Каладин убрал заряженную сферу в карман и собрал покупки. Кивнув на прощанье аптекарю, он вышел наружу вместе с Сил.
После обеда он задержался в столовой и, внимательно послушав разговоры солдат, узнал много нового о военлагерях. Все то, что узнал бы несколько недель назад, если бы не был так подавлен. О куколках на плато, гемсердцах, находившихся в них, и о соревнованиях между кронпринцами. Только теперь он понял, почему Садеас так подгоняет своих людей, но отступает, когда приходит позже другой армии. Однако Садеас отступал не часто. Гораздо чаще он приходил первым, и другие армии алети вынуждены были поворачивать назад.
Военлагеря оказались невероятно огромны. Все говорили, что здесь было больше ста тысяч солдат, население сотен городов вроде Хартстоуна. И это не считая штатских. Передвижные лагеря кишели маркитантами; в постоянных их было еще больше.
Кратер каждого из десяти постоянных военлагерей наполняла невообразимая смесь созданных Преобразователями зданий, лачуг и палаток. Некоторые торговцы — вроде аптекаря — могли позволить себе даже деревянные дома. Те же, кто жил в палатках, сворачивали их на время шторма и платили за убежище. Даже внутри кратера дул по-настоящему сильный ветер, особенно там, где внешняя стена была низкой или сломанной. А некоторые места, например склад леса, вообще ничего не защищало.
На улицах кишела обычная толпа. Женщины в юбках и блузах — жены, сестры или дочери солдат, торговцев и ремесленников; рабочие в штанах или комбинезонах; солдаты в коже, все с копьем и щитом. И все это были люди Садеаса. Солдаты одного лагеря не смешивались с солдатами другого, да и штатские старались держаться подальше от кратера другого светлорда, если не было каких-то важных дел.
Каладин с тревогой покачал головой.
— Что? — спросила Сил, сидевшая у него на плече.
— Я не ожидал, что люди одного кронпринца так ненавидят людей другого. Мне казалось, что это одна армия, объединенная.
— Там, где люди, — всегда разлад, — сказала Сил.
— Что ты имеешь в виду?
— Каждый человек действует и думает по-своему. Других таких нет. Животные всегда действуют одинаково, а спрены, в некотором смысле, вообще одна личность. У нас есть гармония. Но не у вас — любые два никогда ни о чем не договорятся. Весь мир делает то, что должен, кроме людей. Может быть, именно поэтому люди так часто убивают друг друга.
— Не все спрены похожи друг на друга, — заметил Каладин, открывая ящик и засовывая некоторые из бинтов во внутренний карман, который он пришил к своему кожаному жилету. — Ты, например.
— Знаю, — тихо сказала она. — Теперь ты понимаешь, почему я так обеспокоена.
Каладин не знал, что ответить. Наконец он добрался до склада леса. Кое-кто из бригады Четвертого Моста развалился в тени около восточной стены их барака. Было бы интересно посмотреть, как Преобразователи создавали эти каменные бараки — прямо из воздуха. К сожалению, Преобразователи использовали по ночам, окружая место сильной стражей: видеть священный ритуал могли только арденты или очень высокопоставленные светлоглазые.
Первый послеполуденный колокол прозвенел, когда Каладин подходил к бараку, и Газ недовольно посмотрел на него — на дежурство опаздывать не полагалось. Впрочем, обычно "дежурство" состояло в том, что они сидели на складе, ожидая рога. Хорошо, но Каладин не собирался терять время. Носить перекладину и изнурять себя нельзя, во всяком случае не сейчас, когда в любую минуту может потребоваться бежать с мостом, но можно размять мышцы или...
В свежем и чистом воздухе прозвучал сигнал, чем-то похожий на звуки того мистического рога, который ведет души храбрецов на небесную битву. Каладин застыл на месте. Как всегда, он подождал второго, нелогичная часть его нуждалась в повторении. И повторение пришло, указывая местонахождение окукливавшегося скального демона.
