Иван летает и даже предложил полетать с ним стрелком, он установил позади третьей кабины ШКАС на поворотной турели, но мне не хочется, потому, что в этом будет что-то неправильное и не честное... Зато смогла больше уделить времени моей любимой сестрёнке. Мы с ней разобрали все полученные задания и съездили за новыми. В принципе ничего не вызвало у неё сложностей и я успокоилась с переживаниями, что она не учится ежедневно и как положено. Мы с Соседом пришли к мнению, что в начальной школе нет сложных заданий и вполне допустима такая домашняя форма обучения, особенно если есть, у кого спросить, как в нашем случае и уточнить любой неясный момент...

Вчера мы с Николаем Евграфовичем поехали в наш полк, ведь я приписана к полку связи штаба фронта, а у бомберов я только прикомандирована с самолётом и техником. Вообще, желания туда ехать нет никакого, но, к сожалению, избежать этой поездки — возможности нет. Барбос официально числится за полком, а значит, я обязана заполнить полностью его формуляр, где не только отразить и подписать факт гибели самолёта и невозможность его восстановления и дальнейшей эксплуатации, но и заполнить ещё кучу показателей вроде налёта планера, выработки ресурса мотора, имевшие место во время эксплуатации крупные поломки и ремонты, и прочее, и прочее... Только после этого самолёт будет официально списан и снят с баланса полка и всех учётов. В этой бумажной работе многое взял на себя Евграфович, за что я ему безмерно благодарна. Кроме этого требуется завизировать записи в моей лётной книжке, ведь все записи до этой прроцедуры формально ещё не являются официальными и не имеют завершённого статуса, хотя после подписи Николаева никто в полку подписываться не имеет права, его должность намного выше. Но печати канцелярии полка должны быть поставлены, а данные из лётной книжки перенесены в ведомости и формуляры полкового делопроизводства. В общем, ходьба, бумажки, подписи, нежелание этим заниматься у занятых другим представителей командования полка... Всё знакомо и понятно, вот я и трепыхаюсь вместе с Панкратовым. Как сказал Сосед, это очень напоминает процесс получения справок для оформления заслуженной пенсии в СОбесе в его время. Не знаю уж, мне не с чем сравнивать. Самое сложное, что мне раньше пришлось пережить по возне с бумажками, было оформление в радиошколу, когда я бегала и получала характеристику из школы, потом справку из милиции и из поликлиники. Но здесь всё в несколько раз глобальнее и запутаннее. Ради посещения полка даже пришлось переодеться в парадную фланельку и юбку, а руль мотоцикла уступить Панкратову. Не представляю, как люди ездят в коляске, я, пока доехали, поклялась себе, что больше в коляске ездить не буду, и руль никому не передоверю. Обнаружилось совершенно новое для меня ощущение дикого дискомфорта, когда я не управляю, и от меня ничего не зависит. В машине или другом самолёте это как-то не очень воспринимается, а вот в коляске мотоцикла — просто ужас какой-то. Совсем не понимаю Ивана, который сам за руль мотоцикла садиться не желает, а со мной в коляске или сзади ездит с удовольствием. Я даже как-то вначале заподозрила его в том, что это просто повод меня полапать, но он с гораздо бОльшей охотой лез в коляску, чем на сиденье позади меня, а уже когда однажды на кочке его рука соскочила с моего живота и даже не на грудь, а просто чуть съехала, вы бы видели, как он покраснел и извинялся. Вот уж я удовольствия от езды в коляске точно не получила, да, ещё бесконечные и бессмысленные попытки защитить мою чёрную форму от пыли. По приезду всё равно пришлось мыться и чиститься. Видимо своей формой флот лишний раз подчёркивает, что в море пыли не бывает...

