Павел Корнев Ревенант

И вновь потянулись холмы, только, в отличие от вчерашнего дня, на дороге растекались лужи, изредка попадались вывороченные с корнями сосны и валялись на обочинах здоровенные сучья дубов, вязов и кленов. Но ехали мы не первыми, освобождать путь от бурелома не возникало нужды. Время от времени по каменным и деревянным мостам наша компания пересекала овраги, в которых бурлили мутные ручьи, один раз пришлось перебираться через горную речушку по уложенным на камни бревнам с неровным дощатым настилом. Очевидно, нормальную переправу смыло одним из паводков.

Сразу после этого дорога начала подъем по склону взгорка, лошади перешли на шаг, подковы стали проскальзывать на каше из грязи и перемолотой тележными колесами хвои. Моя лошадка преодолевала подъем легче других, и я вырвался вперед, а Микаэль придержал жеребца, позволив обогнать себя Марте и Уве.

— Люди! — предостерегающе вскрикнула ведьма, когда над дорогой начал нависать поросший густым кустарником склон холма.

— Уве, щит! — крикнул я, потянулся за пистолем и вдруг краем глаза уловил, как из-за валуна, лежавшего на обочине шагах в тридцати по ходу нашего движения, порыв ветра выдул облачко белесого дыма. Там явно полыхнул затравочный заряд мушкета, а защитный полог школяра мог задержать лишь стрелы, но никак не пули, для этого требовалось другое, куда более сложное плетение.

— Берегись!

Я дернул на себя поводья, заставляя лошадь подняться на дыбы, и тут же громыхнул выстрел, животинка вздрогнула всем телом и начала заваливаться на бок. Каким-то чудом мне удалось высвободить ноги из стремян и соскочить на дорогу, но устоять на ногах не получилось; я завалился на спину и откатился в сторону, едва не получив при этом по лицу подковой. Лошадь ржала и била воздух копытами, из страшной раны на груди хлестала кровь, и все что мне оставалось, — это обнажить кинжал и прервать мучения животного резким уколом в ухо.

Со склона холма упали сразу три стрелы, все закружились в воздухе и отлетели куда-то на обочину.

— Ангелы небесные! — выругался я и привычным движением потянулся за волшебной палочкой, но той за поясом не оказалось.

Вылетела при падении? Ну что за напасть!

Огляделся — магического жезла нигде видно не было. Хорошо еще хоть притороченный к седлу чехол с мушкетом оказался сверху, и мне удалось вооружиться штуцером. Безжалостно резким усилием воли я вогнал себя в транс, и сознание растворилось в незримой стихии, стали видны накрывшие нас силовые нити защитного плетения и отблески эфирных тел засевших в кустах стрелков. Едва не всадивший в меня пулю мушкетер благоразумно укрылся за валуном, отсюда его было не достать, а побегу, покину пределы купола — и получу стрелу в спину.

Я обернулся и увидел, что Уве стоит посреди дороги со вскинутым над головой жезлом, и рука его явственно дрожит. Марта растерянно застыла рядом, а маэстро Салазар перебрался на обочину и попытался подняться к лучникам, но едва не получил стрелу в лицо и был вынужден укрыться за мшистым камнем.

Сверху продолжили сыпаться стрелы, и с каждым новым попаданием щит Уве заметно прогибался, а сам школяр вздрагивал, словно метательные снаряды не отлетали в стороны, но раз за разом попадали ему в грудь. Выругавшись, я повел стволом мушкета, уловил за кустами отблеск ауры одного из лучников и потянул спуск. Грохнуло, Микаэль воспользовался моментом и переполз по склону немного выше, но до стрелков добраться не смог. Кусты дальше редели, на открытом месте бретера мигом нашпиговали бы стрелами.

— Марта, морок! — крикнул я, выдергивая из перевязи пистоль. — Укрой маэстро!

И тут ведьма сумела меня удивить. Девчонка подступила к покачнувшемуся Уве, обхватила его и неожиданно легко перехватила управление защитным пологом. Ведьма не обладала и десятой долей мастерства, необходимой для создания столь сложных чар, но сумела напитать силой уже сотканное заклинание. Защитное плетение враз перестало мерцать и вновь обрело должную стабильность.

