Комета. Два письма

Стало жутко любопытно, я полезла в подшивку и в газете за двадцать ваосьмое августа нашла маленькую заметку "Снова Мухтар", где несколькими строчками написали, что командование очень волнуется, но лечение, к огромному сожалению затянулось. Тем не менее, начальство очень надеется увидеть героя в строю. Больше обещаний повторить через месяц не было.

Таким образом, можно однозначно утверждать, что наши письма дошли и не просто прочитаны, а имеется явный интерес к написанному. Вот только не хочется удовлетворять указанное в статье желание командования пообщаться с героем. Хотя, если меня здесь ещё месяц промаринуют, когда только к обеду половина начинает выползать из разных углов с разной степени помятостью на лицах и выхлопом, от которого зловредные местные комары умирают на лету, даже не успев упасть на землю, и главное занятие это придумать, чем себя занять. Девчонки даже не с удовольствием, а с каким-то остервенением занимаются готовкой на жутко дымящей печи, потому, что это хоть какой-то способ обоснованно убить время, которое здесь словно стоит неподвижно. Мы с Наташей, одной из моих соседок, с которыми отношения выровнялись после первоначального недовольства, когда меня обиженно игнорировали, оказались способными ходить по окрестным лесам и не блудить. Потому, что лес здесь достаточно засорён и дремуч, уже искали одного сержанта-телефониста, который пошёл в лес и не вернулся к ночи, нашли только на следующий день замёрзшего и дрожащего под каким-то выворотнем. С его слов, он даже отойти далеко не успел, как при попытке вернуться начал плутать и так и не сумел выйти сам. Дескать, он и кричал, и на деревья залазил, но так и не смог найти дорогу. Вот мы вдвоём и обеспечиваем грибами и не только наш и второй девичий домик, но и с другими делились или меняли на сахар и печенье к чаю. А грибов в округе действительно много и каких. Наташа оказалась из Тюмени и по её понятиям грибы есть только: грузди — мокрые, белые и чёрные, рыжики, белые — боровики, абабы (это красные, подберёзовики, черноголовики, подореховики), моховики и маслята, всё остальное поганки и внимания не достойны. Когда же я нашла в лесу поляну с поваленной берёзой заросшей свежими поздними толстенькими крепенькими тёмными опятами, она смотрела на меня как на сумасшедшую и только твердила, что она эти поганки есть не станет, а я тем временем в азарте отщипывала упругие грибочки один за другим, а когда заполнили уже оба взятых ведра, а грибы оказались ещё с густой траве, где их было не меньше, чем на самой берёзе, уводить меня оттуда пришлось волоком, потому что из платка грибы уже высыпались по бокам. Дома мнения по съедобности опят снова разделились и мне пришлось самой ужаривать большую сковороду чищеных опят. На запах их готовки у нас собрались все девочки, а три наших скептика, посмотрев, как мы радостно с аппетитом уплетаем с картошкой и сметаной вкуснятину, сломались и схватили свои ложки. Ещё местный дед принёс нам парочку уток, и мы их запекли в чугуне набив внутрь местных дичков с яблоньки за забором. Меня такой дичью не удивить, а вот девчонки ужасно довольные вкусом сока пропитавшего картошку и ароматами, были сильно разочарованы твёрдым, почти резиновым утиным мясом. Моя бабушка, даже после того, как продержит тушки в перекисшей простокваше больше суток, потом ещё томит утятину в печке часов пять, вот тогда её можно спокойно есть, но и тогда отставшее от костей мясо довольно своеобразно. Вообще, никогда не понимала радости от вкуса дичи, дед с папкой добывали часто и много, тем более, что в лесах Северной Вологодчины зверья не мало. И пробовали и ели мы самое разное мясо. По мне, лучше зайчатины нет ничего, и ещё пожалуй молодого подсвинка можно есть без оглядок и дополнений. А всё остальное имеет свою обязательную специфику приготовления, иначе пахнет и жёсткое или воняет и очень жёсткое, как подмётка. Из других занятий, один раз сходила в соседнюю деревню в клуб на танцы, лучше бы не ходила. Оставшиеся местные, в основном совсем пацаны устроили с нашими узловскими безобразную драку и даже ножи подоставали, хорошо, что с нами был Пучков, который, не откладывая, разрядил в потолок свой наган, и драку прекратил. А мы потом в темноте, спотыкаясь и рискуя изваляться по грязи, несколько часов на ощупь топали к себе. Если бы не попались газеты со статьёй про Калинина-Мухтара, в этом лесном раю я бы может и сумела себе найти какое-нибудь занятие со скуки. Но теперь у меня было дело, и я им занялась. Сначала, вспомнив, как я писала прошлое письмо, мне требовалось написать черновик, потом переписать его и думать, как написанное передать адресату.

