Хроники Обетованного. Тени и зеркала

Но ответственность уже была на ней. Она понятия не имела, с какого момента — с тех пор, как она ощутила болезнь земли в лесу? С тех пор, как спряталась в безмолвие мать? С тех пор, как пришли эти туманно-огненные, изматывающие сны?

Или вообще — с самого начала, под яичной скорлупой?..

Тааль перевела взгляд на Гаудрун; нечасто случалось такое, что она могла смотреть на неё сверху вниз. Гаудрун окончательно растеряла грозное величие воительницы, вся сжалась в немой мольбе: "Скажи это, Тааль, скажи... Скажи, что они должны проводить нас к ним, спасти пленников, спасти Биира... Он любит медовые соты, Тааль, и боится грозы. А в детстве у него был красный хохолок — такой смешной, — но потом вылез. После того, как не стало наших родителей, всё гнездовье только так и звало его — Красный Хохолок... Вся магия тэверли, все знания кентавров не стоят его, Тааль!.."

И Тааль очень хотела помочь ей — но понимала, что именно вот так это было бы не совсем правильно.

— Думаю, я спрошу совета у того духа, — сказала она наконец. — И попрошу его поговорить с тобой, Турий. Наверняка он будет не против.

— Огромная честь, — поражённо прошептал кто-то из кентавров. — Огромная, Тааль-Шийи.

— Шийи?.. — всё-таки переспросила Тааль — но шёпотом, у одного Турия-Тунта. Тот перевёл:

— "Сновидица".

...— А почему вы придаёте этому такое значение? — спросила она чуть позже, медленно летя над головой Турия, ныряя меж серебристых ветвей. Кавалькада из кентавров топала позади, но явно не все были довольны решением вожака. Они направлялись к реке, где Тааль надеялась вызвать Эоле. Если он, конечно, снизойдёт до неё ещё раз. — Я имею в виду, моим снам?

— Точно даже не знаю, — тихо засмеялся Турий, подставляя руку красно-жёлтой бабочке. Та уселась на его смуглую ладонь так уверенно, будто провела там всю свою короткую жизнь. — Может быть, потому что я тоже вижу их... — он помолчал. — Врата, за которыми пламя и Хаос.

"Как он догадался?" — в смятении подумала Тааль, глядя, как бережно кентавр выпускает бабочку... Чего только не встретишь, оказывается, за стенками родного гнезда.

ГЛАВА XXIV

Бывший Ти'арг, ныне Альсунг. Город Хаэдран

После сорок третьего круга по комнате Синна не выдержала и снова приложила ракушку к уху. Оттуда, из-под красно-коричневых завитушек, глухо шумело море — совсем такое же, как настоящее, видневшееся из окон нищенской гостиницы, где они остановились. То есть Синна, конечно, давно знала, что никакого моря в ракушках нет: учителя известили её об этом ещё в детстве, а отец даже увлечённо разъяснил, как именно движение воздуха и её собственной крови порождает такую иллюзию. Но знала она и то, что жители всех в мире побережий всегда говорили и будут говорить — "шумит море".

В Хаэдране Синна впервые увидела море — совсем не такое, какого ждала: скорее пугающее, чем красивое. Как всё здесь, оно отсвечивало сталью, а багряные закаты на нём отдавали чем-то зловещим. Оно по-стариковски морщилось от ветра, куталось в удушливую вонь гнилой рыбы и крики чаек, скалилось сетями и обломками корабельных снастей на берегу. Море не любило людей, приберегало для них угрозу, но всё равно цепляло чем-то необъяснимым, заставляя подолгу смотреть на себя — в ту даль, где далеко на западе сливалось с небом.

Ракушку — большую, едва умещавшуюся в руке — вчера нашёл для Синны Линтьель. И преподнёс во время их уже привычной вечерней прогулки по порту — с теплотой, но слишком цеременно. Он, впрочем, всё делал слишком церемонно, даже сапоги чистил с убийственно серьёзным лицом. Это иногда уже выводило Синну из себя, но чаще смешило. "Она совсем как улитка... Жирная такая, знаете — после дождя", — сказала она, с улыбкой очищая ракушку от песка и грязи.

