Но это далеко не самое худшее. Бетод отдал город своим карлам на три дня — таков был его обычай, и его любили за это. Логен потерял палец в сражении за день до того, и ему прижгли рану раскаленным железом. Она пульсировала и горела, а от боли он еще сильнее зверел — словно тогда ему требовался предлог для проявления жестокости. Он помнил ту вонь: кровь, пот и дым. И звуки: вопли, треск и смех.
— Пожалуйста...
Логен споткнулся и чуть не упал. Кто-то цеплялся за его ногу. Женщина сидела на земле возле стены. Ее одежда была грязной и рваной, лицо — бледным и изможденным от голода. Она держала что-то в руках. Какой-то сверток тряпья. Ребенок.
— Пожалуйста...
И больше ничего. Люди смеялись, болтали и сновали мимо, словно ее тут не было.
— Пожалуйста...
— У меня ничего нет, — пробормотал Логен.
Не более чем в пяти шагах от них человек в высокой шапке сел за стол и принялся болтать с другом, а перед ним дымилось блюдо с мясом и овощами. Логен потрясенно смотрел на тарелку с едой, на голодающую женщину...
— Логен! Пойдем! — Байяз взял его под локоть и поволок прочь.
— Но разве мы не должны...
— Ты что, не заметил? Они повсюду! Королю нужны деньги, и он обирает своих дворян. Дворяне обирают арендаторов, арендаторы — крестьян. И некоторые из них — старые, больные, лишние сыновья и дочери — теряют все до последней нитки. Слишком много ртов надо кормить. Те, кому повезет, становятся ворами или шлюхами, а остальные просят милостыню.
— Но...
— Прочь с дороги!
Логен рванулся к стене и прижался к ней, Малахус с Байязом сделали то же самое. Толпа расступилась, и по улице прошагала длинная колонна людей, направляемая вооруженными стражниками. Там были молодые, почти мальчишки, и очень старые. Все грязные, оборванные, и лишь немногие выглядели здоровыми. Двое сильно хромали и ковыляли вслед за остальными, как могли. У человека, шедшего ближе к голове колонны, осталась лишь одна рука. Какой-то прохожий в немыслимой малиновой куртке поднес квадратный кусочек ткани к своему сморщенному носу, пережидая, пока несчастные прошаркают мимо.
— Кто они? — шепотом спросил Логен у Байяза. — Преступники?
Маг засмеялся:
— Они солдаты.
— Это? Солдаты?
Логен воззрился на них: грязные, кашляющие, хромающие, некоторые босые...
— О да. Они идут воевать с Бетодом.
Логен потер виски.
— Один клан как-то послал самого никудышного из своих воинов биться со мной в поединке. Его звали Форли Слабейший. Так они показывали, что сдаются. Но зачем Союз посылает своих слабейших воевать? — Логен мрачно покачал головой. — Они не побьют Бетода с такой армией.
— Они отправят на войну и других. — Байяз указал на другую, меньшую группу. — Вон там тоже солдаты.
— Эти?
Он посмотрел на кучку худощавых юнцов, разодетых в яркие костюмы из красной и ярко-зеленой материи, в непомерно широких шляпах. У них имелись какие-то мечи, хотя их вряд ли можно было назвать воителями. Скорее, воительницы... Логен нахмурился, переводя взгляд с одной группы на другую. Грязные оборванцы — и разодетые юнцы. Трудно сказать, какая из этих армий страннее.
Дверь открылась, звякнул маленький колокольчик, и Логен вслед за Байязом вступил в низкий проход под аркой. Малахус двигался позади. После яркого уличного солнца лавка казалась темной, и глаза Логена не сразу привыкли к этому. Здесь, прислоненные к стене, стояли деревянные листы, размалеванные детскими изображениями зданий, лесов, гор. На стойках возле них висели странные одежды — ниспадающие мантии, слишком яркие платья, доспехи, гигантские шляпы и шлемы, кольца и драгоценные камни, даже одна массивная корона. Стойку поменьше занимало оружие — богато изукрашенные мечи и копья. Логен шагнул вперед и нахмурился. Это подделки! Ни один клинок не был настоящим. Оружие сделано из раскрашенного дерева, корона — из облезающей жести, драгоценные камни — из цветных стеклышек.