Первым делом я выпросила у боцмана себе пару толстых тетрадей, а ещё подговорила Наташку взять у него ещё две, при этом сказала, что мне он не даёт. Вы спросите, зачем мне целых четыре тетради? Значит, вы никогда не жили в тесном женском коллективе. И две тетради, а скорее три, уйдут на растерзание на письма, записки, да хоть папильотки, ведь все будут знать, что Мета у нас на бумагу богатая и твои личные планы на эту бумагу не имеют никакого значения потому, что ты же не жадина-говядина! А так, если каждый раз ещё исполнять репризу "отрываю от сердца с мясом, отдаю последнее и вырывание из горла голодного ребёнка последнего куска..." к тому времени, когда пара тетрадей рассеется в хватких девичьих ручках, можно будет попытаться заявить, что больше нету! Но имейте ввиду, что при этом вас совсем не обязательно будут спрашивать, то есть, залезут и возьмут без спроса. И это не воровство, ведь берут у своих, считай у себя. Так, что написанное нужно всё время держать в поле зрения, а лучше вообще не выпускать из рук, а для этого очень подойдёт командирский планшет, где хранить удобно и писать на нём можно. Я вроде видела у кого-то уже здесь:

— Аля! Слушай, я у кого-то из ребят видела недавно планшет, не могу вспомнить у кого...

— Сейчас! А... Нет! Точно!... Гриценко старший сержант, их всего двое в зелёном ходит, у него ещё петлицы голубые, а у Некрасова чёрные с пушками...

— Ой! Точно! Спасибо! А как бы у него этот планшет получить?

— Да, что тут думать, ты помнишь, свой нож доставала, когда кухонный потерялся, картошку ещё им чистили, Натка палец порезала...

— Ну, есть у меня кинжал...

— Так его мужики видели и на него облизываются, но к тебе же не подойти, а так только свисни, в миг тебе на кинжал поменяют и в зубах принесут!

— Аля! Вот умеешь ты со всеми отношения строить, Может поможешь? А?!...

— Вот все на мне бедненькой, как на лошади ездят...

— Да, ладно тебе! Сочтёмся...

— Ну, ладно, я тогда побежала, а ужин тогда ты доделаешь, только смотри, чтобы пенка не убежала, а то тут опять вонять горелым будет...

Алевтина побежала, и не в планшете дело, она последние дни со светленьким мичманом стала по окрестным кустам частенько прогуливаться и возвращаться с мордашкой объевшейся сметаны кошки. А кинжал, который упоминали, это подарок моего ухажёра, того самого чёрненького мичмана-артиллериста, которого ещё до моего отъезда увезли раненного. Однажды он принёс этот кинжал, вместо привычного букетика, сказал, что это кто-то у финнов забрал, и мне может на всякий случай пригодится. На какой случай, не знаю. Я в оружии не разбираюсь, папка сказал, что сталь шведская, хорошая, размеры чуть меньше, чем стандартный штык от морских карабинов**. На перекрестье у основания лезвия выпуклая финская кривая свастика с лучами и какая-то надпись латиницей. Да и рукоятка очень большая для моей ладони. Выглядит он как брутальное и боевое оружие, носить мне его было бы довольно глупо и нелепо. Но вроде как подарили и выкинуть жалко. Вот и болтался он у меня в мешке, пока не вспомнила про него, когда у нас куда-то кухонный нож пропал. Теперь есть шанс на него себе планшет выменять, вроде нельзя подарок отдавать, но я же вместо него планшет оставлю, и он мне гораздо лучше кинжала подойдёт и полезнее, хоть будет где документы носить, а то положено иметь с собой, а карманов, как у мужчин у нас нет, только в шинели. До смешного доходит, Наташка изнутри юбки документы завёрнутые в тряпочку булавкой английской подкалывает. Даже не представляю, как она их будет патрулю предъявлять...

