Чудского озера до Финского залива, где благодаря заранее подготовленным оборонительным рубежам натиск красных удалось приостановить.

Если бы не полное истощение резервов у русских, которые так и не смогли переварить окруженные дивизии, все могло бы закончиться гораздо хуже. А так глядишь, к весне подтянут резервы из Франции, заводы соберут новые танки, и все можно будет начинать сначала. Да и на окруженных армиях пока еще рано ставить крест. Правда, парка транспортной авиации катастрофически не хватало. Вот если бы советы нашли силы добить курский котел, на снабжение которого выделили столько самолетов, то ситуацию удалось бы исправить.

Но пока люфтваффе продолжает терять самолеты над Курском, куда Сталин бросил свои лучшие истребительные полки из ПВО Москвы. Истребительное прикрытие немцам не помогало, и пришлось полностью перейти на ночные рейсы. Однако набившие руку в ночных охотах, советские асы и в темноте продолжали отлавливать несчастные транспортники. И что странно, последний оставшийся под Курском аэродром находился всего лишь в паре километров от передовых позиций русских, но те не спешили наступать.

Не меньше трудностей было в снабжении восьми дивизий 16-й армии, окруженных под Демянском. Гитлер твердо приказал, чтобы Демянск защищали до последнего человека, однако сделать это оказалась труднее, чем сказать. Кольцо окружения быстро сжалось, и от линии фронта приходилось лететь двести километров над территорией занятой противником, а потом еще двести обратно. К тому же садиться на аэродроме Демянска было возможно только днем, и потери транспортная авиация несла огромные. Хотя самолеты посылали большими группами и в сопровождении истребителей, но и русские перехватчики становилось все многочисленнее. Первые десять дней полетов над котлом уже стоили немцам пятидесяти машин, а количество советских постов ВНОС и истребительных полков, переброшенных из Москвы, все возрастало. А ведь чтобы кормить и снабжать боеприпасами сто двадцать тысяч человек, требовалось как минимум четыреста тонн в сутки, а это двести рейсов. Хотя, впрочем, имелись сильные подозрения, что все командиры дивизий преувеличивают численность своих соединений, чтобы урвать лишнюю пайку для голодных ртов. После стремительного наступления русских, сомкнувших клещи вокруг шестнадцатой армии, потери должны быть чувствительными, а по отчетам получалось, что численность дивизий нисколько не убавилась.

Что и говорить, снабжать сразу две окруженные группировки было крайне трудно. Но когда к ним добавилась восемнадцатая армия, попавшая в ловушку под Ленинградом, положение стало просто критическим. Ситуация сразу усугубилась тем, что большие склады на станции Дно, с которых шло снабжение армии, попали в руки красных. Еще немало складов оставили при поспешном отходе, потому что вывезти все было невозможно. Малая пропускная способность местных дорог и неожиданно активное поведение русской авиации не оставили тыловикам никаких шансов. Даже часть боевой техники пришлось бросить, что уж говорить о запасах продовольствия или боеприпасах. Единственное, в чем повезло немцам, это со сравнительно малоснежной зимой. В 41-м осадков в Ленинградской области было мало, лишь пару раз прошел нормальный снегопад. Однако узеньким лесным дорогам хватило и этого. Весь убранный с дороги снег счищали на обочины, так что свернуть в сторону в случае авианалета было невозможно. Это позволяло советским штурмовикам расстреливать колонны, уничтожая машины вместе с грузом и создавая пробки на дорогах.

Но все равно, хотя и почти без припасов, без единого командования и даже без обещания скорой помощи, окруженные войска продолжали сопротивляться. Корпуса 18-й армии цепко держались друг друга, прекрасно понимая, что если они перестанут чувствовать локоть соседа, то русские мгновенно вклиняться в оголенный стык и разрежут котел на мелкие кусочки. Но если кто-нибудь из командующих корпусами даст слабину, то общая катастрофа неизбежна.

Примерно так рассуждал Лютце во время полета, стараясь не думать о возможных опасностях, подстерегавших его в небе. Впрочем, погода как на заказ стояла чудесная: Низкие облака, сильный ветер и туман. Нельзя сказать, что это приятно, но зато весьма безопасно. Относительно, конечно, ведь нелетная погода сама по себе угроза нешуточная. Но все же это лучше, чем встреча с противником. То, что отборные истребительные полки русских, прежде охранявшие Москву, теперь переброшены в Питер и Плескау (* Псков), секретом не являлось.

До цели было всего час полета, но сколько майору пришлось пережить за это время. Тряска, болтанка, и просто настоящий шторм. У них раз десять была возможность грохнуться, причем бочки с бензином и ящики с гранатами, занимавшие все свободное место в самолете, не оставляли шансов даже при сравнительно мягкой посадке. Еще хуже стало, когда подлетели к аэродрому. Антенна обледенела, и связи с землей не было, так что пилоты могли с чистой совестью поворачивать обратно. Но надо отдать должное героям-летчикам, они все же рискнули пойти на посадку.