Уве упал на колени, уперся правой рукой в землю, махнул жезлом, зажатым в левой. Волна раскаленного эфира прошла над головой Микаэля, молодая листва вмиг скрутилась, высохла и полыхнула дымным пламенем. Лучников не зацепило, но маэстро Салазар сполна воспользовался эффектом неожиданности и ринулся вверх по склону холма. Я тоже ринулся — только к валуну на обочине, за которым скрывался мушкетер.

Послышались крик боли и торжествующий рев Микаэля, и тут же из-за камня высунулся успевший перезарядить оружие стрелок. Увидеть меня так близко он не ожидал и замешкался, наводя на цель древнюю на вид аркебузу с дымящимся фитилем.

Я вскинул оружие, умоляя ангелов небесных отправить пулю точно в цель, и тут незримую стихию перетряхнула короткая дрожь. Эфирный импульс заставил вспыхнуть нанесенные на ствол пистоля колдовские формулы, а вот аркебуза если когда-то и обладала защитой от магического воздействия, то гравировки давно стерлись и пришли в полную негодность. Прицелиться стрелок так и не успел, раструб фыркнул огнем и дымом слишком рано, смертоносный заряд унесся куда-то в сторону.

Лицо разбойника исказилось от ужаса, он начал пятится, но было уже поздно. Я подбежал чуть ли не вплотную и выстрелил, почти не целясь. Пуля угодила в переносицу и снесла затылок, забрызгав алой кровью яркую зелень листвы.

Вновь крикнул Микаэль, я обернулся и увидел, как по склону ловко, будто горный козел, с камня на камень скачет последний разбойник. Расстояние между нами превышало пять дюжин шагов, но стрелять и не пришлось: мелькнула ослепительная искорка, ударила беглецу меж лопаток, и тот на миг замер с раскинутыми руками, а после покатился вниз лишенной жизни марионеткой.

Ого! Не ожидал от Уве такой прыти!

Я сунул пистоль в перевязь, на всякий случай прихватил с собой разряженную аркебузу и поспешил к Уве и Марте. Те вымотались сверх всякой меры; школяр жадно хлебал из фляги воду, ведьма уселась на сырую траву и прислонилась спиной к замшелому валуну.

Напуганные стрельбой кони умчались прочь, я переборол головокружение и крикнул:

— Мик!

— Что?

— Присматривай за дорогой, я приведу лошадей!

К счастью, далеко трусливые клячи не разбежались, когда я вернулся с ними к месту схватки, Марта и Уве по-прежнему сидели на земле, а Микаэль уже спустился со склона и выложил на трофейный плащ арсенал разбойников: три коротких охотничьих лука, пару кинжалов, топор и несколько засапожных ножей. Там же лежала россыпь мелких серебряных монет.

Я не обратил внимания на это барахло, опустился на корточки перед Уве и раз пять щелкнул пальцами, одновременно водя рукой из стороны в сторону. Школяр следил за моими действиями с изрядным удивлением, да и лопнувших капилляров в его глазах заметить не удалось.

— Молодец! — похвалил я слугу. — Все сделал правильно! И с мушкетером сильно помог. А последнего так и вовсе чисто снял. Отличное плетение!

Уве слабо улыбнулся и с моей помощью поднялся на ноги, я хлопнул его по плечу, перешел к Марте и протянул девчонке руку.

— Вставай, пока не застудила себе ничего.

Ведьма послушалась, но в льдисто-серых глазах промелькнуло недовольство.

— А я, значит, не молодец?

— Ты вообще поразила меня до глубины души! — ответил я совершенно искренне. — Превосходный контроль эфирных потоков! Скажи, Микаэль!

— Просто потрясающий! — не оборачиваясь, проворчал маэстро Салазар и продолжил рассматривать трофеи.

Марта возмущенно фыркнула, а я отошел к бретеру и спросил:

— Барахло?

