Третий шаг. Книга 3. Очарование Ремиты

— Я приложу все силы, чтобы такие прогнозы не сбылись.

— Ну, давай, работай. До встречи, — сказал Месенн и... растаял в воздухе.

Придя в себя, Олмир вызвал Леона.

— Можно ли отправить Председателю Академии наук графу Миркову такую запись моего разговора с Месенном, чтобы он не мог показать ее больше никому?

— Отправим ему монокуляр разового чтения с копией записи Вашей беседы. Прочитать текст сможет только один человек. Не обязательно, конечно, это будет граф Мирков, но...

— Тогда отправьте ему такой монокуляр. Пошлите также приглашение на приватную беседу, посвященную обсуждению вопросов выбора нового короля. И сообщите, что его дочь, Варвара Миркова, нашлась и ожидает встречи с отцом в моем дворце.

— Будет исполнено, мой герцог!

Обед прошел в необычайно веселой обстановке. Первые эмоции были выплеснуты, и сейчас объединенными усилиями воссоздавалась полная картина прошедших с ними событий.

Отряд Винтера, оказывается, схватили вечером второго дня путешествия по сельве, во время привала на крутой возвышенности, почти лишенной высоких деревьев. Усыпив, привезли в какой-то сарай, где томились Варя и миссис Макгорн. К тому времени Варвара уже научила тюремщиков уважительно обращаться с ней, и поэтому они срочно стали искать место, где можно было бы запереть захваченных людей и не общаться с ними. Нашли подходящий бункер и предоставили пленников самим себе.

Зоя с Ваном немедленно принялись с помощью Горгончика создавать мультфильм-послание. Они сразу решили придумать такую форму письма, чтобы тюремщики ничего не заподозрили и не отправили бы их в новое место заточения. Трудности, которые приходилось им при этом преодолевать, были огромными: достаточно сказать, что в качестве инструмента они могли использовать только Зоину заколку для волос.

Тем временем Винтер с Аполлоном стали копаться в системе открывания дверей. Где-то через сутки им удалось открыть двери изнутри. Винтер с профессором Макгорном набросились на часового, а Аполлон, схватив Горгончика, побежал прочь. Расправившись с напавшими на него мужчинами, часовой вызвал подмогу для поисков сбежавшего мальчика. При поимке Аполлон отчаянно сопротивлялся, и ему поломали обе руки. Кое-как оказали первую помощь, наложив специальные бинты, и водворили обратно в бункер.

О Горгончике, естественно, никто из тюремщиков и не вспомнил. А задание свое он выполнил. Зоя заметила, как мигнули осветительные лампы: это храбрый роботенок пожертвовал собой, замкнув силовые кабели, подводящие в бункер электричество извне. Горгончик почти мгновенно сгорел, но успел-таки передать сообщение на волю — на Ремите, как и почти всюду в Содружестве, обычные электрические сети широко использовались для передачи различных информационных сообщений.

— Его надо похоронить как героя, — сказал Олмир.

— Правильно! И памятник поставим. Поедем, найдем его останки, — тут же поддержал друга Ван.

Не засиживаясь за столом, все дети отправились обратно в бункер, отыскали маленькое сожженное тельце Горгончика и торжественно похоронили его на берегу главного дворцового озера. Зоя с Селеной сильно плакали.

На следующий день сразу после завтрака во дворец прибыл Леопольд Мирков за дочерью. Председатель Академии наук был настоящим ученым, и необузданное любопытство являлось самым слабым местом его натуры, его ахиллесовой пятой. Он заверил Олмира, что окажет ему поддержку в Коронном Совете. Варвара, присутствующая при их разговоре, конечно же, не могла не воспользоваться удобной возможностью и не выторговать что-то для себя. Олмир вынужден был обещать, что назначит ее Первой фрейлиной.

