— Инициатива наказуема, милорд. Придумайте для Критской республики политическую программу. В достаточной степени глупую и пафосную, чтобы в неё все поверили.

— Это невозможно, Сир. Умные люди в такое никогда не поверят.

— Достаточно будет того, чтобы поверили глупые. Умных людей настолько мало, что их мнением вполне можно пренебречь. В ваших руках мощнейшее оружие эпохи — средство массовой информации. Начните издалека. Гордые эллины всегда тяготились зависимостью от Рима, а потом Константинополя. Свобода, равенство, братство. Освободительная борьба за возвращение величия и тому подобная ахинея. Не называйте прямо врагов, которые этой свободе препятствуют, пусть они сами об этом догадаются. Если догадаются сами — их потом будет уже ничем не переубедить.

— Я попытаюсь, Сир.

— Вы сделаете это, друг мой. На этом всё, милорды. 'Генрих Шампанский' мне очень понравился. Было бы неплохо, если бы он успел принести пользу на Крите. В Канал Фараонов мы эту лайбу не попрём. Дешевле будет построить такую-же сразу на Красном море. Моя ставка переносится в Ракку, закажите себе запас голубей.

Граф Лестер всегда очень внимательно изучал циркуляры, которые присылали ему из штаба Ричарда. Читал он и о Каирской бойне, и о битве у Граца, но читать — это одно, даже если у тебя развитое воображение, а увидеть результат своими глазами — совсем другое.

Шестого февраля 1194 года, франки решились пойти на прорыв, и угодили точно в такую же ловушку, что и сарацины у Каира, а венгерский король Бела у Граца. Бог любит Троицу, в этом граф Лестер не сомневался. Главное ему Эд Бургундский разболтал: 'Крысёныш загнан в угол и обязательно бросится.' Ещё он попросил, и кажется искренне — 'Берегите себя, граф.', что придало Роберту де Бомону дополнительной энергии. Из всех франков, принимавших участие в Третьем крестовом походе, граф Лестер искренне уважал только Эда-старого, прошлого герцога Бургундии. Впрочем, не такого уж и старого, самого графа Лестера он был старше всего на семь лет. Впрочем, это не так уж и важно. Симпатия к старому головорезу невольно перешла на его сына. Граф ему поверил. Атаке Франков быть. Он уже велел рыть между прикрывающими с запада Ниццу фортами ров, когда прибыли пушки с обслугой и припасами. На фоне латной конницы эти артиллеристы выглядели, прямо скажем, не внушительно, но доводы их командира, граф был вынужден принять. Йохан Мюллер был самого подлого происхождения, но в применении этих сатанинских труб заслуженно являлся одним из гениев. О чём говорил знак отличия Ордена Героев.

Граф был одним из богатейших феодалов современности, имея обширные владения по обе стороны Ла-Манша, граф был удостоен титула лорда-канцлера, фактически исполняя должности английского короля, герцогов Нормандии и Аквитании, а также графов Анжу и Мэна, пока его сюзерен развлекается на Ближнем востоке. 'Святой землёй' эту пустыню граф перестал считать ещё там, но это не важно. Словом, обладателя знака Ордена он выслушал со всем возможным уважением. Роберт де Бомон собственноручно наполнил кубки вином и искренне удивился, когда узнал, что его форты строились по проекту этого крестьянина. Прозрение наступило шестого февраля.

Как и было прописано в штабной инструкции, расстояние между фортами было примерно сто туазов*, окружающие их рвы заузили дорогу ещё вдвое, так что для атаки франки выстроили колонну почти в милю длиной и по пятьдесят всадников в шеренгу по фронту. Этакий эпически гигантский, ощетинившийся копьями стальной червяк, остановить которого, казалось бы невозможно.

*около 200 метров (1 туаз = 1,949 м.)

Казалось бы... Только заметив приготовление франков к атаке, Йохан Мюллер приказал поджигать закладки с дымовыми шашками, а под прикрытием дымовой завесы выставлять 'испанские козлы', устраивая глубокий карман на пристрелянных позициях. Франков дым не испугал, и понеслось.