"Улитка, миледи?.." И, подняв глаза, Синна, увидела, что Линтьель смотрит на неё с чуть презрительным недоумением — так глядят на взбалмошного ребёнка или нашкодившего щенка. Высокий, гладкий кезоррианский лоб прочертила морщинка.

Теперь менестрель всё чаще смотрит на неё именно так.

Синна вернула ракушку на выщербленный стол, единственный в узкой комнатке. Там её законное место — рядом с узлом её вещей, с лирой и флейтой Линтьеля в аккуратных чехлах. Менестрель был помешан на порядке и чистоте даже больше, чем сама Синна, и мог полчаса провести, отчищая чехлы от невидимых пятен, — но струны у лиры оставались плохо подтянутыми. Он давно не играл ей — наверное, с самого Заэру. И это понятно: время явно не подходящее...

Синна добрела до своей кровати и села, тусклым взглядом обводя тусклые стены. Углы съела плесень, постель кишит клопами, а воду в кувшинах для умывания прислуга меняет исключительно по настроению. Семь шагов Синны в длину и четыре в ширину — о, она отлично запомнила, проводя здесь одинокие дни... "Вам нужно соблюдать осторожность, миледи. Любой ти'аргский лорд в Хаэдране может узнать Вас, и тогда мы пропали". Да, прогулки только после заката. Разумеется.

Духота, но окно не открыть: в комнатку ворвётся холодный ветер. Пропитанный солью с моря, а ещё — железом и кровью. Синна была уверена, что никогда не забудет первые дни здесь — даже в старости, окружённая роскошью и толпой почтительных внуков (по-другому представлять свою старость ей не хотелось)... Те дни, когда этот запах был ещё свеж.

Красная вода и красный липкий берег. Трупы, гниющие прямо на улицах — некому убирать... Гавань, ставшая жалкой грудой камня и дерева. Наполовину разрушенные городские стены. А ещё — альсунгские здоровяки и их наёмники, бродившие по порту и городу целыми десятками, оравшие радостные песни на чужом языке... Пьяные от вина, эля, а ещё больше — от победы и собственной власти. Особенно страшны были те, за чьими спинами торчали двуручные мечи (таким громоздким мясницким варварством в Дорелии уже не пользовались — к счастью, как думала Синна, вздрагивая). Они крушили мебель в трактирах, ящики и тюки толстых торговцев из Минши, вывески лавок — бесцельно, просто чтобы выплеснуть грубую жажду разрушения. И так же бесцельно отлавливали женщин на улицах — а те были счастливы, если просто оставались в живых.

Линтьель, молчаливый и бледный, берёг тогда Синну, как только и мог беречь главное сокровище лорда Дагала. Прятал её даже от хозяина гостиницы, не давал произнести ни слова, ни на миг не выпускал из вида, раздобыл платье местной рыбачки... Всю скудную еду сначала пробовал сам, а во время любых передвижений то и дело менял маршруты и выдумывал новые легенды о том, кто они такие (он, к счастью, отлично говорил на ти'аргском и лишь чуть хуже — на альсунгском). Однако и он не сумел бы оградить её от отвратительной правды — и Синна насмотрелась на вещи, о существовании которых не задумывалась прежде. Она никогда не считала себя изнеженной, но там, в Хаэдране, иногда не могла сдержать приступы тошноты.

Когда они, примерно в середине осени, появились в Хаэдране, город уже перешёл к Альсунгу окончательно. Хозяин гостиницы, торговцы и рыбаки рассказывали об осаде (если этот мгновенный штурм можно назвать осадой), битвах (если эту резню можно назвать битвами), попытках сопротивления со стороны городских властей, ратуши, опоздавшей горстки королевских солдат... Всё было тщетно. Не тратя времени на переговоры, альсунгцы решали проблемы силой — или тёмной магией. Синна ни за что не поверила бы, что северяне унизились до обращения к колдовству, если бы лично не видела громадные дыры в стенах, снесённые крыши домов, раскрошенные почти в щепки торговые корабли... Без катапульт и осадных машин такого не натворить — а у альсунгцев не было ни катапульт, ни осадных машин.

