Коротко кинув, девушка вскинула оружие и почти не целясь, выстрелила.
Не отрывающая от глаз оптику наемница недоуменно нахмурилась. — Еще! Выдохнула она резким лающим голосом.
Кити опять кивнула и спустила курок.
— Однако... — Покачав головой, наемница повернулась к Кити. — А ты куда стреляешь?
— Ну... — Кити несколько неуверенно пожала плечами. — Каф ты и фкафала, куфа и фы. На дфа пальфа от флома, ф лефую фтофону фефева. Фам ефе фетка торфит...
— Черт, — покачала головой Элеум. — Это же надо... А раньше стреляла? Не из пистолета, в смысле...
— Из пафиной финтофки, — смутилась девушка. — Тольфо она маленьфая была. И фам не паф-фоны были, а эфи... такие... металлифеские и переф кажффым фыстрелом нуфно было нафоф кафать...
— Пневматика, — понимающе кивнула Элеум. — И как, получалось?
— Папа говофил, фто я офень мефкая... И зорфая... А фто, фто-то не так? — Слегка настороженно поинтересовалась девушка. — Соффем плофо?
— Не-е, всё так, просто не каждый день видишь чудо... Всякое бывает, но, чтобы вот так, с рук даже без сраного коллиматора пулю в пулю ложили... — Озадаченно почесав переносицу, Элеум убрала монокуляр обратно в карман жилетки, и резко вскинув карабин выпустила остатки магазина в сторону рощи. — Куда я попала?
— Дефефо, больфое — толфтое тахое — метроф тифта отфюда. — Слегка склонив голову набок, Кити озадаченно прикусила губу. — Мне в те фе мефта фтрелять?
— А сможешь? — Снова достав монокуляр, Элеум буквально прикипела глазом к оптике.
— Ну... Я постараюфь. — Неуверенно протянула девушка.
На этот раз Кити целилась намного дольше. Поводила плечами, перетаптывалась и сосредоточенно пыхтела, что-то бормоча себе под нос. Хлесткий, словно хлопок плетки звук выстрела чувствительно ударил по ушным перепонкам, девушка чуть качнулась.
— Пуля не совсем по прямой летит, кисонька, — неопределенным тоном протянула внимательно вглядывающаяся вдаль наемница. — Она немного падает... Это как брошенный камень. Принцип тот же... На полусотне метров это почти незаметно, но на трехстах уже ощутимо. Сверху на прицеле фигульку видишь с цифрами? Это чтобы расстояние выставлять: десятка — сто метров, двадцатка — двести...
Договорить Элеум не успела. Прогретый солнцем воздух содрогнулся, взрезанный очередным ударом невидимого кнута.
— Отлично, но постарайся жать на спуск между ударами сердца...
Кити прищурилась, прикусив высунутый от напряжения язык, слегка наклонилась вперед. Три выстрела слились в один.
— Достаточно, — подняла руку Ллойс.
— Но... Плофо да? — Переступив с ноги на ногу, поинтересовалась девушка. — Я послефнюю на лафонь пофти промафнулафь.
— Плохо?! — Подкинув в руке тубус монокуляра, Элеум покачала головой и хрипло рассмеявшись, хлопнула себя по бедру. — Да чтоб у меня так плохо было!! Черт, кисонька, да ты прирожденный снайпер! Дай-ка я тебя расцелую!! — Широко раскинув руки, наемница шагнула к девушке.
— Не нафо!! — Испуганно отшатнулась от наемницы Кити и покраснела до корней волос. — Я... В смыфле... Я ффя гряфная... В крофи... Иффини... — Девушка потупилась и принялась ковырять неподатливую землю носком сапога.
— Проехали, — беззлобно хохотнула Ллойс. — Но потом даже не проси.
— Иффини, — повторила девушка. — Я не ф эфом смыфле. Не фотела фебя обифеть.
— А с чего ты взяла, что обидела... Хотя... Сказала же: проехали, — на секунду задумавшись, Элеум бросила взгляд в сторону рощи и принялась копаться в затылке. — А давай-ка попробуем вот так. — Небрежно бросив свой СКС на рюкзак, наемница сдернула с плеча массивную тушку снайперки. — Держи.
— Тяфёлая. — Охнула еле успевшая положить свое оружие рядом Кити.