Потом пришло сообщение, что в столицу доставили живого Змея, предназначенного для полетов. Олмир с Ваном поехали изучать повадки монстра и провели за этим занятием целый вечер. Когда они вернулись во дворец, Леон доложил, что прибыл Верховный Служитель и уже третий час дожидается своего сына в приемной.

Выйдя к графу Мерсье, Олмир сказал:

— Ваша Духовность, я бы хотел, чтобы вы посмотрели запись моего разговора с магом Месенном. Вот вам монокуляр разового чтения. Я также хочу, чтобы вы ознакомились вот с этими материалами, доказывающими потребление членами Коллегии Служителей рененя. Меня удивляет, что ваши товарищи ратуют за неукоснительное выполнение правил следования Предназначению, а сами при этом их нарушают. Пусть определятся: либо то, либо другое. Если же они будут упорствовать в своем лицемерии и ошибаться в выборе правильной кандидатуры короля, то нам придется опубликовать эти материалы.

Сколько упреков потом услышал Олмир от канцлера по поводу такого непродуманного предложения! Этот его неосторожный шаг породил в будущем массу проблем.

— Подобные действия, дорогой мой, квалифицируются как грубый шантаж...

— А меня не интересует, что они про это скажут. Я поступаю так, как считаю нужным. Извините, я иду прощаться с Аполлоном. С Ваном я не прощаюсь, так как он обещал каждый день навещать меня.

Аполлона Шойского удалось перехватить в последний момент перед его отлетом в Сольдерио, к дедушке, когда он уже садился в лит.

— Что тебе надо? — недружелюбно спросил он Олмира.

— Поговорить.

— Нам не о чем разговаривать!

— Почему? Ты храбро себя вел. Я горжусь своим знакомством с тобой.

— Надо же! — Аполлон, прижав к груди перевязанные руки, лихорадочно подыскивал какую-нибудь колкость. И придумал: — Ты знаешь, что в сельве я спал с твоей Зойкой?

Какой же он все-таки ребенок, подумал Олмир и с улыбкой сказал:

— Я тоже в сельве спал рядом с твоей Юлианной.

Аполлон, поперхнувшись воздухом при вдохе, отвернулся.

— Что тебе от меня надо?

— Ты сказал Селене, что больше не будешь учиться у Лоркаса.

— Да, сказал. И что с того?

— Почему?

— Я решил по-настоящему начать рисовать. Это единственная область, где я могу тебя обойти.

— Помнишь, ты должен выполнить одно мое желание?

— Говори, я слушаю.

— Я хочу, чтобы из всех художников Ремиты я со спокойной совестью мог бы выбрать тебя для написания портрета властвующего короля.

— Какое-то странное желание. Это всегда поручают лучшему художнику планеты.

— Вот я и хочу, чтобы ты стал лучшим.

— Так... Ничего не понимаю. Ты обещаешь голосовать за меня... А какой тебе в этом интерес?

— Я хочу, чтобы мы не чувствовали себя врагами.

— Да? Я подумаю над твоим предложением. Хорошее у тебя желание. Молодец. Спасибо за добрые слова. Я не останусь в долгу. Обещаю проголосовать за избрание тебя королем. После того как дед обжегся, вскрывая твою посылку, он вообще впал в депрессию. Вместо него представлять Дом Кабана в Коронном Совете буду я.

— Очень приятно. Я этого не знал.

— Тебе, может, что-то и приятно, а мне нет. Скажу откровенно: я, наверное, буду голосовать за тебя только потому, что самому мне корона пока не светит. Но сейчас я должен лететь домой. Дай пройти.

— До свидания, Полло.

Аполлон, не отвечая, сел в лит. За ним следом заскочил охранник и захлопнул люк.

Полет

В назначенный час Олмир, на прощание помахав рукой многочисленным болельщикам, медленно пошел к привязанному Змею. Вспомнились насмешки Зои: он-де так вжился в образ очень важной персоны, что стал не ходить, а шествовать, не есть, а принимать пищу, не смотреть, а милостиво обращать внимание, не спать, а почивать... Ладно, пусть смеется. Сейчас ему нельзя идти быстрее: он должен привыкнуть к Змею, почувствовать сложный ритм волн жизни, текущих в утробе монстра.

