Эадор. Книга третья. Чужие воспоминания

Любавушка неуверенно взяла бутылочку.

— А точно слезы против упыря помогут? — спросила она.

— Конечно, помогут! Ведь ты дева чистая, непорочная. В церкви, месте Божьем, мне поклялась, уста твои лишь истину говорят! Не так ли?

Я особо подчеркнул последние слова, давая девке ещё одну возможность одуматься и сознаться. Честное слово, если бы она сейчас сказала, что согрешила, я бы её, не колеблясь, простил и отправил на все четыре стороны. Даже без пожертвования. Если Любавушка меня обманет, то упырь, вместо того, чтобы сгореть в лучах света, не оставит от меня и мокрого места. Буквально! Может, даже и костей не оставит, всего сожрет!

* * *

Клятва клятвой, а подстраховаться никогда не повредит, тем более, когда речь идёт о собственной жизни. Оставив Любавушку, я до полудня успел посетить Вирну, Доротею, Лизу, Нору и Клавдию. Все они, разумеется, поклялись мне в непорочной чистоте. Их словам у меня был хоть какой-то резон верить. Свечку я, естественно, никому не держал, но относительно надежный источник сведений у меня имелся. Дело в том, что когда лавку рядом с моим домом не занимала молодежь, на ней устраивались вездесущие бабки. Занятие они себе находили одно — днями напролет тренировать язык, пересказывая сплетни. Стоило кому-нибудь из жителей деревни пройти мимо, как старухи мило улыбались, желали доброго здоровьечка, а затем, когда прохожий удалялся шагов на десять, тут же начинали рассказывать всю его подноготную. Кто, с кем, когда и на какой сеновал захаживал. Конечно, слушать бабкины сказки — удовольствие сомнительное, но глухие тетери шепотом говорили настолько громко, что мне из дома всё было слышно. Откровенно говоря, бабок я ценил, считай, своя собственная бесплатная агентура по поиску и выявлению грехов. Известно, что прихожане не всегда торопились идти каяться и опускать в ящик пожертвования. Грехи они предпочитали накапливать, чтобы по пустякам лишний раз батюшку не беспокоить и деньги платить, так сказать, оптом. Единственная проблема: совершая новые грехи, прихожане порой забывали старые, которые, естественно, оставались не отмоленными. Двойной вред выходил. И в душе прихожанина чернота оставалась (небеса, они ведь ничего не забывают), и ящик для пожертвований монет недополучал. В общем, хоть сплетни о ближнем своём по деревне разносить — дело тоже не Богоугодное, его я терпел, как меньшее зло.

Вирна, Доротея, Лиза, Нора и Клавдия были единственными молодыми девами на селе, для которых у бабок не нашлось "ласковых слов" больше рядового набора о том, что мы-"праведницы" в своё время так не одевались, громко не смеялись, мать слушались, и, вообще, скромницами были, а парня молодого не то что поцеловать — смотреть на него боялись. Помимо этого, больше за девушками ничего не числилось. На сеновале родня или случайные прохожие их ни с кем не ловили. Конечно, не ловили — не значит, что ещё ничего и не было. Может, девки своих хахалей просто лучше прятали, или место потайное нашли. Поэтому я не поленился и обошёл всех девушек, собрав слезы в шесть разных бутылочек. По словам отца-настоятеля, уже одна чистая капля должна обратить упыря в горстку пепла. Так что шансы у меня беспроигрышные. Должна же в Чертовых Куличках найтись хоть одна непорочная дева. Нравственность в деревне я блюду!

После полудня мы с Джонатаном выступили в священный поход против упыря. Рыцарь так беспокоился, что ведьма может нас опередить, что едва-едва не ушёл без меня. По счастью, где находятся развалины, Джонатан не знал, и ему потребовался проводник.