Дело сладилось, в тот же вечер я стала владелицей планшета, а принёсший его Гриценко зачем-то многословно мне его распахивал и показывал, что это не простой командирский планшет, а специальный для пилотов. Что в командирском, хоть места и больше, но зато нет такого удобного разворота с целлулоидом для того, чтобы в полёте карту посмотреть, и размер меньше, что удобно лётчикам, ведь в кабине тесновато обычно... В общем, я не знаю, чего он ещё хотел и фонтан этот было никак не заткнуть и не выпроводить, ведь отдал свой планшет и получил кинжал, всё, мена прошла, чего ещё языком молоть? Выручила Аля, которая пришла со свиданья рассерженная и "лётчик" вылетел как пробка из бутылки. Попадать под руку сердитой Алевтины среди девчонок глупых нет, а этот решил пошутить, и даже грабки свои в её сторону протянуть попытался...

А я, вооружившись взятым у боцмана куском водостойкой шкурки, старательно дорабатывала планшет. Нет, всё хорошо и два отделения удобно и наверно карту класть под прозрачный разворот классно, но вот цвет зелёный на нашей чёрно-синей форме ни в какие ворота. То есть любой вояка при звании обязательно прицепится, и будет в своём праве. Вот я и соскребала краску, в надежде, что потом заглажу с ваксой и получу настоящий радикальный чёрный цвет, а не как Киса Воробьянинов. После целого дня шорканья наждачкой и кончиком ножа вокруг кнопок, куда шкурка не подсовывается я ободрала краску до чуть взлохмаченной рыжей кожи. А уж сколько я от девчонок выслушала подколок и ехидных советов, наверно не сосчитать. Отдельно пришлось возиться с длинным лётчицким ремешком, который к тому же ещё и не регулировался, но здесь мне помог тот самый местный старик, который нам после этого ещё и уток подкинул. У него же удалось позаимствовать утюг, потому что, не смотря на все мои заверения, узнав о моих планах женщины встали монолитной неприступной стеной. В результате, к вечеру второго дня на печке лежал и сох мой новый чёрный, местами даже почти глянцевый, планшетик с ремешком, длина которого делает его абсолютно неприемлемым для любого мужчины, а мне в самый раз, могу его нести просто в руке, могу на сгибе локтя, а могу и на плече, он у меня подмышкой, идеальная длина. И не моя вина, что мужчины такие странные и на сгибе локтя сумки не носят...

В тетрадке на первой странице написала текст песни "По долинам и по взгорьям" и расписала её по нотам, тем более, что мы её в оркестре учили, в общем, это заняло почти три страницы. Потом написала стихотворение Пушкина посвящённое Анне Керн и тоже сделала разбивку по нотам, но не так, как в известном романсе, а чиркала и исправляла, ну, муки творчества — живая иллюстрация, ПАНИМАШЬ, ещё пара страниц. А свой черновик решила начать писать сзади тетради...

