Им всем противостояли отряды внутренней стражи, силы Высшей воинской полиции, а к апрелю де Санглену подчинили вообще всю полицию в полосе действия всех армий и особые команды вроде моей. Первый опыт был признан удачным и по образцу нашей партии стали формироваться 'отряды быстрого реагирования', которые курировал Закревский, либо непосредственно командиры корпусов. Казачки, разумеется, но пока только как вспомогательные отряды. Наша деятельность не афишировалась, хоть шила в мешке не утаишь, но с каждой неделей нагрузка становилась все ощутимей.

Теперь несколько вернусь назад и расскажу о том, как проводили это время мои друзья.

Гаврила и Толик прибыли в Вильно еще раньше меня, с намерением, если придется туго выдернуть меня из узилища. К счастью — не пришлось. Но это не повод возвращаться домой, тем более, что тут намечались интересные события. Этим двоим гаврикам мирная жизнь, конечно, нравилась, но и повоевать уже хотелось. Наркоманы адреналиновые...

Пара слов о них.

Пока я сидел на периферии в запасном эскадроне они жили полнокровной жизнью.

Поскольку Гаврила — мой глава хозяйства, то он и развернулся по полной.

Он вообще натура увлекающаяся, как управляющий развил бурную деятельность и уже много успел провернуть, хотя понимал, что сильно влезать в хозяйствование до прихода французов — смысла нет. Война многое могла порушить. Это понимали и многие иные. Наверное, по этой самой причине два соседних с Горками села, взятые в опеку после смерти владельца, не оставившего наследников, мне предложили приобрести по совсем уж смешной цене. Одно село, вернее деревня, поскольку церкви там не было, на пятьдесят ревизионных душ (т.е. пятьдесят мужчин в возрасте от семнадцати до шестидесяти лет), и второе сельцо с более чем с семью десятками мужиков с чадами и домочадцами. Все оброчные, от худой земли, промышляющие в основном артельными заработками в Москве, на тамошних заводиках. Мастеровой люд, в общем-то, причем уже не в первом поколении.

Вот так я перешел в разряд совсем не бедных (имеющих более ста ревизионных душ) помещиков-крепостников. Правда новое приобретение было скорее обузой, поскольку во время опеки и без того разоренные села поразорили в конец, даже кур почти вывели, оттого так дешево и продавали, желали поскорее сбагрить с рук. Но Гаврила уболтал, и для престижа надо и для дела. Ну, надо так надо. По хозяйству он более головастый.

И за три месяца заработал в моем новом имении капсюльный заводик. Кадры были, технологию наладить, пусть не сразу, но удалось. Нематериалоемкое производство, но перед войной востребованное как никогда, а оттого весьма прибыльное. Была проблема с сырьем, но ее решили. Потихоньку артельные мужики и за переделку замков ружей под капсюль взялись, чтобы увеличить сбыт своего товару. Под капсюль ведь стрелялка соответствующая требуется, а их пока нетути. Правда в основном оружие было для охоты, но и вояки стали порою делать для себя заказы. Гаврила, (невиданное дело!), платил крепостным, и платил по нынешним меркам очень неплохо. Вот так у меня добавился и еще один заводик. Вместе с карандашной фабрикой и маслодавильней. Правда это был далеко не первый и не самый большой заводик, Вадим по своим каналам уже раскрутил рекламную компанию 'ура капсюлю' и заводы по их производству стали открывать при пороховых производствах по всей России. Переделывать замки под новое изобретение взялись в Туле и в Москве и в Питере, в начале на штуцера. Но с ростом моды на усовершенствованное оружие, заказы укрупнялись с каждой седмицей.

Ха! И на это, оказывается, бывает мода? Узнаю рекламные технологии моего времени. Явно, работа еще одного попаданца. Вадиму — зачет! Особенно за введение единого стандарта капсюлей, уж не знаю как он этого смог добиться, но смог. По императорским стандартам сейчас и работает и мой заводик, а что порой делает что-то сверх и не так, так — для себя родного.

Торговля, которой занялся управляющий, а вернее перекупка в глубинке, вывоз и перепродажа по военным заказам продуктов, шерсти, леса и еще Бог знает чего, шла само собой тоже бойко. Так что людей все равно не хватало и приходилось нанимать.

Кто порукастее и посмышленей из моих крепостных, те были заняты на заводиках, кто покрепче да непоседливей — в возчиках, перевозили по договорам закупленные товары, этакие дальнобойщики девятнадцатого века, и только малая часть занималась на земле и на конеферме. Меня же роль крепостника корежила. Не так воспитан...

Я объявил о том, что люди могут себя выкупать по половинной и даже четвертной цене, поскольку с такими заработками, что мы даем, в состоянии за пару-тройку лет собрать нужную для выкупа сумму. Думаете, кинулись собирать копеечку? Щас...

Первый вопрос — 'Барин, не гони! Пошто не угодили?'. Вот так вот. Надо будет с другой стороны к такому вопросу подойти, но рабов в моем имении не будет. Это — твердо.