— Что это за место?
Байяз рассматривал развешанные вдоль стены мантии.
— Лавка театрального реквизита, — ответил он.
— Что?
— Люди в этом городе любят зрелища. Спектакли — комедии, драмы, театр во всех его видах. Эта лавка торгует вещами, необходимыми для постановки пьес.
— Они разыгрывают истории? — Логен потыкал пальцем деревянный меч. — У некоторых людей, видно, очень много времени.
Маленький пухлый человечек появился из двери в задней части лавки и с подозрением оглядел Байяза, Малахуса и Логена.
— Могу ли я вам чем-то помочь, господа?
— Несомненно. — Байяз шагнул вперед и без затруднений заговорил на простонародном наречии. — Мы собираемся ставить пьесу, и нам нужны костюмы. Как мы поняли, ваша лавка предлагает самые лучшие театральные принадлежности в Адуе?
Владелец лавки нервно улыбнулся и покосился на чумазые лица и заляпанную дорожную одежду своих посетителей.
— Это действительно так, но, э-э... качество, господа, стоит дорого.
— Деньги не препятствие.
Байяз вытащил раздутый кошель и небрежно кинул на стойку. Кошель раскрылся, и по деревянной поверхности рассыпались тяжелые золотые монеты. Глаза лавочника загорелись огнем.
— Ну разумеется! Что конкретно вы хотели бы приобрести?
— Мне нужна величественная мантия, подходящая для мага, великого заклинателя или чего-нибудь в этом роде. Разумеется, в ней должно быть нечто мистическое. Затем нам потребуется аналогичное одеяние, разве что не столь впечатляющее, для ученика волшебника. И наконец, нам необходим наряд для могучего воина, принца с далекого Севера. Что-нибудь с меховой отделкой, так мне представляется.
— Все это я могу дать прямо сейчас. Пойду посмотрю, что у нас есть.
Владелец лавки скрылся за дверью позади стойки.
— К чему нам такое дерьмо? — спросил Логен.
Волшебник ухмыльнулся:
— Люди здесь от рождения занимают определенное положение. Есть простолюдины — они сражаются, возделывают землю и выполняют различные работы. Есть дворяне — они торгуют, что-то строят и создают, занимаются науками. Есть знать — они владеют землей и помыкают всеми остальными. И есть королевская семья... — Байяз взглянул на жестяную корону. — О, я забыл, для чего она нужна. На Севере ты можешь подняться так высоко, как только сумеешь. Достаточно посмотреть на нашего общего друга Бетода. Здесь же все по-другому: человек по рождению занимает определенное место. И если мы хотим, чтобы нас восприняли серьезно, мы должны выглядеть как люди очень высокородные. В нашей нынешней одежде нас не пропустят в ворота Агрионта.
Его речь прервал владелец лавки: он появился в дверях с охапками яркой материи в руках.
— Вот вам мистическая мантия, пригодная для самого могущественного волшебника! Использовалась в прошлом году для роли Иувина в постановке "Конец империи" на весеннем фестивале. Смею сказать, одна из моих лучших работ!
Байяз поднял мерцающее полотнище малиновой ткани повыше к слабому свету и с восхищением стал разглядывать его. Загадочные диаграммы, мистические надписи и символы солнца, луны и звезд посверкивали серебряными нитями.
Малахус провел рукой по сверкающей материи другого абсурдного одеяния, предназначенного для него.
— Ты не высмеял бы меня с ходу, Логен, если бы я появился возле твоего костра в таком наряде! — сказал он.
— Может, и высмеял бы, — поморщился Логен.
— А вот здесь у нас великолепный образец варварского одеяния! — Лавочник вывалил на стойку тунику из черной кожи, украшенную блестящими медными завитками и обшитую паутиной бессмысленно тонкой кольчуги. Он указал на прилагавшийся к тунике меховой плащ: — Только взгляните, настоящий соболь!
Совершенно нелепое одеяние, равно непригодное для защиты и от холода, и от оружия. Логен скрестил руки на груди своей старой куртки.