Не успел Юнкерс остановиться, как Бонке уже открыл дверь и выглянул наружу. Потрясенный увиденным, он сразу заорал, перекрикивая рев моторов:

— Скорее, выгружаемся.

Не заставляя себя упрашивать, все бойцы маленького отряда, а также двое пассажиров, которым тоже не посчастливилось лететь в котел, схватили свои вещи и повыскакивали наружу, торопясь отбежать от самолета подальше. Успели они вовремя. Самолет уже со всех сторон окружила толпа офицеров, стремившихся занять себе место. Так как встречающих гестаповцев пока не было видно, то Лютце, устроившись на рюкзаке и натянув на лицо шерстяную маску, с любопытством принялся наблюдать за штурмом самолета.

Солдаты наземных служб явно не справлялись с превосходящими силами противника. Их сразу оттеснили в сторону, не дав даже разгрузить Юнкерс. Покончив с охраной, офицеры, до того заключившие негласное перемирие, тут же занялись междоусобной борьбой, в полном согласии с теорией Дарвина. Те что покрепче и понаглее, вскарабкались наверх и, проникнув в чрево транспортника, заняли в нем глухую оборону.

Ситуация резко изменилась, когда подъехал грузовик с полевой жандармерией. Эти прибыли с оружием и были готовы стрелять. Угрозами, ударами прикладов и выстрелами в воздух, по крайней мере, Лютце надеялся, что в воздух, им быстро удалось оттеснить офицеров от самолета. В салоне, наполненном взрывчатыми веществами, стрельба была весьма нежелательна, но после короткой рукопашной схватки им удалось выбить захватчиков и оттуда.

Пока вытаскивали грузы, все на время успокоились, но как только началась погрузка раненых, толпа отпускников снова заволновалась. Офицеры, решительно настроенные на продолжение службы Рейху где-нибудь в другом месте, были непреклонны, но и фельджандармы упорно стояли на своем. Они понимали, что у раненых выбор невелик — они или умрут без медикаментов, или их придется убить при отступлении, чтобы не оставлять комиссарам.

Не решаясь снова вступать в вооруженную схватку, офицеры начали усердно тыкать своими командировочными предписаниями и отпускными. Самый настырный обер-лейтенант, встав на четвереньки, даже смог протиснуться под ногами оцепления, но тут же был остановлен охраной.

— Я вам устрою бессрочный отпуск, — сердито зарычал жандарм, схвативший беглеца и, выхватив бланк отпускного свидетельства несчастного обера, порвал его в клочья. В ответ на робкие попытки возмущения он заорал, не сдерживая своей ненависти. — Предатели, если бы вы не побежали от русских, они не смогли бы нас окружить! Вас всех надо вернуть на фронт!

Лишенный своего билета в жизнь, разочарованный обер-лейтенанта понуро отошел и присел рядом с контрразведчиком. Генрих окинул его быстрым взглядом и презрительно скривился: Элегантное пальто, не рассчитанное на настоящую зиму, фуражка, легкие перчатки, а уж на обувь и смотреть страшно. Лакированные ботинки офицера, не предназначенные для холодной погоды, покрылись трещинами, и держались на ногах лишь потому, что были обмотаны какими-то веревочками.

— Что, на прогулку по парку собрались? — ехидно уколол лейтенанта Лютце. Собеседник сердито вскинул голову, но увидев, что перед ним майор, лишь растерянно пожал плечами:

— А на родине в этом году зима очень теплая, — виновато ответил он, — даже снега не ожидается.

— И вы полагали, что в России также тепло?

— Нет, конечно, но очевидно же, что при таких морозах и метелях все боевые действия отложат до весны.

С отвращением посмотрев на наивного теоретика, Лютце тяжело вздохнул, вспомнив, что уже не первый раз слышит подобные рассуждения. А ведь достаточно припомнить все войны, которая вела Россия, чтобы сообразить, что русские готовы воевать и зимой. Да взять хотя бы третью войну Советов с Финляндией. Хотя провокацию с артбострелом финны провели в конце осени, но Советы, не секунды не колеблясь, вызов приняли. Правда, вскоре русские сообразили, что к зимней войне они подготовлены плохо. Но все равно буквально за месяц смогли реорганизовать армию, и в самые жуткие холода проломили укрепления Маннергейма.

От скуки Генрих оглядел летное поле. После бомбежки прежнего аэродрома два дня назад его пришлось переносить на новое место. Сначала Лютце скептически отнесся к заверениям авиационного командования о том, что за пару дней удалось развернуть полноценный аэродром. Ведь это не просто большая площадка, расчищенная от снега, а еще зенитная батарея, метеостанция, куча оборудования. Добавьте еще тягачи для самолетов, ангары, ремонтную мастерскую, штаб, жилье для пилотов и механиков, средства связи. К тому же в условиях дефицита горючего расчищать снег приходилось не техникой, а людьми. Но, тем не менее, самолеты сюда уже садятся, и взлетная полоса довольно чистая.