Позже, суровый воин Роберт де Бомон, граф Лестер, для которого убить человека было проще, чем для вас высморкаться, осматривая поле боя, возблагодарил Господа за то, что Тот скрыл от него всё это дымом. Из кучи конины и человечины иногда вытаскивали живых, но картина всё равно напоминала Апокалипсис. Хорошо хоть февраль, прямо завтра это всё не протухнет.

Филипп-Август, как и подобает трусу, сам в атаку не пошёл. Ударный кулак возглавил граф Фландрии Балдуин де Эно, он и погиб одним из первых. Были потери и среди артиллеристов. Специфика службы не позволяла им обряжаться в тяжёлые доспехи, а лёгкую кольчугу одинарного плетения пробивали стрелы и арбалетные болты даже на излёте, а стрелять по площадям в направлении скрытых в дыму фортов, король Франков отправил почти пять тысяч человек. Плюс к потерям — разорвало три пушки. Ничего не поделаешь, издержки эпохи. Картечью были куски чугуна с довольно острыми углами и бронзовые стволы они стачивали как козлы капусту.

Небывалая победа. Под Каиром всё списали на дикость сарацин, будто это какие-то другие сарацины ещё год назад гоняли крестоносцев в хвост и в гриву, а при Граце причиной поражения назначили ранение короля, но здесь и сейчас ничего подобного не было. Никаких отговорок, Бог Войны вышел на большую сцену. У графа оставались в резерве значительные силы для контратаки, а может быть даже и полного разгрома франков, но слишком облегчать имперцам жизнь ему было не велено. Остановить агрессора и хватит, это чужая война.

Граф Лестер пешком дошёл до южного 'Приморского' форта. Он искал Йохана Мюллера. Повторное награждение знаком Ордена Героев исключалось уставом, но Роберт де Бомон, в качестве одного из приоров, всегда имел в запасе несколько рыцарских цепей. Вот и пришла пора пожаловать рыцарством простолюдина. Йохан был ранен в правую ногу и левую руку, но с позиции не ушёл. Увидев командующего, он, согласно требований нового устава, отдал команду 'Смирно!' и похромал докладывать, однако доклад граф остановил, обратившись к своему оруженосцу.

— Хьюг де Эстан, как называется то местечко, где стоят лагерем Франки?

— Сен-Лоран-дю-Вар, милорд.

— Умеют эти бездари придумывать мудрёные названия, с первого раза даже не запомнишь. — впервые с начала боя (или бойни?) улыбнулся граф Лестер. — Преклоните колено, Сэр Йохан Мюллер.

Артиллерист не прекословя отцепил свой короткий пехотный меч, протянул его графу и опустился на правое колено. Роберт де Бомон вытянул гладиус из ножен, поиграл им с солнечными зайчиками, а потом коснулся правого плеча артиллериста.

— Пользуясь правом приора, посвящаю тебя в рыцари ордена Героев, брат мой Йохан. И сеньором вон той замысловато названной деревеньки, откуда франки скоро отвалят. С графом Савойи я сам договорюсь, а нет, так ещё и лучше. Я найду вам достойный лен в своих владениях, Сэр. Может быть даже баронский. Хьюг, прикажите выкатить шесть бочек вина артиллеристам! Конины они сами себе нажарят. Всем отдыхать, караулы сегодня буду проверять лично я.

Из знатных сеньоров, живым удалось откопать только Людовика де Блуа, графа Блуа, Шартра, Шатодена и Клермона. Одна из чугунных картечин застряла у него в шлеме, а вторая в районе печени. Если бы не дамаскский доспех, Луи де Блуа уже несли бы отпевать, но он у него, к счастью, был. Был, благодаря Ричарду.