— Ну да, тяжеловата. Большая часть металла заменена на полимеры и пластик, но всё равно, килограмм шесть будет, — с серьезным видом кивнула наемница. — Но и зверь этот немного другой породы. — Аккуратно достав из подсумка здоровенный, почти в ладонь длиной патрон, Элеум продемонстрировала его девушке. — Карабин, он больше против людей сделан, — пояснила она, оттягивая затвор и вкладывая боеприпас в патронник. — А эту штуку делали против техники. Движок там разбить, боевого дрона раскурочить. Киборга или серокожего на задницу посадить... Дронов нынче почти и не бывает, но такая пуля, всё равно, товар очень даже востребованный. Против тварей это оружие, девочка. У снежного червя, например, шкура сантиметров шесть будет. А над черепушкой жировая подушка в две ладони. Такую суку только из пятидесятки и бить... В общем... Цель... — Поднеся к лицу монокуляр, Элеум ткнула пальцем в дальний конец рощицы. — Вон тот здоровенный дуб. Если попадешь в осиное гнездо с третьего выстрела, я тебя... Не знаю... куплю тебе самое красивое платье, которое смогу найти. Ты как, видишь?
— Но... Туф метроф фестьсот буфет, — озабоченно нахмурилась Кити.
— Если точно — шестьсот тридцать семь, — пощелкав какими-то кнопками на монокуляре, произнесла Элеум. — Эх... мне бы такие глаза... Ладно... Во-первых, опустись на колено: из таких штук с плеча стрелять почти невозможно. Если ты, конечно, не серокожий или еще какой здоровенный ушлепок... Локоть упри. Ага, вот так. Эх, были бы сошки, вообще бы лечь порекомендовала... Теперь слушай. Представь, что у тебя вместо пальца лепесток цветочка. Нежный-нежный. А еще учти, что пуля очень тяжелая и быстрая, потому падает намного меньше. И ветром ее почти не мотает. На километре будет примерно, как из СКС на трёх сотнях. Готова?
— Сейфяф... — Немного поерзав, Кити утвердила локоть на колене, чуть приподняла плечо, глубоко вдохнула...
БАХ!! Приклад лягнул с силой разъяренного мула. Ствол, лишенный призванного скрадывать большую часть отдачи пламегасителя, подбросило сантиметров на тридцать вверх. Потерявшая равновесие девушка неловко повалилась в редкую, жесткую, колючую, будто рассерженный еж траву. — Ой...
— С первого раза... — медленно опустив руки, Элеум повернулась к бывшей рабыне. — С первого, мать его за ногу, раза! — Повторила неверяще она. — Без оптики. После драки. С трясущимися руками. С первого... Твою мать... — Спрятав монокуляр, наемница опустилась на корточки. — Знаешь Кити, — обратилась она к потирающей плечо девушке после минутной паузы. — Отныне это твоя винтовка. А теперь еще два выстрела. Хорошо?
— Она тяфелая. — Помотала головой Кити. — И плефо фольно.
— Пламегаситель купим или Болта выточить попрошу, для тебя уж он расстарается, сошки тоже у него закажем. На затыльник приклада резинку прикрутим с пружиной. А что до тяжести... — Элеум невесело усмехнулась. — Ты что, думаешь я эту дуру тебя таскать заставлю? В машине пусть лежит. А доставать будем только в крайнем случае. Так что, согласна?
— Ты фто, меня больфе уфить стреляфь не буфефь? — Несколько непонимающе захлопала глазами девушка.
— Стрелять? Ну, почему, — наемница криво усмехнулась. — То, что ты за километр тютелька в тютельку садишь, это еще полдела. Надо двигаться уметь, тактику изучать. В поле, в лесу, в городе... Знать, куда какую тварь гасить. И оружие быстро уметь выхватывать, цель ловить шустро... Так что, даже не надейся. И с ножом занятия продолжим. А то видела я, как ты того парня...
Плечи Кити неожиданно поникли.
— Ллойф... — Перебила она наемницу. — Я... я...
— Про револьвер вспомнила? — Наемница беспечно отмахнулась. — Не расстраивайся, дерьмо это был, а не револьвер, я его специально подбирать не стала. К тому же, вы пока с тем уродом в грязи валялись, барабан ему выбили... И как умудрились только?..
— Револьфер? — Кити непонимающе моргнула. — А... Да... то ефть, нет... Иффини... я... я... федь... Я федь... я сефодня четыреф челофек уфила...