Одни солдаты бросились к месту построения, находившемуся рядом со складом леса; другие помчались в лагерь за оружием.
— Становись! — проорал Каладин, подбегая к мостовикам. — Шторм вас побери! Все в линию!
Никто не обратил на него внимания. Те, кто не надел жилеты, рвались в дверь барака, пытаясь попасть внутрь. Остальные побежали к мосту. Разочарованный Каладин пошел за ними.
Люди стали на заранее определенные места вокруг моста. В порядке очереди каждый получал возможность занять самую лучшую позицию: бежать впереди вплоть до пропасти, а потом, в последнем забеге, двигаться сзади, в относительной безопасности.
Все постоянно чередовались, ошибки не допускались. В бригадах была установлена жесткая система самоконтроля: того, кто пытался обмануть, заставляли бежать впереди, под стрелами паршенди. В принципе это запрещалось, но Газ поворачивался к обманщикам слепым глазом. И отказывался брать взятки, если кто-нибудь пытался изменить свое положение в очереди. Возможно, он знал, что постоянство в чередовании — единственная надежда мостовиков. Жизнь — далеко не праздник, жизнь мостовика больше похожа на ад, но по меньшей мере если ты бежал впереди и выжил, в следующий раз ты побежишь сзади.
Было и исключение — бригадир. Большую часть пути Каладин бежал впереди, во время атаки перемещался назад. Он занимал самую безопасную позицию, хотя, конечно, погибнуть мог любой. Что-то вроде заплесневелой корки на блюде умирающего от голода человека — не первый укус, но рано или поздно все равно съедят.
Он занял свое место. Подбежали последние — Йейк, Данни и Малоп. Как только они встали, Каладин приказал поднять. Наполовину удивив его, они подчинились, но бригадир всегда отдавал команды во время бега. Голос другой, команды те же. Поднять, бежать, опустить.
Двадцать мостов побежали к Разрушенным Равнинам. Каладин заметил, что бригада Седьмого Моста с облегчением провожает их взглядом. Их дежурство закончилось до первого послеобеденного колокола; буквально несколько мгновений, возможно, спасли им жизнь.
Бригады напрягались изо всех сил. И не только из-за угрозы наказания — все хотели оказаться на плато до паршенди. Если удавалось, не было ни стрел, ни смерти. Так что во время бега бригады работали на полную катушку. Многие проклинали свою жизнь, но все равно с побелевшими от напряжения пальцами цеплялись за нее.
Они протопали через первый из постоянных мостов. Мышцы Каладина стонали от необходимости напрягаться вновь, и так быстро, но он пытался не поддаваться усталости. После ночного сверхшторма большинство растений были все еще открыты, из каменных почек выбрались лозы, цветущие жесткотрубы выпустили к небу похожие на когти ветви. Время от времени попадались и иглотаки: колючие невысокие кусты с каменными ветками, на которые Каладин обратил внимание, как только попал сюда. В многочисленных трещинах и неровностях плато поблескивала вода.
Газ выкрикивал направления, указывая, куда идти. Многие из ближайших плато имели по три-четыре моста, так что здесь Равнины были покрыты сетью дорог.
Бег стал чисто механическим. Он истощал, да, но был привычен, и было приятно бежать впереди и видеть куда. Каладин привычно считал шаги — прием, которому его обучил безымянный мостовик, чьи сандалии он носил до сих пор.
Наконец они достигли последнего из постоянных мостов и пересекли короткое плато, подойдя к дымящимся развалинам моста, который паршенди уничтожили прошлой ночью. Как это у них получается, во время сверхшторма? Сегодня, слушая солдат, он понял, что они говорят о паршенди с ненавистью, гневом и немалым уважением. Паршенди совсем не походили на ленивых и недалеких, почти немых паршменов, работавших по всему Рошару. Паршенди — воины, и достаточно умелые. Нелепость происходящего в очередной раз ударила Каладина. Паршмены? Сражающиеся? В голове не укладывалось.