Людовик де Блуа, был вторым общим племянником Ричарда и Филиппа-Августа, после Генриха Шампанского. Благодаря Алиеноре Аквитанской, железной герцогине, успевшей побывать замужем сразу за двумя королями, недостатка в общих родственниках христианские монархи не испытывали. Внуки Алиеноры готовились принять командование над всей Европой, и не важно из какой они были ветви: Вельфов, Капетингов, или Плантагенетов. Все они были её внуками.

Двадцатилетний Луи де Блуа дважды перечитавший 'Историю Третьего крестового похода', выпущенную издательством Ицхака Левита, сразу после взятия Иерусалима, искренне считал Роберта де Бомона одним из оживших античных героев, хранимых богами. Не языческими, нет. Нашими родными христианскими: Богом-Отцом и Богом-Сыном. Все эти ожившие античные Герои почему-то вставали под знамя Ричарда, и Луи уже не раз об этом задумывался.

— Как вы себя чувствуете, милорд? — голос одного из античных героев заставил вздрогнуть даже такого храбреца, как Луи Блуаский.

— Пока не знаю, милорд. Ваши лекари мне ничего не рассказывают.

— Мнение лекарей я знаю. Как вы себя чувствуете, милорд? — в голосе античного героя, графа Лестера отчётливо послышался юмор. — Своё то мнение у вас есть?

— Знаете, граф, не так уж и плохо, учитывая, что выжить я не планировал.

— Правильно не планировали, граф. Я уже приказал изготовить манекен с вашей фигуры и облачить его в ваш доспех. Вместе с застрявшими картечинами. Отправлю его по городам, как свидетельство Чуда Господня. Но не смотря на Чудо, вы мой пленник. Даёте ли вы мне слово не пытаться совершить побег?

— Клянусь Господом, милорд.

Граф Лестер довольно скупо качнул подбородком и громко скомандовал: — Если этот пациент умрёт, всех лекарей посажу на кол без суда. Он достаточно бодр, чтобы выжить, если его не залечат насмерть. А пока столик сюда с лёгкими винами.

— Милорд Луи. — чуть пригубил вина граф Лестер — Честно вам сказать, не припомню, в каком колене вы мне родственник, но если вы попытаетесь нарушить свою клятву — я лично отделю вашу голову от тела, не смотря ни на какое родство. Все сторонники подлейшего из королей меня сильно раздражают. Жаль, что у меня нет приказа сравнять с землёй его поганый Париж. Итак. Вы видели эти груды мяса. Сколько ещё конных латников у короля Франков?

— Тысяч шесть... Семь-восемь. На глазок это очень трудно оценить.

— И лучшие погибли в этой атаке?

— Именно так, граф. — Луи Блуазский тоже глотнул вина, но его сразу вырвало.

— У вас контузия, Луи. Штука довольно неприятная, придётся пару-тройку дней полежать.

— Похоже на то. Извините, милорд.

— Извиняться за полученные в бою раны, право, излишне, милорд. Отдыхайте, я буду навещать вас каждый день.

Как и предполагал граф Лестер, на повторную атаку Филипп-Август не решился. Потеряв за час боя треть своей рыцарской кавалерии, причём лучшую её треть, он скомандовал отходить в Лион. Наступление захлебнулось, и франкам пора было задуматься об обороне.

Двадцать шестого февраля 1194 года в Красное море прошла первая крестоносная эскадра из восьми шебекк. Хоть глубина Канала Фараонов и позволяла проходить этим маленьким корабликам без разгрузки, его узость не давала им идти на вёслах, поэтому вытягивали их воловьими упряжками, а кое-где и бурлаками. В устье канала ударными темпами строили свой замок тамплиеры, и, хотя до завершения строительства было ещё довольно далеко, кое-какая защита от нежданных визитёров уже была организована. Для этого сняли цепь, раньше перегораживающую Нил в районе Каира, и демонтировали подъёмные механизмы, которые Ричард распорядился использовать в Суэце. Да, замок Тамплиеров он назвал Суэцем, а канал Суэцким. Для собственного удобства. Впрочем, всем остальным на это было наплевать.