Гаврила же всю зиму откровенно ловил кайф от решения всяких хозяйственных головоломок. Нравилось ему. Но как только заиграли боевые трубы, не думая ни секунды, все бросил и кинулся на подмогу Сереже Горскому.

С Толиком вообще засада. У меня такое впечатление, что папаша Бубнов в его лице отыскал где-то давно затерявшегося родного сына, да и вся остальная родня приняла, словно он и рос в этой просторной избе с пеленок. Бывает такое. Полное единение душ. По-моему Толик уже и на какие-то дела клановые, совместно с братами Бубновыми, сходил пару раз. Да и его молодая жена, непоседливая и порой резкая Глафира, в присутствии мужа становилась самым любящим и заботливым существом в мире. Толик отогревался в семейном тепле клана Бубновых за все свои годы одиночества. Но как только стал вопрос о помощи одному поручику, жена сама собрала ему котомку и деловито проверила заточку метательных ножей, взятых Виверрой в дорогу. В этой семье мужчины часто уходили по своим мужским делам, а женщины оставались их ждать. Они умели это делать.

Вот так этот дуэт и оказался в Вильно.

На глаза не лезли, но встречались мы с ними периодически.

Толик про де Сангленена и о полковнике Закревском знал много больше моего, ну ему и положено с его-то специальностью. Из реальной нашей истории было известно, что они тоже вначале собачились, но после вполне себе неплохо работали в паре. Правда, подсидеть друг друга пытались постоянно, но это у них уже выражалось не во враждебном соперничестве, а скорей как спортивное состязание. Они даже в какой-то мере стали приятелями, насколько это возможно при их работе.

Уяснив, в каком положении я, в конце концов, оказался, Виверра только хлопнул меня по плечу и сказал, что такого везунчика как я — поискать. Из всех возможных вариантов выпал самый удачный, и барона Корфа за протекцию мне следует поить месяц. Иметь контакт и там и там — редкая удача. Но и надо понимать, что пахать придется как Труфальдино из Бергамо. А вот тут уже поручику Горскому поможет парочка друзей. Чтоб не надорвался...

И помогали.

Толик и Гаврила навели мосты с местным криминалом и нищей братией и из их числа организовали что-то вроде службы информации. Нашей. Личной. Как задел на будущее. Этим направлением занимался персонально Толик, а Гаврила взял направление несколько иное — слуги и мелкие торговцы, а также некоторые купцы и приказчики. Вся эта публика работала за деньги, но работала не хуже идейной еврейской службы информации де Санглена, он курировал какого-то их рабе, которому было откровение и по его слову многочисленные ученики оказывали посильную помощь русским. Я особо не вникал, да меня и не допускали к таким секретам, но эффективность такой информационной, и не только информационной службы была высока чрезвычайно. Закревский, сделавший в свое время ставку на мелкопоместную служилую местную шляхту, проигрывал де Санглену в информационном плане безнадежно. Поляки, литвины и литовцы были не надежны и требовали гораздо больших средств в оплате своих услуг. Хасиды придерживались иной тактики и просили в оплату за услуги — услуги ответные, на сегодня либо в будущем. Деньги тоже брали, но строго под отчет. Более того, они сами давали довольно значительные средства.

Мои соратники не стали влезать в чужое поле. Воришки, нищие, слуги и торговцы, вот тот источник информации, которым пренебрегли другие, а вот нам они пришлись в самый раз.

Добавил и я в эту копилку агентурной сети свою невеликую лепту. Я уже почти позабыл за каждодневной суетой, что есть названным родичем цыганского барона. А вот он — не позабыл. Привет от него привез ко мне неугомонный Мурш. Паренек повзрослел за то время, что мы с ним не виделись.

Цыгане вовсе не собирались оставаться в стороне от той беды, что надвигалась на Россию. Часть молодых мужчин из таборов шли в солдаты. Вот уж удивили, честно говоря. Мало того, цыгане собирали довольно значительные средства для передачи на армейские нужды. Второй раз удивили. Какие-то неправильные цыгане. Или, наоборот, именно сейчас — правильные?

Так вот Мурш предложил услуги соплеменников в виде информационной службы лично для меня. Цыганская почта работала не хуже еврейской. Полковник Закревский тоже в тот же день получил предложение о привлечении цыган в помощь работы Особенной канцелярии при военном министре. Там естественно с предложением были люди посолидней чем молодой парень, бароны, но ссылались они на некоего Горского, как человека в чьей голове впервые возникла такая идея. Закревский от такого подарка естественно не отказался, это ж какая возможность гасконский нос де Санглену утереть! Но все, что ему позже докладывалось смуглолицей публикой, мне становилось известно тоже, причем едва ли не раньше. Естественно от моего напарника по зимней скачке. Он все время крутился где-то в Вильно и окрестностях и почти ежедневно имел возможность встретиться с поручиком Горским.

Ой, не простой цыганченок, этот парнишка Мурш.

Полковник Закревский также зачислил в мой отряд волонтером рядового казака Войска Донского Беспамятного, т.е. Толика, освободив его от обязательной весенней поездки на Дон, а также двух первых офицеров-охотников из четырех, минимально положенных в такой партии как моя. Двух молодых прапорщиков, причем один из них был прапорщиком гвардейского Семеновского полка. Захотелось парню романтики, понимаешь.