О "монстре из моря" чего только не рассказывали: в бормотании испуганных женщин он представал то гигантским спрутом, то водным драконом, то многохвостым ящером... Сути дела это, пожалуй, не меняло. Синна внимательно наблюдала за Линтьелем, но его лицо во время этих рассказов оставалось непроницаемым.

Он ждал.

"На мне тяжкая ноша, миледи. Я не могу просить, чтобы Вы разделили её со мной, — галантно говорил он ей ещё тогда, в её покоях в Заэру, при дрожащем свете свечи. — Моя... Ваша страна надеется на меня. А ещё его величество и, самое главное, Ваш отец. Поймите, я не могу подвергнуть Вас такому риску лишь потому, что Вам скучно на одном месте..."

Дело было не в том, что ей скучно, — или, точнее, не только в этом. Они оба знали это, и оба прятались за лицемерно-благородными фразами.

"Вы не можете оттолкнуть меня, — легко возразила Синна, якобы в рассеянности теребя рыжий локон. — Просто не имеете права, господин Линтьель. Я хочу помочь Вам донести Вашу тяжкую ношу, только и всего. Откуда Вам знать — может, и женщинам хочется иногда вписать своё имя в историю?.."

Он вздохнул, озлобленно кусая тонкие губы.

"Конечно, не имею права... Вы знаете, что всегда будете выше меня, миледи, — в сдавленном шёпоте прозвучало вдруг столько скрываемой днём горечи, что Синна взволнованно подалась вперёд. — Всегда, что бы мы ни делали... Только, если я увезу Вас, это будет предательством. А предатель — для всех, кроме себя, мертвец, как говорят у нас в Кезорре".

"Неправда. Ведь я сама прошу Вас. Это не похищение и не бесчестье. Я уверена, что смогу помочь Вам... в том, что поручил Вам отец".

"Нет, Вы будете мешать мне. Вы будете обузой, — с внезапной откровенностью сказал он, сложив домиком длинные пальцы. — Вы не ездили в такие дальние путешествия и не знаете, что это... И, тем более, не знаете, что такое война. А в Ти'арге война, причём с Альсунгом. В последний раз взываю к Вашему разуму, леди Синна".

"Поздно. Я уже всё обдумала".

"И давно? С тех пор, как я рассказал Вам об этом поручении?" — в его усмешке смешались раздражение и самодовольство. Оскорблённая гордость зашипела в Синне злой кошкой, но она одёрнула себя. Иногда для победы нужно поиграть по чужим правилам.

"Да, именно с тех пор. Вы — достаточная защита, чтобы я вернулась невредимой, а замку пока ничего не угрожает. И не будет угрожать, благодаря Вашей магии..."

"Если с Вами что-то случится, лорд умрёт от горя, — серьёзно проговорил Линтьель, и Синна воспряла духом: видимо, он прибегнул к последнему козырю. — Это станет для него куда большим ударом, чем Вы думаете. Полагаю, даже большим, чем захват замка или Энтора".

"Если у Вас... у нас всё получится, ему не придётся переживать ни по одной из этих причин. Разве не так?"

"Так, — он долго смотрел на неё снизу вверх, с удовольствием созерцая запылавшие щёки, а потом тихо и обречённо засмеялся. — Вы уговорите и камень, леди Синна, а я не каменный... Но не забывайте, что я всё-таки королевский Коготь".

"Конечно, — важно кивнула она, снимая воображаемую соринку с его плеча. — А ещё Вы мой менестрель..."

— Почему ты не послушала его тогда? — прошептала Синна в душный пыльный воздух, пальцем чертя узоры на простыне — когда-то белой, но посеревшей от грязи. — Почему, безмозглая ты кукла?..

И ведь правда — следовало бы. Линтьель всегда знал, какой выбор наиболее разумен. Возможно, поэтому он продолжал звать её "миледи" и не позволял себе не то что смелого жеста — смелого слова.

