Когда, наконец, к адмиральскому судну вновь присоединились две другие каравеллы, испанцы отправились дальше вдоль берегов восхитительной страны, оживляемой водами притоков Нейвы; на плодородной равнине, тянувшейся в глубь острова, виднелось много селений и рощ. Проплыв сколько-то лиг к востоку, Адмирал узнал от туземцев, поднимавшихся на корабли, что в их провинции побывали несколько испанцев из крепости. Судя по тому, что Адмиралу удалось выяснить у этих людей, дела на острове шли хорошо. Ободренный тем, что здесь все спокойно, Колумб высадил на берег девять моряков, дабы они пересекли остров по суше и возвестили о его благополучном прибытии.
Продолжая двигаться на восток, он отправил в большое селение, стоявшее на равнине, лодку за питьевой водой. Обитатели выступили с луками и стрелами, приготовившись к бою, их товарищи несли веревки, чтобы вязать пленников. Это были уроженцы Игуэя, восточной провинции. Среди жителей острова они обладали самым воинственным нравом, частые набеги карибов приучили их держать оружие наготове. Говорят, они вдобавок использовали отравленные стрелы. Однако к Колумбу они относились враждебно только на первый взгляд. Когда экипажи кораблей высадились на берег, индейцы побросали оружие, принесли еды и допытывались, где Адмирал, ибо слава о нем прокатилась по всему острову и жители очень верили в его справедливость и великодушие. Когда испанцы отчалили, погода, которая уже давно им не благоприятствовала и постоянно менялась, совсем испортилась. Огромная рыбина, размером со среднего кита, вдруг выпрыгнула из воды; на панцире у нее, подобном черепашьему, красовались два больших плавника, напоминавших крылья, а хвост был как у тунца. Увидев надвигающиеся тучи, да еще заметив эту рыбу, Колумб понял, что приближается буря, и принялся искать надежную гавань. Он обнаружил пролив между Эспаньолой и небольшим островом, который индейцы звали Адаманей, а Адмирал — Саона. Здесь он укрылся, бросив якорь возле рифа или крохотного островка посередине пролива. Ночью, когда он причаливал, случилось лунное затмение и, наблюдая за ним, Адмирал определил, что Саона и Кадис в Испании находятся в разных временных поясах, и вычислил разницу, составившую 5 часов 23 минуты, что соответствует 80 градусам 45 минутам. Это на 18 градусов больше, чем действительная долгота; вполне вероятно, ошибка закралась из-за неточностей в графике затмений.
Восемь дней корабль Адмирала оставался из-за непогоды в проливе. Колумб очень волновался за другие корабли, застигнутые бурей в открытом море. Однако им удалось уцелеть, и когда шторм стих, они присоединились к адмиральскому судну.
Покинув Саонсккй пролив, корабли достигли двадцать четвертого сентября восточной оконечности Эспаньолы, которую Колумб назвал Сан-Рафаэль (ныне мыс Энганьо). Оттуда испанцы направились на юго-восток и по дороге посетили остров Мона (на индейском наречии — Амона), расположенный между Пуэрто-Рико и Эспаньолой. Невзирая на плачевное состояние кораблей, Колумб намеревался продолжить путь на восток и завершить обследование Карибских островов, но телесные недуги не дали воплотиться высоким устремлениям. Сказалась необычайная усталость, душевная и физическая, накопившаяся за время тревожного и напряженного путешествия. Колумб делил с простыми матросами все тяготы и лишения дальних странствий. Он так же, как и они, сидел на скудном пайке и страдал от ветра и непогоды. Но кроме того, на его плечах лежало бремя забот и ответственности. Когда моряк, падая с ног от усталости, заканчивал вахту, он мог лечь и крепко уснуть в самый разгар бури, а обеспокоенный капитан все равно, как бы он ни был измучен, не покидал своего поста и проводил множество бессонных ночей под проливным дождем, когда волны обрушивались на палубу. От его бдительности зависела безопасность кораблей; но главное, он постоянно чувствовал, что жаждавшая первенства нация, да и весь остальной мир с нетерпением ждут, чем же закончится его предприятие. Во время второго путешествия Колумба воодушевляла преимущественно надежда на скорое прибытие в неизведанные районы Индии, а он предвкушал свое триумфальное возвращение в Испанию через страны Востока после совершения кругосветного плавания. Надежды не оправдались, но Колумбу все разно нужно было сохранять присутствие духа, чтобы бороться с бесчисленными трудностями и опасностями, с ветрами и непогодой. Когда же треволнения кончились, и Адмирал оказался в знакомом мирном море, нервный подъем вдруг исчез, и он почувствовал, что совершенно измучен душой и телом, ибо столько времени испытывал почти нечеловеческое напряжение. В день отплытия из Моны Адмирал внезапно заболел, лишившись памяти, зрения и прочих чувств. Он впал в глубокую летаргию, очень напоминавшую смерть. Команда, встревоженная ужасающим состоянием Колумба, боялась, что он вот-вот умрет. Поэтому они отказались от продолжения путешествия и, подгоняемые восточным ветром, преобладавшим в тех морях, доставили Колумба, пребывавшего в полном беспамятстве, в гавань Изабеллы.