Абысдохлу пришлось взять с собой. Сперва Джонатан поинтересовался у меня, у кого из добрых прихожан можно оставить на сохранение благородную Элизабет и носимую ею поклажу. Рыцарь хотел передать несчастную кобылу в руки доброго человека, на тот случай, если мы не вернемся. Не став разрушать веру воина в честных крестьян, которые скорее отрежут себе руку, чем позарятся на чужое добро, я посоветовал взять кобылу с собой. На самом деле было удивительно, что ночью из седельных мешков Белоголовского ничего не пропало. Вдобавок, если мы действительно не вернемся из развалин (о чём думать не хотелось), "добрая" душа тут же сведет кобылу к местному живодеру, между прочим, моему самому щедрому прихожанину. За все годы существования деревни крестьяне усилено расчищали лес, но больших полей, для обработки которых нужна тяговая скотина, так и не заимели. Народ больше жил, разводя птиц да кроликов. В итоге, я сказал Джонатану, что Абысдохле, как и всякому рыцарскому скакуну, наверняка захочется умереть в бою вместе со своим господином. Подумав, Джонатан решил, что и впрямь не учел чувств кобылы, и честно попросил у неё прощенья.

Усевшись верхом на Абысдохлу, рыцарь звонко хлопнул лошадь по крупу, вздернул поводья и скомандовал:

— Но-о-о, Элизабет! Но-о... Не отставайте, святой отец!

Неспешным шагом вразвалочку я быстро обогнал едва-едва переставлявшую ноги кобылу. И как только Джонатан сумел добраться до самого края Эрмса верхом на мечте хромого волка? Оставалось надеяться, что Глиронда заплутает в лесу или, ещё лучше, встретится по пути с медведем.

По счастью, наш путь до развалин прошёл спокойно. Высокие, источающие смолу сосны почти заслонили своими пышными верхушками солнце, но рыцарю, верхом на кобыле, почти не мешали. Нижние ветки деревьев давно опали, оставив после себя множество острых сучков. Лишенные яркого солнечного цвета маленькие кусты почти не мешали нашему продвижению.

Выходя из деревни, я не без злорадства услышал от бабок, какую дорогу ведьме указал староста. Он, то ли из злого умысла (за чрезмерную плату), то ли просто не подумавши, посоветовал Глиронде идти по тропинке вдоль ручья. Хы! Прямо через густые заросли репейника. Лично я избрал другой, более длинный путь, сквозь крапиву. Тоже, конечно, неприятно, но через одежду, а тем паче через доспехи — не смертельно. По своему же опыту я знал, как хорошо репейник вцепляется в рясу! Роскошная мантия ведьмы сшита из той же ткани. Старосте-то всё равно, у него штаны кожаные, вдобавок, если что — жена дома есть, и дочери. Они и повыдирают. Бабе мужику своему услужить — только радость, которую они, к сожалению, не всегда понимают. Но староста, надо отдать должное, своим спуску не давал.

При минимальном везении, у нас были все шансы опередить ведьму. Если еретичка не просто запутается в репейнике, а, вдобавок рассвирепеет и начнет швырять в заросли огненные шары, то придет к развалинам не только позже, но и без кристаллов!

До старой церкви мы добрались без происшествий. С двумя короткими перевалами, наш путь занял несколько часов. Добрались бы и раньше, если бы не пришлось приноравливаться к вялым шагам "рыцарской лошади". Удивительно, но пробегающие средь зарослей лесные волки не сочли Абысдохлу легкой и вкусной добычей. То ли испугались меча Джонатана, то ли просто побрезговали несчастной кобылой, посчитав её больной и несъедобной.

— Вот они — развалины жуткие! Безмолвные, — произнес Джонатан, очевидно припомнив, слова из какой-нибудь рыцарской баллады, — ужасное зло нашло здесь своё пристанище! И покарать его надлежит!

Я с сомнением посмотрел вперед. Ничего жуткого не наблюдалась. Вообще, даже назвать старую церковь развалинами язык не поворачивался, просто заброшенное людьми строение.

Обнажив меч, рыцарь отсалютовал церкви. Полчища ужасных врагов, очевидно, легенд не читали и в атаку на защитника добра и справедливости не бросились.

— Видимо, недостойный враг поджидает нас в засаде, — ничуть не смутился Джонатан, припомнив другую легенду, — не по душе черной твари честный бой.