Четвертый Мост и все остальные опустили ношу на землю и перекрыли пропасть в самом узком месте. Его люди упали на землю рядом с мостом, отдыхая, пока армия шла вперед. Каладин почти присоединился к ним — колени уже согнулись в ожидании.
Нет, решил он, выпрямляясь. Я буду стоять.
Глупый жест. Почти никто из бригадников даже не заметил его. А один, Моаш, выругался. Но Каладин принял решение и упрямо держался его, сцепив руки за спиной и стоя как на параде, пока армия пересекала пропасть.
— Эй, маленький мостовик! — крикнул солдат, ожидавший своей очереди. — Хочешь выглядеть как настоящий солдат, а?
Каладин повернулся к нему, крепкому человеку с темно-коричневыми глазами и руками толщиной с бедро обычного человека. Командир взвода, судя по узлам на плечах кожаного жилета. Когда-то у Каладина тоже были такие узлы.
— Эй, командир взвода, ты заботишься о своих копье и щите? — крикнул он в ответ.
Мужчина нахмурился, но Каладин знал, о чем он думает. Оружие — жизнь солдата; за оружием ухаживали как за детьми, первым делом заботясь о нем и только потом о еде и отдыхе.
Каладин кивнул на мост.
— Это мой мост, — сказал он громко. — Мое оружие, единственное, которое мне разрешено. Обходись с ним хорошо.
— Или что ты сделаешь? — крикнул другой солдат, вызвав смех в их рядах. Но командир взвода не сказал ничего. Он выглядел встревоженным.
Конечно, слова Каладина были бравадой. Он ненавидел мост. Но остался стоять.
Спустя несколько мгновений мост Каладина пересек сам кронпринц Садеас. Светлорд Амарам всегда казался таким героем, кем-то особенным. Генерал-джентльмен. Садеас был совсем другим. Круглое лицо, курчавые волосы, надменное выражение лица. Он ехал как на параде, одной рукой легко касаясь поводьев, а другой держа под мышкой шлем. Красные доспехи, на шлеме легкомысленные кисточки. Так много бессмысленной роскоши, что она почти полностью затеняла чудесный древний артефакт.
Каладин забыл об усталости, руки невольно сжались в кулаки. Вот светлоглазый, которого он ненавидел больше всего, вот бессердечный человек, который каждый месяц отправлял на верную погибель сотни мостовиков. Человек, который по непонятным причинам специально запретил мостовикам иметь щиты.
Вскоре Садеас и его почетная гвардия проехали, и только тут Каладин сообразил, что должен был поклониться. Садеас не обратил внимания, но если бы заметил, то... Тряхнув головой, Каладин поднял свою бригаду, хотя понадобилось специально подтолкнуть Камня — огромного рогоеда — встать и двигаться. Перейдя через пропасть, его люди подхватили мост и побежали к следующей расщелине.
Процесс повторялся столько раз, что Каладин потерял счет. Но при каждом пересечении он отказывался ложиться. Он стоял с руками за спиной и смотрел, как армия переходит. Все больше солдат замечали его и зубоскалили. Он не обращал на них внимания, и на пятый или шестой раз шуточки прекратились. Однажды, увидев светлорда Садеаса, он поклонился, хотя желудок скрутился в трубочку. Он не служит этому человеку. Он ни в коем случае не верен ему. Но он служит своим людям, он служит Четвертому Мосту. Он должен спасти их, и его не должны наказывать за наглость.
— Поменяться! — скомандовал Газ. — Задние — вперед.
Каладин резко повернулся. Следующее пересечение — атака. Он прищурился, глядя вдаль, и с трудом различил линию темных фигур, собравшихся на другом плато. Паршенди уже там и строятся. За ними группа вскрывает куколку.
Каладин почувствовал разочарование. Они бежали недостаточно быстро. И — хотя они и устали — Садеас хочет атаковать как можно быстрее, прежде чем паршенди достанут сердце из раковины.