— Как видишь, — вздохнул Микаэль, поднял с земли аркебузу и с недовольной миной повертел ее в руках. — Такое даже продавать стыдно!

На тронутом ржавчиной стволе не обнаружилось и намека на магические формулы, так что я лишь кивнул.

— И не будем. Эти ухари наверняка из местных, еще нарвемся на родню или друзей.

— Один точно на постоялом дворе вчера мелькал, — припомнил маэстро Салазар. — Но с кем сидел, не скажу.

— Не важно уже! — отмахнулся я. — Надо убираться отсюда!

Микаэль размахнулся и со всего маху врезал перехваченной за ствол аркебузой по камню, щепки так и брызнули. Изувеченное оружие полетело в кусты, туда же отправились и луки. Следом маэстро Салазар выкинул скомканный плащ, но перед тем ссыпал в свой кошель монеты.

— Собирайтесь! — скомандовал я, а сам отправился на поиски вылетевшего из-за пояса жезла. Походил по высокой траве, раздвигая ее ногами, заметил волшебную палочку, но испытал не радость, а приступ совершенно иррациональной злости. Захотелось сломать злосчастную деревяшку об колено и выкинуть обломки прочь. Не из-за того, что потерял в самый ответственный момент — вовсе нет! — а из нежелания и дальше зависеть от эдакого костыля.

Но пересилил себя конечно же, взял в руки. Сунул волшебную палочку обратно за ремень и начал снимать упряжь с застреленной кобылы, а Микаэль дошел до мертвого аркебузира, ухватил его за ноги и стащил с обочины в траву, кровь на дороге замазал грязью. Наблюдательный человек заподозрит неладное, но хоть на всеобщем обозрении покойник валяться не будет.

— Как едем дальше? — спросил маэстро Салазар, возвратясь к нам.

— Отдай своего жеребца Марте и Уве, — решил я, — он самый выносливый.

Микаэль покривился, но спорить не стал, зато школяр и ведьма устроили целое представление и даже успели поцапаться, пока устраивались на коне.

— Будешь распускать руки, скину! — предупредила девчонка, на что уязвленный до глубины души Уве посоветовал дойти до ближайшей лужи и хорошенько рассмотреть свое отражение. Пришлось вмешаться.

— Заткнулись оба! — прикрикнул я и напомнил: — За дорогой следите, рано еще расслабляться!

2

С первым обозом мы повстречались примерно через полчаса после того, как вновь тронулись в путь; просто поприветствовали друг друга и поехали каждый в свою сторону. Дорога, как и прежде, тянулась по предгорьям, не забираясь на самые кручи, но места пошли глухие, лишь изредка мы видели поднимавшиеся из-за холмов струйки дыма, да иногда от дороги отходили ответвления, и один раз на далеком склоне удалось заметить громаду замка. Лесная живность осмелела, на глаза попадались то дикие свиньи, то объедавшие нижние ветви деревьев косули, а однажды на обочину вышел здоровенный лось. К великану с развесистыми рогами мы приближаться не рискнули, благо тот почти сразу раздраженно фыркнул и скрылся в зарослях.

Вдоль дороги были обустроены расчищенные от кустов стоянки с навесами и сложенными из камней очагами, рядом с одним таким из склона бил ключ. Там мы сделали привал, напились чистейшей ледяной воды и наполнили ею фляги. А уже ближе к полудню стали попадаться вырубки и просеки, замелькали среди деревьев крыши хуторов и заимок. Лес отступил, на смену ему пришли поля, пологие склоны поделили на отдельные пастбища невысокими каменными оградками. На южных сторонах холмов были разбиты виноградники.

Триес оказался большим поселением, и это обстоятельство вселило надежду отыскать лошадь взамен застреленной. Но увы, когда мы с Микаэлем оставили Уве и Марту в придорожной харчевне, а сами отправились на конную площадь, то обнаружили, что всей торговлей заправляет единственный барышник, и ему порадовать нас было нечем. Из верховых лошадей в продаже имелась только пара заезженных кляч; маэстро Салазар лишь глянул на них и покачал головой.