"Мы должны помнить, кто мы такие", — говорил весь его вид, когда он — гибкий и изящный, как хлыст, и ещё больше похудевший от тягот дороги, — возвращался по вечерам. Потом он начинал говорить, хотя Синна ни о чём не спрашивала, и на виске у него утомлённо пульсировала жилка — непреклонно, как и каждое взвешенное, холодное слово. Даже прекрасные песни Линтьеля теперь казались Синне рассудочными, когда она вспоминала их.

Как там начиналась старая "Лунная баллада"?.. Она была в моде, пожалуй, ещё в годы юности двоюродной бабушки Квенир, но в исполнении Линтьеля всегда обретала новое очарование.

— Но солнце восходит так рано, — вполголоса протянула Синна, мысленно плюнув на предупреждения менестреля о тонких стенах и слышимости, — что ранят сердце его лучи...

— ...Стань же моею луной и завладей небом, — прежним, медово-бархатным голосом пропел Линтьель от двери. Синна вздрогнула и вскочила.

— Вы уже вернулись? Так рано?..

— Она приплыла сегодня утром, миледи! — шагнув к Синне, Линтьель схватил её в объятия и закружил, ошалевшую, по комнате. А потом засмеялся — она так давно не слышала его смеха... — Королева Хелт в Хаэдране. Мы дождались.

* * *

Уходя на церемонию в одиночестве и строго-настрого наказав Синне оставаться в гостинице, Линтьель не учёл сразу несколько обстоятельств. Во-первых, за последние дни четыре стены осточертели Синне; ей, привыкшей к просторным каменным лабиринтам замка Заэру и бескрайним пшеничным полям, казалось, что ещё один час созерцания плесени её добьёт. Во-вторых, она давно мечтала посмотреть на Хелтингру — эту новую королеву Севера, первую в Альсунге правительницу-женщину, одно имя которой всю осень повергало Ти'арг в ужас. Как только Линтьель рассказал ей, что Хелтингра прибудет в Хаэдран, чтобы окончательно сделать его оплотом Альсунга и наблюдать вблизи за своей кампанией, Синна поклялась себе любой ценой взглянуть на неё. Слухи о магическом даре Хелт только укрепляли её бешеное любопытство и — что уж скрывать — нечто вроде зависти.

Ну, а в-третьих — Синна всё-таки была дочерью своего отца, плоть от плоти Заэру. Она всегда поступала так, как считала нужным, даже если не спорила в открытую.

Поэтому победа Линтьеля над ней была мнимой. Совершенно точно.

Ведь так?..

Из окна Синна пронаблюдала, как менестрель вышел из гостиницы и бесшумно двинулся в глубь города. Очень быстро он пропал в запрудившей улицы крикливой толпе. Синна закрыла ставни и бросилась к сундуку, чтобы достать плащ с капюшоном и серое платье рыбачки. В спешке переодевшись, окинула придирчивым взглядом себя в крошечном грязном зеркальце. Какая же она бледная и как подурнела...

Ничего, сейчас это только к месту.

Когда Синна поворачивала ключ в замке, руки у неё тряслись от страха и приятного возбуждения. И, перебежками следуя за толпой по городу, она всё никак не могла унять эту дрожь.

В ней пробудилось всё нежное, наивное и воздушное, что она так долго и старательно подавляла в себе чужими фразами о долге. Он будет там — её герой, её воин и менестрель, надежда Заэру. Будет там вместе со всеми, чтобы оценить охрану Хелт и доиграть последний аккорд своего великого плана.

Совсем скоро — может быть, уже завтра. Торопиться им некуда.

Совсем скоро он убьёт её.

Бездетная Хелт не успеет назвать преемника, Альсунг будет в смятении, и война быстро сойдёт на нет. Пока на севере разберутся, что к чему, король Абиальд вышлет Ти'аргу помощь. Синна ни минуты не сомневалась, что отец посоветует ему именно это.

Да, всё будет так. Всё должно быть так. И она станет частью истории.

Синна чувствовала, как дорелийская отвага кипит в ней — плавится радостным безумием, переливаясь в рыжину волос. Опомнившись, она надвинула капюшон, сбитый холодным предзимним ветром.