За день со всеми бумажками управиться не вышло. И просто замечательно, что я служу в нашем отделе! Красильников оказывается, озадачил местного уполномоченного и нам уже переслали снятые шильды с мессера и моего Барбоса. Как оказалось, это весьма облегчило процедуру оформления списания самолёта. В процессе выяснилось, что при приёме была допущена ошибка, вернее небрежность, и самолёт по документам проходит под двумя разными названиями, при одном номере планера. То есть по одним документам он проходил как есть, то есть У-два "С" с переделкой санитарной кабины в пассажирскую двухместную, а по другим как У-два "СП" — переделанный или даже "СПЛ" (что означает СП — спецприменения, то есть трёхместный вариант связного самолёта, а СПЛ — спецприменения — лимузин, с закрытой пассажирской кабиной заводского изготовления с отдельным входом в каждую из задних кабин). То есть к моему Барбосу это относиться никак не может, потому, что он явно — самодеятельная переделка санитарного самолёта. Но вы же помните: "что написано пером...", вот и пришлось мне писать и изворачиваться на бумаге, за чью-то невнимательность. И если бы не привезённые шильды и фото, во что превратился после пожара самолёт с протоколом из милиции при всех положенных печатях и свидетельских подписях, грустно мне было бы всё оформить. Вообще, этому участковому уполномоченному за проделанную работу и оперативность я как минимум бутылку хорошего коньяка задолжала.

Отдельным спектаклем стало признание уничтоженного благодаря моим действиям немецкого истребителя. И опять, если бы не привезённые шильды, фотографии и протоколы из милиции, фиг бы я что смогла доказать. Если даже держа в руках фотографии, протоколы осмотра и показания местных жителей (оказывается наши кульбиты над лесом местные видели), мне на голубом глазу в лицо говорят, что этого не было и быть не могло, а что написано в бумагах они не знают и знать не желают. В принципе, мне бы собственно на фиг не упал этот сбитый немец, запишут или нет — не важно. Но как объяснил Панкратов, если я немца на себя не докажу и не зарегистрирую, то факт потери самолёта могут повесить на меня, как вину и ошибку управления приведшую к потере техники, а там уж как карты лягут, просто деньги заставят выплачивать или дело уголовное заведут... Фактически мне нужно не доказать факт сбития немца, а факт боя с двумя немецкими охотниками, в котором мой самолёт безвозвратно пострадал. Но раз бой закончился тем, что немец упал, то бой и сбитие немца стали сцепленными событиями. Вот и сражалась я за своё честное имя, через доказательство, что я спровоцировала падение немца. Всё-таки хорошо иметь умных людей за спиной. Оказывается, мой рапорт был завизирован и учтён в делопроизводстве штаба НАГ, кроме этого по факту работы с добытыми у сбитого гауптмана документами есть соответствующие входящие и исходящие номера в разведотделе штаба фронта, плюс свидетельские показания из милиции, шильды, оружие, тоже официально оприходованное, протоколы и фотографии. И даже при такой аргументации нервы мне помотали.

И что меня не перестаёт удивлять, в лётной книжке не смотря на мессер, количество боевых вылетов так и осталось равным трём. Вот мне было бы интересно, если бы я не летала тогда на разведку и в тыл, как бы у них сходилось — ни одного боевого вылета, потеря самолёта и сбитый немец? Хотя, ведь и ремонты официально так и проходят, как ремонт повреждений полученных от огня самолётов противника, и это тоже всё официально в документах техников фигурирует. Наверно в этих военных учётах такая же удивительная заумь, как в расчётах денежного содержания, которые мне в своё время наш "хитрый хохол" пытался объяснить.

В общем, я носилась по штабу злая и взведённая, наверно от меня можно было папиросы прикуривать. Вот под горячую руку мне и влетел наш полковой кадровик. Знаете, бывают такие вытянутые вперёд лица вызывающие ассоциации с миром птиц или зверей. Только у нашего кадровика вроде бы вполне нормальное лицо, но с первой встречи у меня оно стойко ассоциировалось с крысой. Ничего, что обычно вызывает такую ассоциацию в виде торчащих верхних зубов или маленьких круглых глаз не было, разве только прилизанность и блеклость какая-то, а главное ощущение брезгливости, когда невольно отодвинуться хочется. Вот этот старший лейтенант с тремя кубиками на голубых петлицах, ведь при этом орёл и краса ВВС с висящим на спинке стула ухоженным жёлтым регланом, какой не у каждого настоящего лётчика есть, и начал через губу явно злорадствуя мне чего-то излагать. Я занятая своими мыслями, его толком и не слушала и если бы не одёрнувший меня Сосед, наверно так и поскакала бы дальше...