Мостовики встали, молчаливые и испуганные. Они знали, что будет сейчас.
Они пересекли пропасть, перетащили мост и выстроились около него в обратном порядке. Солдаты встали в боевом порядке. Они тоже молчали, как люди, приготовившиеся нести погребальный гроб на костер.
Мостовики оставили для Каладина место сзади, защищенное и сравнительно безопасное. Сил приземлилась на мост и поглядела на место. Каладин подошел к нему, усталый морально и физически. Он слишком сильно гонял себя сегодня утром, потом стоял и не отдыхал. Что заставило его все это сделать? Он с трудом ходит.
Он посмотрел на мостовиков. Его люди безропотны, унылы и напуганы. Если они откажутся бежать, их убьют. Если побегут, на них обрушится дождь стрел. Они не смотрят на далекую линию лучников-паршенди. Они смотрят вниз.
Это твои люди, сказал себе Каладин. Сами того не зная, они нуждаются в тебе. Ты должен повести их.
Но разве можно вести их сзади?
Он вышел из линии и обогнул мост. Двое из его людей — Дрехи и Тефт — потрясенно глядели, как он шел мимо. В точке смерти — самом центре первого ряда — стоял Камень, здоровенный светло-коричневый рогоед. Каладин коснулся его плеча.
— Иди на мое место, Камень.
Удивленный здоровяк посмотрел на него.
— Но...
— Иди назад.
Камень задумался. Еще никто не стремился занять самое опасное место впереди.
— Ты опьяненный воздухом низинник, — сказал он с сильным акцентом. — Хочешь подохнуть? Тогда прыгай в пропасть. Так оно легче.
— Я бригадир. Моя привилегия — бежать впереди. Иди.
Камень пожал плечами, но сделал, как ему сказали, заняв место Каладина сзади. Никто не сказал ни слова. Если Каладин хочет, чтобы его убили, кто будет протестовать?
Каладин поглядел на мостовиков.
— Чем дольше этот мост лежит, тем больше стрел они обрушат на нас. Будьте тверже, решительней и быстрее. Поднять!
Люди подняли, внутренние ряды зашли под него и расположились по пять человек в ряд. Каладин встал в самом центре, высокий плотный человек по имени Лейтен — слева, худой и длинный Мерк справа, Адис и Корл по краям. Пять человек в ряд. Смертельный ряд.
Как только все бригады приготовились, Газ скомандовал:
— Атака!
Они побежали, пронесясь мимо солдат, державших копья и щиты. Некоторые из солдат изумленно смотрели на презренных мостовиков, так храбро бегущих к смерти. Остальные отвернулись, возможно стыдясь встречаться глазами с теми, кто заплатит жизнью за то, чтобы они могли пересечь пропасть.
Каладин глядел вперед, заставив замолчать недоверчивый внутренний голос, только что кричавший о его непроходимой глупости. На полной скорости он мчался к последней пропасти, сосредоточившись на линии паршенди. Черно-красные пальцы крепко держали луки.
Сил, превратившаяся в полоску света, неслась прямо перед Каладином.
Луки пошли вверх. Каладин не бежал в атаку в этой — смертельной — линии с того плохого первого дня в бригаде. Всегда были новые люди, которых ставили в точку смерти. И если их убивали, не надо было заботиться об их обучении.
Лучники натянули тетивы, выбрав в качестве целей пять или шесть бригад. В том числе и Четвертый Мост.
Луки выстрелили.
— Тьен! — крикнул Каладин, почти обезумев от усталости и разочарования. Он проревел имя вслух — сам не понимая почему, — и стена стрел рванулась к нему. Каладин почувствовал прилив энергии, внезапную волну, неожиданную и необъяснимую.
Стрелы долетели до цели.
Мерк упал без звука, в него попали четыре или пять стрел, кровь брызнула на камень. И Лейтен упал, вместе с Адисом и Корлом. Стрелы ударились о землю перед Каладином, и еще добрых полдюжины вонзились в дерево вокруг его головы и рук.