Уголки губ Ллойс опустились. На секунду на лице наемницы проступила гримаса с трудом сдерживаемой злости.
— Дура. — Злобно выплюнула она после долгой паузы. — Каких, на хрен, человек? Где ты там людей нашла?
— Но... фы фто? — Непонимающе захлопала глазами девушка.
— Это. Не. Люди. — Раздельно проговорила наемница, вздохнув, и потянулась за очередной сигаретой. — Люди не грабят. Не насилуют. И не убивают ради забавы. Кстати, — покопавшись за пазухой, охотница извлекла на свет пресловутый пластиковый футляр и протянула его Кити. — Твое зеркальце, кисонька. Кушать хочешь? У меня галеты есть. Только руки сначала помоем... Самое главное — это руки мыть, а то глисты, дело такое... Дикого чеснока потом не напасешься...
Кити вздохнула. Она уже достаточно хорошо знала Элеум, чтобы понять — Наемница нервничала. И злилась. Сильно злилась.
* * *
Мэги разогнулась и утерла со лба выступивший пот. На коже осталась широкая грязная полоса, но женщине было наплевать. Слишком устала. Слишком трудно было возделывать эту неподатливую, скудно делящуюся урожаем землю. Слишком сильно тряслись натруженные за день руки. Слишком болела сгорбленная от непосильной работы спина. Когда Харп предложил ей уехать из Бойни, это казалось неплохой идеей. Действительно, неплохой. Поставить собственную ферму, ни от кого не зависеть... Да и начиналось всё достаточно хорошо. Не без проблем, конечно. Но жизни без проблем не бывает. Что стоило только купить и оттранспортировать их будущий дом — остатки проржавевшего товарного вагона в эту несусветную глушь. А поставить и увить десятками рядов колючей проволоки периметр или найти подходящий полиэтилен для теплиц... Но, несмотря на многочисленные хлопоты, им действительно было хорошо. По-настоящему хорошо.
К концу первого года, когда вспаханная впервые, наверное, за сотню лет земля, несмотря на недостаток полива и не слишком умелые руки, дала необычайно богатый урожай картофеля и кукурузы, когда на вырученное за него на осенней ярмарке серебро они смогли нанять лозоходца, пробурить две новые скважины и даже купить три десятка кур и двух свиней, когда к концу первой зимы на поле, на их поле, выпал настоящий чистый и белый снег, Мэг начала думать, что все наладится. Никакого больше опиума, казалось ей. Никакой работы в теплицах Финка. Никаких ежедневных норм, вони перебродившего макового сока, грязи бараков, ежедневного "задабривания" шерифов и приходящей по ночам беспросветной тоски и сожалений о загубленной жизни. Никаких исколотых тупой, искривившейся от долгого использования иглой, вспухших под истончившейся кожей безумной дорожной картой вен, утренней дрожи и мечтаний об ежевечерней дозе. Тогда ей казалось, что она очистилась. Тогда ей казалось, что все будет... хорошо.
Но хорошо не стало. Харп так и не смог соскочить. Так и не смог до конца очиститься от этой дряни. Рождение ребенка, их ребенка сдерживало его почти год, но потом он, всё равно, сорвался. И ушел, а взамен пришла осень. Неожиданно холодная, сухая, превратившая их утлое жилище в настоящую холодильную камеру. Она пришла слишком рано, превратив весь урожай в груды перемерзшего силоса. Осень была жадной. Ей было мало урожая. Осень забрала ее дочь. Мэг похоронила ее за домом. Под посаженной Харпом яблоней, молясь только об одном, чтобы холод забрал и ее. Не забрал. К концу зимы, когда навалившиеся на степь вместе с бурями морозы начали отступать, а она бледной тенью самой себя нашла в себе силы выползти из дома, в голову Мэг пришло решение — жить. Она будет жить, несмотря ни на что. Она не сломается. Пусть небеса обрушивают на ее голову одно испытание за другим, пусть всё катится в ад, но она не опустит руки. Это ее земля. И вот теперь, спустя четыре долгих года... Четыре драных года надрывной работы, голода и попыток свести концы с концами она поняла, что теряет ферму. Вчера она зарезала последнюю курицу. Чертова тварь, всё равно, перестала нестись. Этого мяса ей хватит на неделю. Может, чуть больше. А потом... Мэг вздохнула и снова взялась за мотыгу.