Восемь корабликов несли по шесть пушек и на коротком плече доставки могли взять до ста пятидесяти человек в десант, то есть для перевозки легиона их потребуется сорок, для двух легионов восемьдесят, а для надёжной блокады побережья Аравии около двух сотен. Столько в наличии пока не было, но лиха беда начало. Шебекки для крестоносцев строили в Генуе и Мессине, строили бойко, закладываю по десятку килей за раз, и спуская на воду каждые три месяца. Через год Индийский океан будет ими буквально кишеть, а пока и для малого числа была работёнка. Им предстояло разыскать архипелаг Сокотра и оценить возможность его захвата, для создания базы флота.

Шестого марта 1194 года на Крите произошла первая в этой истории национально-освободительная революция. Как писала потом пресса Ицхака Левита: доведённые до отчаяния произволом византийских чиновников, гордые эллины решили самостоятельно распорядиться своей судьбой и жить свободными, для чего и установили республиканский строй. Шестого марта выпустили декларацию, а уже седьмого в Ираклион вошла эскадра под флагом короля Кипра, из которой выгрузились, сочувствующие идеям свободы, равенства и братства, две терции графа Александрии Оттона Вельфа. Двенадцатого марта республиканский флаг подняли над Афинами, и ситуация повторилась. Только на этот раз свободу бескорыстно, но яростно поддержали терции графа Дамиетты Генриха Вельфа. На укрепление позиций народной демократии у братьев должно было уйти месяца по два, но и торопиться им особо было некуда. Раньше июня, большая война в Европе всё равно не начнётся, так почему бы не использовать шанс и не потренировать свои подразделения в условиях максимально приближенных к боевым?

Двадцатого марта, едва дождавшись от византийцев выплаты выкупа за князя Киликии, сельджуки сразу объявили им войну, двинув войско на Смирну. В Малой Азии воевать можно было в любое время года, чем она Ричарду и нравилась.

Третьего апреля к Ракке по Евфрату спустился флот герцога Эдессы. Вернее, половина флота. Вторая половина дошла по Тигру до Мосула, где её дожидался Франкский легион, под командованием Гийома де Баскервиль. Себе английский король забрал Германский, знакомый ему ещё по штурму Дамиетты. Кстати, из чуть более чем двух сотен награждённых знаком отличия Ордена Героев, почти сотня служила именно в Германском легионе, причём Ричард имел к этому отношение разве что косвенное, к награждению знаком Ордена представляли центурионы, а утверждали приоры.

Бывшая большая тысяча псоглавцев Рудного воеводы за год разрослась до двух, и её снова пришлось поделить пополам. Русы прибывали постоянно. Даже зимой для них был открыт Дербентский проход, спасибо дипломатическому таланту графа Эдессы, Хорезмшах пока старался демонстрировать дружелюбие и пропускал через свои земли всех желающих присоединиться к Ричарду. А через его земли никто, кроме русов, прийти не мог.

Заметно и укрепился и Русский Орден, как все теперь называли Орден защиты Пентархии. Как только бывший Рудный воевода Кирилл Шумило стал Великим Магистром, орден начал буквально засасывать в свои ряды самых отмороженных. Кстати, сам Кирилл шакалью голову со своего шлема так и не снял. Всё, что изменилось в его облике, исчерпывалось довольно большим деревянным крестом, прицепленным к золотой шейной гривне со следом львиной лапы на медальоне.

Верблюжатников принца-бастарда тоже пришлось разделить на два подразделения. Ассирийцы на поверку оказались далеко не трусами, к тому же отлично обучаемыми, и Филиппу удалось подготовить вполне приличных командиров.

— Ну что, милорды, как говорил когда-то один предприимчивый и умный русский сатрап: 'Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!' Наш флот уже в Индийском океане, а значит нам удалось сделать даже больше, чем Великой Римской империи. Нам осталось взять Багдад и Басру, после чего Аравия окажется в полном окружении и долго не протянет. Милорд де Сидон, ожидают ли нас какие-нибудь сложности, о которых мы пока не знаем?