Книга восьмая
Глава 1
Прибытие Адмирала в Изабеллу. Характер Бартоломео Колумба
(4 сентября 1494 г.)
Люди, сохранившие верность Адмиралу, с радостью встретили его небольшую эскадру, наконец появившуюся в гавани Изабеллы. С того дня, как Колумб отправился в рискованное путешествие, прошло много времени, и поскольку никаких известий от него не поступало, у испанцев возникли серьезные опасения за его жизнь, они боялись, что неугомонный путешественник погиб где-то далеко в этих неведомых морях.
По возвращении Адмирала ждал приятный сюрприз, искрение его обрадовавший: очнувшись, он увидел перед собою своего брата Бартоломео, товарища юности, наперсника и помощника, который был как бы его вторым "я". Колумб не видел Бартоломео несколько лет. Напомним, что уезжая из Португалии, он на всякий случай отправил Бартоломео в Англию, дабы тот попытался прельстить планами открытий короля Генриха VII. О ходатайстве Бартоломео перед английским королем толком ничего не известно. Фернандо Колумб утверждает, что дядю в пути настигли и ограбили пираты, причем обобрали до нитки, и он довольно долго влачил жалкое существование, зарабатывая на жизнь составлением морских карт; поэтому прошло несколько лет, прежде чем он смог представить прошение английскому монарху. Лас Касас полагает, что брат Колумба не сразу поехал в Англию: святой отец обнаружил документ, написанный рукой Бартоломео. Из него следует, что в 1486 году он, состоя на службе у португальского короля, якобы отправился вместе с Бартоломео Диасом в путешествие вдоль африканского побережья и открыл мыс Доброй Надежды.
Надо отдать должное Генриху VII: когда, наконец, предложение Колумба дошло до него, оно вызвало гораздо больший отклик, нежели у других правителей. Король договорился с Бартоломео о снаряжении экспедиции, и Бартоломео отправился в Испанию на поиски брата. Однако добравшись до Парижа, он получил радостное известие о том, что открытие уже совершено и брат с победой вернулся в Испанию, где теперь приближен ко двору, возвышен монархами, обласкан знатью и боготворим народом. Слава Колумба уже начала согревать своими лучами и его близких, так что Бартоломео немедленно стал важной персоной. Его заметил французский король Карл VIII: узнав о тощем кошельке Бартоломео, он дал ему сто крон на поездку в Испанию. Бартоломео добрался до Севильи как раз тогда, когда его брат отбыл во второе путешествие. Он тут же явился ко двору, располагавшемуся тогда в Вальядолиде, и привел с собой двух племянников, Диего и Фернандо, ставших пажами принца Хуана. Монархи приняли его с большим почетом, а узнав о том, что он превосходный, талантливый мореплаватель, дали ему три корабля с грузом, предназначавшимся для колоний, и послали помогать брату, И опять он явился слишком поздно: когда Бартоломео добрался до Изабеллы, Адмирал уже отправился обследовать берега Кубы.