Оказалось, что три дня назад вышел приказ о приведении званий летающих пилотов из сержантских в средний командный состав. Вот об этом он и злорадствовал:

— ... но как это для вас наверно грустно, касается это только боевых линейных, запасных и учебных полков, а в полках вроде нашего это касается только находящихся на командных должностях от командира звена и выше, а так же уже имеющих государственные награды или подтверждённые боевые вылеты. Сами понимаете, дорогая, вас это никаким боком не касается и лейтенантское звание вам никогда не получить... — Явно юродствуя сокрушённо наслаждался он.

— Хорошо! Товарищ старший лейтенант! Я поняла, что вы сказали, но я не могу понять, почему меня до сих пор не включили в приказ на новое звание и не известили меня об этом? Или это рассматривать как ваше должностное несоответствие?

— Да, что вы себе позволяете?

— Я? Да вы только, что мне сами сказали, что как минимум по двум пунктам этого приказа мне должно быть присвоено новое звание, и при этом я вижу, что вы исполнять упомянутый вами приказ злостно не желаете.

— Ещё скажите, что у вас боевые вылеты есть! Про награды я вообще промолчу!...

— И правильно сделаете. У меня по лётной книжке три боевых вылета. Кроме этого я в ноябре прошлого года была награждена медалью "За боевые заслуги", а это ведь не пионерский значок, а государственная награда. Я ничего не путаю?

— Но... Позвольте...

— Не позволю! И в моём личном деле это всё отражено. Не буду задерживать вас, и мешать вам в исполнении ваших должностных обязанностей! До свидания...

Вам бы стоило видеть его лицо в этот момент. А уже через два дня я стала целым МЛАДШИМ ЛЕЙТЕНАНТОМ ВВС. Как я уже говорила, мне это всё было не важно, но Митрич поднял такой шум и визг, что просто заставил меня перешивать нашивки. Вот только я ему ?зверски? отомстила, потому, что в лейтенантском звании мне уже не по чину ходить во фланельке и с гюйсом, мне положен китель или тужурка, как его здесь называют, а её у меня нет, да и где бы нашлась военно-морская тужурка на женскую фигуру? Так, что первый наезд Митрича мне почти удалось отбить, но на шинели и кожаном пальто пришлось мои уже привычные четыре жёлтеньких узких мичманских галуна менять на один средний серебряный с голубым кантом и с серебряной звездой сверху. Зато у Верочки просто праздник случился, ведь теперь она совершенно законно имела полное право спороть мои галуны и носить без нашивок мои фланельку, куртку от робы и форменку, а чёрная юбочка у неё и так нашлась, правда не узкая, а расклешённая. Так, что теперь со мной ходит самый очаровательный матросик, какого только можно себе представить. Формально к ней не придраться, ведь положенных краснофлотцу звёздочек у неё на рукавах нет, а значит на ней наряд просто очень похожий на форму. Да и расклёшённая юбочка не очень похожа на прямую форменную. Но её это не смущает и она требует у меня берет, который пришлось ей выдать, предварительно проведя с ним все положенные отпаривания и придание формы. К её счастью, она у меня девочка довольно крепенькая, а я совсем худенькая, так, что только чуть большая длина рукава, а остальное заправляется под ремень, который мне теперь тоже другой положен.