Вдохновляющие рыцарские романы, конечно, хороши, но не тогда, когда занимают место мозгов. Упырь — тупейшее создание, он не подозревал о существовании ни засад, ни честного боя. Мертвяком двигал лишь голод.

От последней мысли я слегка поежился. Никогда не понимал, почему ожившие мертвецы нуждаются в пище, и как они её переваривают — это же неестественно. Высохшему трупу просто нечем переваривать. Впрочем, само существование нежити нельзя считать объяснимым наукой явлением.

Спешившись, рыцарь направился вперед, не став привязывать Абысдохлу. За пару часов кобыла всё равно не уйдет далеко, а если мы с Джонатаном не вернемся, у неё будет шанс выйти в деревню к людям. Прямиком к живодеру, но пусть лучше к нему, чем упырю на съедение. Хоть какая-то людям польза.

— Где нам искать упыря, святой отец? — поинтересовался Джонатан.

Враг так и не соизволил выйти на честный поединок, и рыцарь помаленьку начинал беспокоиться.

— Внутри! — убежденно ответил я.

Джонатан удивленно ахнул.

— В церкви? — удивленно переспросил он. — В доме Светлого Владыки.

Я кивнул.

— Больше негде.

Джонатан удивленно почесал затылок.

— Почему Вы так решили, святой отец?

— Всё просто, сын мой, — начал пояснять я, — мертвец не мог появиться из воздуха, во всяком случае, упырь, а не призрак. Значит, где-то должна быть могила. А большинство людей хоронят на кладбище за церковью. Готов поспорить, упырь либо отлеживается в своей могиле, либо перебрался внутрь здания.

Джонатан неопределенно покачал головой.

— Но земля близ церкви освящена.

— Разумеется, а, значит, всё только хуже.

Рыцарь совсем уж недоуменно на меня посмотрел.

— Боюсь, я ничего не понимаю, святой отец, — произнес он.

Тяжело вздохнув, я начал объяснять:

— Людей потому хоронят у церкви, что священная земля позволяет душам умерших спокойно отправиться в Мир Мертвых. В местах захоронений скапливается негативная магическая сила, которую рассеивают молитвы послушников. Увы, если кладбище осквернено, святая сила не просто исчезнет, а усилит негативную энергетику места. Тогда появление живых мертвецов практически неизбежно, особенно если кладбище осквернит некромант. Тут уже зомби или упырями дело не ограничится, может и призрак, а то и вампир появиться. Посему Отцы Церкви всегда стараются до последнего не закрывать приходы. Вреда от заброшенного храма бывает больше, чем от могильных курганов варваров.

Задумавшись, Джонатан настороженным взором оглядел старую церковь. Я тоже заметно поежился. Пылкое воображение только усугубило страх. С каждым мгновением церковь начинала выглядеть всё мрачнее и мрачнее. Побелка давно осыпалась, обнажив взору темный, покрытый плесенью кирпич. Деревянные рамы прогнили и отсырели. Земля вдоль стен заросла крапивой выше головы. Парадная лестница покрылась густым зеленым мхом. Видневшиеся у дальней стены кладбищенские кресты и надгробья порядком накренились. Для полноты картины не хватало только стаи противно каркающих черных ворон на куполах. Впрочем, они бы как раз и не помешали. Вокруг было непривычно тихо. Со страхом я понял, что уже довольно давно не слышу пения лесных птиц. Значит, мы пришли, куда надо. Неразумные твари Божьи безошибочно чуют нежить и избегают её.

Джонатан, разумеется, и виду не подал, что боится.

— Значит, кладбище осквернено?

— Наверняка, — произнес я, — вероятно, кто-то из моих добрых прихожан впал в грех жадности и решил наведаться на старое кладбище и раскопать могилку-другую.

Лицо рыцаря озарил праведный гнев.

— Кто мог покуситься на эдакое святотатство!? — произнес он.