Самое удобное место в предбаннике дома правления отделения колхоза. Из этого предбанника две двери, за одной кабинет местного бригадира, за другой кабинет участкового, когда он сюда заезжает. Дом никто не топит и не закрывает, а люди здесь появляются только по каким-то серьёзным причинам. Обычно в этом зале-предбаннике никого, как и во всём доме. Вдоль стен сделаны лавки, вдоль которых целых четыре стола, казённые с инвентарными бирками. Ещё из стены между кабинетами наполовину выступает круглая печь-голландка с железным листом перед топочной дверцей и прислонённой кочергой. В правом дальнем углу на столе лежит газетная подшивка, которую на удивление никто не дербанит на личные нужды, а на полочке рядом на стене какая-то книжка Ленина, две какие-то истрёпанные до изумления без обложек и учебник химии восьмого класса. Надо полагать, что здесь находится уголок местного агитатора или комсорга, а мне это место нравится тем, что оно далеко от двери и входящий не сразу заметит меня в дальнем углу...

Кроме меня здесь мы пересеклись только раз с конопатым матросом, который громко шмыгая носом старательно писал письмо и после нескольких часов сопения у него получилась целая страница, могу себе представить как тяжело ему дался этот эпохальный труд, потому, что исподволь поглядывала на него всё время и видела, что всё это время он писал не отрываясь от старания двигаясь кажется не только плечом вместе с рукой, а ещё помогая себе спиной тазом, а по движениям его головы при определённой сноровке наверно можно было бы угадать каждую написанную букву. Вот ведь молодец, с такими трудами, но всё-таки собрался и написал письмо. Мне даже стало стыдно, и я написала письмо в Ленинград. Ведь на моё первое письмо они пока ещё не ответили, и надеюсь что у них всё по возможности хорошо...

А о чём мне сейчас писать Сталину? Про Хрущёва? Про Брежнева? Про март пятьдесят третьего? Про два инсульта, и что после второго произошло явное эмоциональное размягчение? Про всё надо писать, в том числе про перестройку, про развал Союза, про национальную политику, которую расхлёбывать пришлось через пятьдесят лет... И как излагать только факты, без личного мнения, ведь не бывает просто фактов, умелая их подборка может самое свирепое идеологическое оружие. Так, что даже не питюкаем про свою непредвзятость, нет у меня и Соседа объективности, мы не Боги, да и у них, мне кажется с объективностью проблемы. Помню, как услышала в детстве про Великий Потоп и долго потрясённая ходила, это же если прикинуть, творил своих детишек по образу и подобию, а потом обиделся и всех, как котят в ведёрке утопил, только одного подлизу с семейкой оставил, а звери и птицы за что? Но ведь тогда гадов, что в воде обитают это не затронуло, почему же не сжёг всех на фиг? Ладно, это я опять отвлеклась.

Короче, не пытаюсь написать сразу всё, пишу по мере вспоминания, ведь это у меня черновик. А ещё нужно подумать, как эту тетрадку переправить. Вариант с кучей писем отметаем, как твердит Сосед, одно из главных правил хорошего детектива — это не повторяться. А значит об этом тоже нужно думать. А так как почту отметаем, то надо закапывать и подбрасывать указание места в письме, которое уже можно и по почте, письмо то получится маленькое и всего одно, которое можно бросить незаметно и где угодно. А лучше закопать в безлюдном месте и оставить там лежать на полгодика, так на душе спокойнее будет. И закапывать где-нибудь, куда немцы точно не дойдут и подальше отсюда. То есть даём себе установку "не спешим и ждём!", то есть написать нужно быстрее, а вот дальше не спешить. Надо ещё как-то упаковать, чтобы с собой без опаски носить можно было... А ведь можно использовать какой-нибудь старый дом, закопать в засыпке на чердаке, по чердакам только мальчишки маленькие лазят, но они копать засыпку не станут, там обычно опилки с известью или шлаком смешанные, копнёшь, пыль поднимется, потом не отчихаешься... Решено! Значит пока пишем...

И у меня появилось хобби, каждую удобную минутку сидеть и писать, на вопросы отвечала, что стихи сочиняю, но читать не буду, потому что стесняюсь, и ещё не очень хорошо получается...