Я взял, правда, с опаской, как-то с гвардейцем в подчиненных уживусь? Впоследствии не пожалел. Авантюристом оказался — почище меня. Звали этого двадцати двух летнего парня как и меня Сергей, а по фамилии он был Трубецкой. Вот именно! Будущий декабрист...

Я даже не понял сперва, кого мне полковник сватает. Князь и князь. Что мы князей, что ль не видали? Тонкий в кости, сдержанный в движениях, ироничный, чуток нахальный и отчаянно смелый. До дерзости. Но при этом никогда не теряющий головы. Фехтовальщик от Бога, не хуже второго кандидата о котором скажу позже, правда, свое искусство мог показать пока только в манеже. Боевым приемам не обучен вовсе.

За нахальство и самомнение был бит в первой же учебной схватке с Толиком. Бит крепко и не единожды. До крови. Но не обиделся, а напросился к спецу в ученики. И что удивительно, был в эти ученики принят. Толик, честно говоря, терпеть не мог аристократов, вернее дворян вообще, а тут неожиданно сделал исключение. Наверное, потому, что Сережа совсем на князя был не похож. Не наблюдалось в нем той наполеоновской заносчивости, которую отмечали перед восстанием на Сенатской площади. Учился жадно у всех, не гнушаясь и нижних чинов, и все это без всякого панибратства, желая во всем быть лучшим. За образец для подражания почитал Суворова. Единственно, всем своим учителям весьма самоуверенно обещал превзойти их в кратчайший срок. Борзый... Но в хорошем смысле.

Еще не коснулась молодой души масонская зараза, и мне жутко захотелось, чтобы и минула его эта забугорная дрянь. Что в России больше ничем заняться, чем в вольных каменщиков играть? Ведь сколько доброго может для Отчизны сделать этот незаурядный парень. Значит, что? Значит — будем перековывать.

Место еще одного кандидата у меня было зарезервировано с самого начала. Прапорщик Глеб Горяинов, мой названный младший братишка.

Хм... Еще один. Сколько у меня уже названной родни за почти два года образовалось? А главное, до чего же пестренькая компания!

Глеба я, конечно, забыть не мог, да и под моим присмотром целее будет. Он все еще находился в офицерском резерве, и по моей слезной просьбе сего щегла отыскали в списках, зачислили в штат Иркутского драгунского полка и отдали под мое начало. Ура протекции личного адъютанта военного министра!

Так Глеб у меня стал исполнять роль моего зама по кавалерии и командира второго взвода, а Сережа Трубецкой возглавил егерей. При каждом из молодых офицеров был пестун-фельдфебель, что в эти времена было распространенной практикой. Когда возле Глеба находился унтер Ивушка, я был спокоен. Трубецкой же был и постарше, и поопытней, но не гнушался выслушать добрый совет от седоусого егерского унтера, хотя последнее решение оба прапора всегда оставлял за собой. Военная косточка, что тут скажешь.

Гаврила в это время крутился в городе как купец и управляющий, и вовсю рубил копеечку, но это так, попутно и больше для маскировки. В основном же занимался сбором информации и спасением хоть части наших трофеев от загребущих ручек армейских тыловиков. В будущем я намеривался пустить в ход это добро, а для того пришлось Гавриле срочно взять ремонтерский патент, а также договор по выкупу трофейного оружия для переделки в наших мастерских. Подряды на отечественные стволы были на казенных заводах, там не протолкнуться, а с трофейным железом пока не определились. Условия неплохие. Половину стволов — в казну, половину — нам. Бизнесмен, однако...

Так обстояли дела у нашей слаженной боевой тройки.

Вот теперь можно вернуться и к событиям конца апреля 1812 года. А они были весьма интересны, хоть временами и опасны, а порою и довольно грязны и неприятны.

Мы уже почти неделю преследовали неуловимый отряд. Небольшой, в общем-то отрядик, но истинная невидимка. Человек в сорок, но они как сквозь землю проваливались после каждого налета.

А налеты по своей жестокости были невиданны, да и материальной потере были весьма велики. Четыре военных магазина до крыши заполненных продуктами, амуницией и фуражом ушли с дымом. Снабжение целого корпуса сорвано. Четыре охранных взвода вырезаны в ноль. И это не такими уж большими силами.

Как?

Ведь их возле каждого склада по человек тридцать с лишним было. Не слепые, не глухие.

А все оказалось просто, хоть об этом мы узнали и чуть позже, да и то случайно. Заполнены-то эти громадные срубы были только по бумагам, и так, еще кое-что по мелочи. И палили их люди в военной форме русской армии. Оттого и подпускали охранники своих будущих убийц буквально на удар ножа, вот и не было в их руках оружия. А как иначе, если человек, которого знали все в армии как одного из главных снабженцев, лично возглавлял отряд ряженых в мундиры бандитов.

Крышу у штер-кригскомиссара Степана Федоровича Фролина сорвало напрочь, если он лично на такое душегубство подался.