От избытка чувств воину явно не удалось построить фразу в духе рыцарских романов. Благородным мужам не полагалось говорить слово "эдак". Впрочем, Джонатан — рыцарь молодой, у него ещё всё впереди. Или убьют, или научится рано или поздно говорить, как благородный Этельстан. Вот кого всегда приятно послушать. Даже после влитого в себя бочонка монастырского вина рыцарь продолжал говорить почти стихами. Неудивительно, что и в старости вокруг него крутилась целая прорва пылких дам.

— Не знаю, — ответил я Джонатану, — разведка не доносила.

— Кто? — удивился воин.

— Сельские бабки, — пояснил я, — впрочем, рано или поздно история всплывет. Деревня на то и деревня, в ней невозможно ничего скрыть, кто-то обязательно что-то где-то видел. Но сейчас не время разыскивать грешника, нужно упокоить упыря.

— Верно, — охотно согласился Джонатан. Ловить кладбищенского вора ему явно не хотелось, это дело стражи или сельского головы, а не благородного рыцаря, другое дело — битва с упырем. Не знаю, я бы на его месте сперва на ворах потренировался, заодно и снаряжение своё подновил, но объяснять что-то непутевому княжьему отпрыску всё равно бесполезно.

Джонатан выхватил меч.

— Вперед, святой отец! Во имя Светлого Владыки, покараем зло! — торжественно произнес он. — Пусть Творец дарует нам победу и славу, а врагам позор и смерть!

— Аминь, — поддержал я.

Джонатан уверенно направился к церкви, я осторожно засеменил следом, держась в нескольких шагах позади. Рыцарь принял такое построение без вопросов. В случае чего, в рукопашной толку от меня будет немного. Конечно, любимую булаву я захватил с собой, и без ложной скромности могу заявить, что если в Верхнереченском монастыре я чему толком и выучился, так это умению от души огреть по балде опасного еретика или иного грешника. Но Джонатан явно ждал целебных молитв, а не сражения на передовой. Так и славный подвиг делить придется. Я, разумеется, не возражал.

— Сначала обследуем кладбище, — сказал я, увидев, что Джонатан направился прямо в двери церкви, — если мертвяки вернулись в могилы, тихо перебьем их одного за другим.

Похоже, моя идея не слишком понравилась рыцарю, парень определенно жаждал боя, а не избиения. Тем не менее, возражать не стал. Я облегченно вздохнул, читать проповедь о тщеславии и гордыне сейчас не время, и не место.

Проломившись сквозь заросли крапивы, мы вышли на старое кладбище. Я удивленно осмотрел несколько десятков целых надгробий. Кладбище почти умиротворяло. То ли здесь нет никакой нежити, то ли тупоголовые мертвяки научились не только вылезать из могил, но и, в случае чего, закапываться обратно, причем аккуратно, не тревожа траву.

— Ничего не понимаю, — сказал я, — а где упырь?

— Возможно, внутри церкви, — предположил рыцарь.

— Верю, что мертвяк мог перебраться в темный и холодный подвал, — сказал я, — нежить не любит тепла и солнечного света, хоть он, вопреки легендам, и не убивает её. Однако откуда-то же упырь должен выкопаться!

Джонатан опустил меч.

— А, может, в самой церкви построен склеп?

Я озадаченно пожал плечами. Деревенские жители ничего такого не рассказывали. Правда, я никогда особо и не интересовался, полагая, что самое интересное из церкви давным-давно вынесли. По идее, зачем отшельнику склеп? С другой стороны, для чего ему возводить церковь? Я судорожно напряг память, вспоминая новое деревенское кладбище. Нет. Надгробия или креста с упоминанием священнослужителя там не имелось. Мог ли бывший отшельник завещать похоронить себя в своей церкви?

Я ещё раз внимательно изучил надгробья. Надписи порядком поистерлись, но пока ещё читались:

"Любимому мужу!", ниже приписка: "И дорогому любовнику"

"Дедушке от внуков"

"Здесь лежит старая Марфа. Больше всего на свете она любила подсматривать за соседями и сплетничать. Светлый Владыка отправил её в Мир Мертвых, лишив последнего. Вечная слава Творцу!"