— И ты думаешь, я это надену? — воскликнул он.
Лавочник нервно сглотнул.
— Вы должны простить моего друга, — проговорил Байяз. — Он актер нового направления. Он считает, что исполнитель должен полностью погрузиться в роль.
— Вот как? — пробормотал лавочник, оглядывая Логена с головы до ног. — Что ж, северяне сейчас... я бы сказал... актуальны.
— Несомненно. Уверяю вас, мастер Девятипалый — лучший в своем деле. — Старый волшебник ткнул Логена в бок. — Самый лучший. Я сам видел.
— Ну, если вы так говорите... — Лавочник явно сомневался. — Могу ли я поинтересоваться, что именно вы будете ставить?
— О, это новая пьеса. Я еще работаю над деталями. — Байяз постучал пальцем по своей лысой голове.
— Вот как?
— Да, это даже скорее сцена, чем целая пьеса, — ответил он и снова взглянул на мантию, восхищаясь игрой света на загадочных символах. — Сцена, в которой Байяз, первый из магов, в конце концов занимает свое место в закрытом совете.
— А-а. — Лавочник понимающе закивал. — Политическая пьеса! Может быть, сатира? Какого рода — комическая или драматическая?
Байяз искоса взглянул на Логена и сказал:
— Это пока не решено.
Варвары у ворот
Джезаль мчался по узкой улочке вдоль рва, по истертым камням мостовой. Огромная белая стена бесконечной лентой проносилась справа, мелькали башня за башней. Он совершал ежедневную пробежку вокруг Агрионта. С тех пор как Джезаль бросил пить, он необыкновенно окреп и сейчас почти не сбился с дыхания. Было совсем рано, улицы города оставались безлюдны. Время от времени появлялся какой-нибудь случайный прохожий, он смотрел на бегуна или даже кричал вслед одобрительные слова, но Джезаль не обращал на это внимания. Его взгляд не отрывался от сверкающей и покачивающейся воды во рву, а мысли блуждали далеко отсюда.
Арди. О чем еще он мог думать? После предупреждения Веста Джезаль перестал видеться с девушкой и надеялся, что его мысли быстро обратятся к другим материям и другим женщинам. Он усердно занимался фехтованием, он вспомнил о своих офицерских обязанностях, однако обнаружил, что совершенно не способен сосредоточиться. Другие женщины казались ему бледными, пустыми, утомительными существами. Длительные пробежки и однообразные упражнения позволяли его уму отвлекаться и блуждать свободно. Скука солдатской службы в мирное время была еще хуже: приходилось читать нудные газеты и стоять на страже того, на что никто не намерен покушаться. Внимание неизбежно рассеивалось, и перед Джезалем появлялась она.
Арди в простой крестьянской одежде, раскрасневшаяся и вспотевшая после тяжелой работы в поле. Арди в пышном уборе принцессы, сверкающем драгоценными каменьями. Арди, купающаяся в лесном озере, пока Джезаль прячется в кустах и подглядывает за ней. Она же, строгая и сдержанная, поднимающая на него робкий взор из-под густых ресниц. Арди — портовая шлюха, манящая к себе из дверей грязного притона. Фантазии были бесконечны, но все заканчивались одинаково.
Часовая пробежка вокруг Агрионта завершилась, и Джезаль направился по мосту к южным воротам. Отдав службе ежедневную дань равнодушия, он проверил караульных, прорысил через туннель и стал подниматься вверх, чтобы пройти внутрь крепости по длинному наклонному пандусу. Затем свернул к дворику, где его должен был ожидать маршал Варуз. И все это время Арди оставалась где-то в закоулках его мозга.
Нельзя сказать, что ему было не о чем больше беспокоиться. Турнир приближался, неуклонно приближался. Скоро Джезаль выйдет на бой перед возбужденной публикой, среди которой будут его родные и друзья. Это прославит его... или опозорит. Ему следовало бы проводить бессонные ночи в бесконечных думах о позициях, поединках и клинках. Однако он думал совсем о другом.