Среди этих разборок и выяснялок со старшиной, я вспомнила, что было крайне неуютно в лесу без ножа, хоть я и обошлась без него в этот раз, но если уж на всякий случай я ношу два ствола, то добавить к ним нож — моя святая обязанность. Здесь возникла сложность совсем иного рода, у Митрича все ножи и кинжалы подобраны для удовлетворения вкусов и потребностей наших ?ухорезов?, а мне нужен, конечно, не маленький перочинный, но и не какой-нибудь штык или палаш. Когда Миртич гордо выложил свои богачества, а я скорчила неудовлетворённую гримаску, можно считать, что просто в душу старшинскую плюнула или пнула грязным ботинком. Он почти обиженно стал выяснять, чего же мне не так, на что я постаралась объяснить, что мне не врагов им резать, а колбаски нарезать или консерву открыть, что мне нужен не боевой тесак, а хороший бытовой ножик, который мне может понадобиться в нестандартной ситуации... Митрич, молча сложил свои клинки, о чём-то усиленно размышляя, а потом его лицо озарилось эвристическим огоньком и он кинулся куда-то в угол своей кладовой, чем-то там пошумел и вылез со свёртком:

— Вот, смотри! Это — то, что тебе нужно! Называется "Табун-Лабагар"*, баргутский нож, сам с Халхин-Гола привёз, думал уж никогда не понадобится, а вот гляди ж ты...

Мне в руки лёг восхитительный нож, с резной роговой рукоятью под мою небольшую руку, с толстым лезвием всего длиной сантиметров семь-восемь, по виду финка и финка, даже изгиб рукоятки похожий, о чём я тут же спросила.

— Нет! Это не финка. Вот видишь, тут у ручки сгон вроде упора есть, а ещё без клюва и ?брюшко? лезвия больше... Хотя, знаешь, наверно ты и права, очень похожие ножи...

Тут же не откладывая, Митрич на своей любимой машинке настрочил мне на комбинезон справа подмышкой чуть выше талии узкий карман под нож, а если не в комбинезоне, то могу его на ремень в петельку надевать или даже в сапог за голенище сунуть. К ножу прилагались жёсткие деревянные ножны обтянутые тиснёной кожей с петлёй для ношения на поясе. Мне ножик очень понравился и я в глазах Митрича полностью реабилитировалась. Вот ведь интересная штука, у него не было ножа, который мне нужен, а обида в мой адрес, как будто я специально придумала задачу, чтобы его в плохом свете выставить. И вы скажете после этого, что это женщины непонятные и мозги у нас странно работают?...

Наш старшина и блюстителя правильности соблюдения формы и её атрибутов не отступился и в вопросе моей формы. Нашёл ведь мастера и ткань для двух тужурок, белой летней и чёрной тёплой. Пока я слонялась без дела, как самая безлошадная самолётчица фронта, он свозил меня на машине Мышакова в Новую Ладогу, где разместилось командование Ладожской флотилии. Туда же перебралось одно из флотских ателье, или просто мастер приехал из Ленинграда, не знаю как на самом деле. Но в посёлке имелся официальный флотский портной по пошиву военно-морской формы или построению, как мне уже объясняли. Когда ему было сообщено, что вот этой милой девушке нужно сшить форму младшего лейтенанта морской авиации, дядечка выпал в прострацию минут на пять. Как я поняла, он ни разу в своей долгой жизни на женщин ничего не шил, и я ужаснулась от того, что при таких навыках он для меня сошьёт. Похоже, что заказ для него был аналогичен заказу коронационного наряда для английской королевы. Быстро сообщила свои сомнения Митричу, и он, как человек понимающий толк в качестве форменной одежды, со мной после нескольких вопросов мастеру согласился и мы втроём пришли к соглашению, что он мне сошьёт только чёрную тужурку на первое время, при этом, чтобы не сильно мучиться с подгонкой по фигуре, он сошьёт мне её совершенно прямую без приталивания, и короче, то есть до верха бёдер, а не до середины, как положено у мужчин. Но за это берёт на себя исполнение всех положенных нюансов по размещению пуговиц, нашивок и прочее. А под шумок, я вытребовала с него две ушитые по мне тельняшки, мои уже поистрепались за прошедший год. В отделе, Митрич выдал мне положенный теперь к моей форме командирский ремень с якорем и звездой, а кортик обещал если не найдёт, то закажет сделать.