Выбранный для полета Змей был не самым маленьким, но и не гигантом. Метров сто в ширину, а длиной чуть меньше километра. По краям брюха дрожит бахрома щупалец — как маленьких, только что проклюнувшихся, так и рабочих и уже завершивших свою службу, высохших и кое-где обломанных. Рабочие щупальца, конечно, предназначались для добывания пищи, но главной их функцией было встряхивание чудовищного тела. Что поделаешь, коли у Змея нет сердца, а циркуляцию питательных веществ надо каким-то образом обеспечивать. Змей с такой силой хлестал себя по бокам, что попадись на пути щупалец хрупкое тело человека, оно превратилось бы, наверное, в маленькое кровавое пятнышко.

Остановившись на некотором удалении от монстра, Олмир смотрел на него до тех пор, пока не почувствовал, что может предугадывать, когда, как и какое щупальце будет двигаться. После этого он бросился к Змею и запрыгнул в "сбрую" — так называлось сложное плетение из упругих шнуров, одни концы которых крепились к телу чудовища, а другие образовывали нечто вроде мостков посредине его брюха. Бегая по этим мосткам, можно было увертываться от ударов щупалец.

Его отец, Олмир Обаятельный, погиб оттого, что несколько шнуров оказались подрезанными, и он упал с большой высоты. Сейчас сбруя, несомненно, была в полном порядке: накануне ее лично проверил Кокроша. Наставник надежный человек.

Управлять полетом Змея предполагалось с помощью двух веревок, красной и синей. При натягивании красной в утробе Змея увеличивалось выделение тепла, тело его раздувалось и поднималось выше. При натягивании синей веревки, наоборот, Змей опускался.

Подав знак, чтобы отцепили тросы, привязывающие Змея к земле, Олмир решительно потянул за красную веревку. Тут же участились удары щупалец, заставляя быстро бегать по мосткам. Некогда стало смотреть по сторонам, и Олмир не сумел насладиться взмыванием вверх.

Когда фигурки людей на земле стали еле различимы, он прекратил подъем. Начался свободный полет.

Ветер дул мощно и ровно, и Змей вместе с молодым герцогом величаво проплывал над городом. Легко предугадывая удары щупалец, Олмир стал тяготиться монотонностью полета, и мысли его потекли свободно.

Скоро он приземлится за городской чертой. Триумфально вернется во дворец. Откроет заседание Коронного Совета. На повестке дня два вопроса: избрание его королем и утверждение регламента открывающихся послезавтра Летних спортивных игр.

Против его избрания только Виктор Луонский. Но не все так просто. Коллегия Служителей объявила о самороспуске: товарищи Жана Мерсье не поддались шантажу и решили, что лучше позор, чем участие в выдвижении на престол человека, продемонстрировавшего непочтительное отношение к их сословию. Регент Цезийский тоже подложил свинью, прислав сообщение, что не прибудет на заседание Совета, но присоединяется к мнению большинства. Юристы, посовещавшись, решили, что более правильно, однако, трактовать такую позицию Дома Петуха как вообще отказ от голосования. Итак, один голос против, два — ни "да", ни "нет". Более нельзя терять ни одного. Вот и приходится поэтому принимать предложение Александра Кунтуэского: его голос "за" в обмен на обещание не расследовать роль Дома Павлина во всех последних происшествиях — похищении людей, засылке наемных убийц, расстреле литов, посланных Луонским к школе, и других. В числе этих "других" много чего. Одни сломанные руки Аполлона Шойского чего стоят, не говоря уже о переживаниях Зои в заточении и ее слезах по поводу гибели Горгончика... Несправедливо, неправильно поступать таким образом. Но ничего не поделаешь. Такова большая политика: если в тебе заинтересованы, ты можешь делать все, что угодно, оставаясь безнаказанным.