Что будет потом, думать не хотелось. Урожай погиб. Это было ясно, как божий день. Чертова вода ушла. Спряталась глубоко под глину, так глубоко, что купленные на последние остатки серебра насосы не могли выдоить из сухой и твердой, как подметка сапога караванщика, земли ни капли. Слегка помог пролившийся пару недель назад "чистый" дождь, она даже успела набрать немного воды в стоящие за домом бочки, но этого, всё равно, было мало. С раздражением отбросив в сторону мотыгу, женщина покосилась в сторону скрученных и пожелтевших порослей томатов. Редкие, начавшие уже было зреть плоды позднего сорта почернели и сморщились, напоминая пересушенный изюм. Осуждающе покачав головой, Мэг не оборачиваясь, пошла к дому. Подойдя к крыльцу, женщина остановилась у вкопанной в землю массивной бочки и, застонав от натуги, отвалила в сторону тяжелую деревянную крышку и, запустив в прозрачную, прохладную, несмотря на изнуряющую жару последних дней, воду сложенные горстью ладони, плеснула влагой на лицо. Умывшись, Мэг хотела было уже прикрыть резервуар, но неожиданно замерла. Крышка с грохотом обрушилась на землю. Несколько минут женщина стояла неподвижно, тупо пялясь на темную, гладкую, будто зеркало водяную гладь. Из черной непроглядной глубины на нее смотрела незнакомка.
Выбеленные солнцем, неопрятные, будто клочья паутины, обрамляющие сухое морщинистое лицо космы. Загорелая до черноты, туго натянутая на череп кожа. Лихорадочно сверкающие из глубоких провалов глазниц выцветшие от солнца глаза. Жилистые, будто плетеный сыромятный ремень, шея и руки. Острые плечи грозят вот-вот прорвать истрепанную ткань грязной, давно не знавшей стирки майки. Мэг всхлипнула, опустилась на колени и спрятав лицо в ладони заплакала. Глупая гордячка. Ну почему она так бездарно профукала свою жизнь? Теперь она даже не сможет вернуться в город. Кто наймет на плантации обессиленную старуху? Срань, да ее даже в бордель не пустят.
Неожиданно что-то привлекло внимание женщины. Оторвав руки от лица, Мэг уперла ладони в землю и прислушалась. Нет, ей не показалось, земля действительно дрожала. И эта дрожь становилась все сильней. Распрямившись, фермерша медленно огляделась по сторонам, приставив руку козырьком ко лбу, принялась вглядываться в степь. К хутору двигалось пылевое облако. Женщина нахмурилась. Слишком большое для одинокого путника на байке или багги. Слишком быстрое для заблудившегося грузовика караванщика. Тяжело вздохнув, Мэг вытерла влажные ладони о штаны и быстрым шагом отправилась к дому. Из контейнера раздался грохот. Вскоре женщина вернулась, крепко сжимая в руках ружье.
— Так или иначе, — прошептала она чуть слышно. — Так или иначе... — Губы Мэг тронула горькая сардоническая ухмылка.
Первая машина — прикрытый на носу листами шипастой брони, то ли багги-переросток, то ли небольшой лишенный большей части кузова грузовик протаранил периметр с такой легкостью, будто это была не толстая, закрепленная на крепких стальных опорах в десятки слоев проволока, а моток гнилых ниток. Тяжелый кар смял ровные ряды погибающих томатов, сровнял с землей пару теплиц и, выбросив из-под огромных, ребристых колес целый фонтан пыли, замер на месте. Второй автомобиль пронесся мимо Мэг, врезавшись в ее жилище-контейнер, превратил его в груду металлолома. Третий, юркий, состоящий, казалось, только из бешено вращающихся колес и сверкающих хромом патрубков ревущего, извергающего пламя двигателя багги, взревев, проскочил в пробоину, взвился в высоком прыжке, погребая под собой так и не успевшую выстрелить женщину. Двигатель автомобиля замолк. Из машины выпрыгнул высокий, просушенный солнцем и ветром, полуголый мужчина. Загоревшая кожа рейдера была густо покрыта татуировками, гладко выбритый череп блестел на солнце. Брезгливо отпихнув ботинком перекрученный корпус раздавленного ружья, бандит склонился над вяло возящейся в пыли сбитой с ног женщиной.