— Деньги на ветер, — безапелляционно заявил он. — Им прямая дорога на живодерню.

Выбор рабочих лошадей оказался шире, а несколько медлительных тяжеловозов даже стоили запрашиваемых за них денег, но под седлом они никогда не ходили. Барышник полюбовался на наши кислые физиономии, огладил бороду и невесть зачем уточнил:

— Кобылы есть у сеньоров?

Я озадаченно переглянулся с Микаэлем и покачал головой.

— Нет, одни жеребцы.

— Замечательно! — обрадовался барышник и повел нас за собой мимо стоявших в отдельных загонах волов. — Вот! — с гордостью указал он на длинноухого осла серовато-мышиной масти. — Для гор лучше не сыскать!

Проглотить уже рвавшееся с губ ругательство удалось с превеликим трудом. Невероятным усилием воли я заставил себя успокоиться, после спросил:

— Издеваешься, любезный?

Но маэстро Салазар придержал меня за руку, обошел осла со всех сторон и даже заглянул в рот, оценивая зубы.

— Здоровый и сильный! — принялся расхваливать длинноухую животину барышник. — Выносливый, как два жеребца! И ест мало! Не подпускайте его к кобылам, сеньор, и не будете знать проблем!

Микаэль посмотрел на меня и с некоторым сомнением, но все же кивнул. Я озадаченно хмыкнул. Осел выглядел высоким, чтобы не только тащить поклажу или катить тележку, но и нести на себе человека. Да и слова о выносливости точно не были пустым трепом.

— Ты еще пони предложи, — тем не менее проворчал я, но барышник сразу раскусил невеликую хитрость и рассмеялся.

— Зачем вам пони, сеньор? На этого красавца и седло можно надеть! А лучших предложений в округе вам не сыскать. Не нужны в наших краях верховые лошади, а кому нужны — ни за какие деньги их не продадут.

Дядька был кругом прав, и я с хмурым видом спросил:

— Сколько хочешь за этого уродца?

Барышник скромничать не стал и объявил:

— Сто талеров!

— Ты не рехнулся?! — воскликнул я с отнюдь не наигранным возмущением. — Видят небеса, это же грабеж средь бела дня! За такое клеймить надо и на рудники отправлять!

— Сеньор, ваши слова ранят меня прямо в сердце! Это прекрасное животное стоит каждого запрошенного за него талера!

— Где?! — возопил маэстро Салазар. — Где ты видишь чистокровного жеребца чезийской породы?!

Пустое! На пару нам удалось сбить цену до семи с половиной дюжин талеров и только. Да еще барышник обязался бесплатно проверить подковы у наших коней, но особо подсластить сделку эта уступка не могла. У меня сердце кровью обливалось выкладывать целую кучу золота за какого-то осла!

А именно золотом я и рассчитался. Провел в уме несложные вычисления, развязал один из кошелей, полученных Микаэлем за жемчуг, и отсчитал барышнику пятьдесят два дуката. Дядька придирчиво осматривал и взвешивал каждую монетку, но все они были новенькими, придраться оказалось не к чему. Мне даже вручили на сдачу два серебряных гроша.

— С вами приятно иметь дело, сеньор! — улыбнулся барышник, заперев деньги в железный ящик. — Приводите лошадей, покажу их кузнецу!

Мы не стали пока что забирать осла и отправились в харчевню, пообещав вскоре вернуться. Стоило только отойти от конной площади, и воздух сразу посвежел, перестало вонять навозом, стихло жужжание мух и слепней.

— Как тебе приобретение? — поинтересовался Микаэль.

— Издеваешься? — злобно оскалился я.

— Отнюдь! — примирительно улыбнулся маэстро Салазар. — Ты будешь чудесно на нем смотреться!

— Я?!

— Именно, Филипп! — подтвердил бретер и немедленно вознамерился выдать один из своих дурацких стишков: — Ослы себе подобных ценят, ослам ослы милей всего...

— Еще одно слово, Мик, и на ушастом будешь кататься сам! — перебил я подручного. — А я заберу твоего жеребца. Как ты его кличешь? Крабом?