Он, Олмир, помнится, публично заявлял о том, что будет единогласно выбран королем. И кто тянул тогда его за язык? Впредь надо быть более сдержанным, не давать громких обещаний. Да и вообще желательно меньше говорить, да больше делать.

Сразу после заседания Совета он подпишет много важных бумаг — целая их кипа давно лежит на столе в парадном кабинете. Первым делом он уволит начальника королевской Службы безопасности. Отдать бы предателя под суд, но... даже бывших руководителей спецорганов, как говорит Кокроша, не осуждают публично. Второй в стопке лежит Предписание родовому собранию Дома Дракона избрать своей главой Зою. Виктор Луонский не может исполнять герцогские обязанности, так как его Совершенство недопустимо мало.

А ведь кроме Зои среди Луонских нет более ни одного человека с высоким Совершенством. Представители всех боковых ветвей Сеонских тоже почти не отличаются от обычных людей. Другие Большие Дома также обескровлены. Это порождает свои проблемы. После того, как Зоя выйдет за него замуж, придется, видимо, расформировать Дом Дракона. Вместо него создать новый — Дом Оленя, поставив во главе его Варвару Миркову. Тогда, может быть, удастся уговорить ее отказаться от титула Первой фрейлины в пользу Селенки... Правда, Зоя будет недовольна таким назначением...

Есть у него великая мечта: оживить своих родителей и вообще всех-всех когда бы то ни живших людей, хороших и плохих, добрых и злых, — Месенн, помнится, говорил, что сейчас это представляется теоретически возможным. И всех сделать счастливыми и довольными своей судьбой. Как было бы здорово! А потом разгадать все-таки то, ради чего существует человек... Жаль только, что очень даже не скоро эта его мечта сбудется. Ой как непросто будет претворить ее в жизнь.

Столько дел предстоит. Ожидается трудная борьба с фанатизмом Служителей. Придется долго убеждать и сторонников Адольфа Бюлова в необходимости реформ. А также искать виновного необъяснимой череды случайностей, приведших к гибели многих выдающихся людей планеты, в том числе его матери, Элеоноры Ремитской. Требуют расследования и обстоятельства гибели отца. Предстоит разобраться, каким это образом лазутчикам столь легко удалось превратить школьных пчел-защитников в убийц. Содружество, прослышав про особые отношения Ремиты с меритскими магами, наверняка направит сюда тьму агентов влияния и обыкновенных шпионов. Попробуй-ка, вылови их. А тут еще Александр Кунтуэский затаился до поры до времени, словно смертельно ядовитая змея за пазухой. Все бы ничего, но за ним наверняка прячется еще более ловкий и коварный кукловод...

Когда-то он переживал, что у него появился один враг — Алик. А сейчас его окружают многие тысячи явных и тайных недоброжелателей и противников, а то и просто завистников. И никуда от них не денешься, не сбежишь. Придется мирно уживаться с ними со всеми, умудряться искать компромиссы и заключать временные союзы. И при этом делать то, что следует, что должен. Как канатоходец, упорно идущий вперед, несмотря на зияющие пропасти справа и слева. Таков мир, в котором нам всем посчастливилось появиться, и следует много потрудиться, чтобы он стал чуточку добрее.

И Олмир, закрыв на мгновение глаза, внутренним зрением увидел великое множество событий, которые когда-то произойдут с ним.

Много чего будет. Но обо всем этом будет рассказано в других историях, потому что...

ЭПИЛОГ

Для детей

...настала пора эпилога, то есть завершающего раздела книги.

Почему, вы спросите? Говорят, что в детских книгах последнюю точку нужно ставить незамедлительно. Как только возникло чувство, что дальнейшее чтение становится в тягость непоседливому читателю, или когда одолела усталость, и захотелось заняться чем-нибудь другим.