Кроме того, надвигалась война. Здесь, на залитых солнцем улицах Агрионта, легко позабыть о том, что в Инглию вторглись орды свирепых варваров. Вскоре он отправится на Север, поведет солдат в бой. Несомненно, мысли об этом должны занимать человека целиком. На войне его могут ранить, искалечить, даже убить. Джезаль попытался воссоздать в памяти подергивающееся, кривящееся, разрисованное лицо Фенриса Наводящего Ужас. Легионы вопящих дикарей, лавиной идущие на Агрионт. Война — ужасное дело, опасное и страшное.
Да...
Арди родом из Инглии. Что, если она попадет в руки северян? Джезаль, разумеется, бросится ей на выручку. Ей не причинят вреда. Во всяком случае, не сделают ничего страшного. Ну разве что немного порвут платье, что-то в этом роде... Она, без сомнения, перепугается и почувствует благодарность к своему спасителю. Он, конечно же, будет обязан утешить ее. Может быть, она даже упадет в обморок? Тогда ему придется нести ее на руках, и ее голова склонится ему на плечо. Возможно, придется положить ее на землю и немного расстегнуть платье... Их губы встретятся, тихо коснутся друг друга. Она, наверное, приоткроет рот, и тогда...
Джезаль споткнулся на полушаге, в паху у него стало тесно от возбуждения. Эти грезы приятны, но едва ли совместимы с энергичной пробежкой. Дворик был уже рядом, а подобное состояние никак не подходило для тренировки. Капитан в отчаянии огляделся по сторонам. Он искал, на что бы переключить внимание, и едва не поперхнулся: у стены стоял майор Вест, одетый для фехтования и наблюдавший за приближением Джезаля с необычайно угрюмым выражением лица. На мгновение капитан испугался: а вдруг Вест сумел угадать, о чем он думает? Он нервно сглотнул, ощущая, как краска разливается по лицу. Нет, Вест не может такого знать, просто не может. Однако майор чем-то очень недоволен.
— Луфар, — буркнул он.
— Вест.
Джезаль уставился на свои сапоги. Они не очень-то ладили с тех пор, как Вест стал служить в штабе лорд-маршала Берра. Джезаль уверял себя, будто рад за приятеля, но не мог избавиться от ощущения, что сам он лучше подходит для такого поста — ведь у него безупречное происхождение, невзирая на отсутствие боевого опыта. Кроме того, друзей разделяла Арди и то неприятное, излишнее предупреждение Веста. Все знали, что майор первым прошел сквозь брешь при Ульриохе. Все знали, что он дьявольски вспыльчив. Эта вспыльчивость казалась Джезалю привлекательной чертой до тех пор, пока он не испытал ее действие на себе.
— Варуз ждет. — Вест повернулся и зашагал к входу во двор. — И он там не один.
— Не один?
— Маршал решил, что тебе пора привыкать к зрителям.
Джезаль нахмурился и отозвался:
— Странно, что это нужно кому-то сейчас, когда впереди война.
— Ты будешь удивлен, но борьба, фехтование и прочие военные искусства сейчас пользуются огромным успехом. Люди носят шпаги — даже те, кто ни разу не вытаскивал их из ножен. Всех просто в дрожь бросает при мысли о предстоящем турнире, поверь мне.
Они вошли в залитый ярким светом двор, и Джезаль заморгал: вдоль стены был наспех сооружен помост со скамьями, заполненными зрителями. Там собралось человек шестьдесят, если не больше.
— А вот и он! — крикнул маршал Варуз.
По рядам пронесся шелест вежливых аплодисментов. Джезаль осознал, что широко улыбается — среди публики находилось несколько очень значительных людей. Он заметил верховного судью Маровию, тот поглаживал свою длинную бороду. Недалеко от него со слегка скучающим видом сидел лорд Ишер. Сам кронпринц Ладислав развалился в переднем ряду, сверкая рубашкой из паутинно-тонкой кольчуги и восторженно хлопая в ладоши. Людям, расположившимся на скамьях позади него, приходилось отклоняться в стороны, чтобы выглянуть из-за мотающегося пышного плюмажа на великолепной шляпе принца.