Колумб, удрученный заботами и окруженный чужими людьми, воспринял приезд брата как огромное облегчение. До сих пор главной опорой и источником душевного тепла для него был другой брат, дон Диего, но из-за своего кроткого, мирного нрава он не мог справиться с раздорами в колонии. Бартоломео же обладал совсем иным, гораздо более подходящим для этой цели характером. Он был исполнительным, активным, решительным, бесстрашным и моментально претворял в жизнь любой свой замысел, не задумываясь о его сложности или рискованности. Внешний облик Бартоломео вполне соответствовал его душевному складу: брат Колумба был высоким, мускулистым, сильным и властным. Он имел очень важный вид и отличался суровостью, причем она, не в пример Адмиралу, не сглаживалась ласковостью и добротой. Из-за некоторой резкости, сухости манер и отрывистой речи он нажил себе немало врагов, однако, несмотря на известные недостатки, Бартоломео можно назвать благородной натурой, чуждой высокомерия и злонамеренности, а незлопамятность его сравнима лишь с его безудержной отвагой.
Бартоломео в совершенстве овладел теорией и практикой мореплавания, в значительной степени он постигал эту науку под руководством Адмирала и в итоге лишь немногим уступал ему в познаниях. А в искусстве владеть пером он даже превосходил Христофора, так, во всяком случае, утверждает Лас Касас, у которого хранились письма и рукописи обоих братьев. Бартоломео знал латынь, но не был высокообразованным человеком; подобно Колумбу, он получил свои знания на основе обширного опыта и внимательных наблюдений. Обладая таким же сильным, пытливым умом, как и Адмирал, но гораздо меньшими пылкостью воображения и простодушием, Бартоломео куда ловчее управлялся с делами, требовавшими хитроумия и изворотливости, лучше умел отстаивать личные интересы и имел больше житейской мудрости, столь необходимой в повседневности. Он не тяготел к возвышенным размышлениям, которые способны привести к открытию нового мира, но практическая сметка позволила ему извлечь выгоду из этого открытия. Так описывает Бартоломео Колумба достопочтенный Лас Касас, наблюдавший его в жизни. И эта характеристика вполне согласуется с тем, как проявил себя брат Адмирала в дальнейшей истории открытия Америки, в которой он сыграл далеко не последнюю роль.
Колумбу не терпелось сбросить с себя бремя общественных забот, являвшееся для него непосильной ношей во время болезни, и он тут же назначил брата аделантадо, что равносильно нынешнему губернатору провинции. Колумб считал, что договор, заключенный нм с правителями Испании, дает ему такое право, но король Фердинанд расценил это как превышение полномочий и очень оскорбился, ибо ревниво следил, как бы кто-нибудь не посягнул на королевские прерогативы. Однако Колумб назначил брата на сей пост отнюдь не потому, что желал возвысить своего родственника. Нет, ему необходима была поддержка, поскольку дела колонии находились в угрожающем состоянии, но Колумб понимал, что поддержка будет эффективной только в том случае, если брат получит высокие официальные полномочия. И действительно, всего за несколько месяцев отсутствия Адмирала остров превратился в очаг раздоров и насилия из-за пренебрежения или, вернее, вопиющего нарушения правил, предписанных Адмиралом и необходимых для поддержания спокойствий. Здесь нам следует ненадолго вернуться назад и рассказать о событиях в колонии, без знания которых невозможно понять смятения, царившего там к моменту возвращения Колумба. И это послужит одним из многих примеров того, как Адмиралу приходилось пожинать плоды зла, посеянного его противниками.
Глава 2
Недостойное поведение дона Педро Маргарите и его отъезд с острова
(1494)
Напомним, что перед отплытием Колумб передал командование армией дону Педро Маргарите и велел ему совершить военный поход по острову, дабы напугать индейцев мощью и силой, однако если они будут вести себя доброжелательно, Колумб приказал платить им той же монетой.
В те времена остров был разделен на пять провинций, и в каждой правил свой касик, он обладал неограниченной властью, которая передавалась по наследству. Множество мелких вождей, считавшихся его вассалами, платили ему дань. Первая и самая главная провинция располагалась в срединной части Королевской Веги. Это была прекрасная, богатая земля, частично и довольно небрежно возделанная индейцами, а частично поросшая величественными лесами, усеянная индейскими поселениями и омываемая множеством рек; в песке тех из них, что текли у южных границ провинции с гор Сибао, нередко обнаруживали золото. Касика звали Гуарионекс, его предки давно правили этим краем.
Во второй провинции, называвшейся Марией, царствовал Гуаканагари, к которому потерпевший кораблекрушение Колумб попал во время первого путешествия. Это была обширная, благодатная страна, простиравшаяся вдоль северного берега от мыса Св. Николая, что на западной оконечности острова, до великой реки Яги, впоследствии окрещенной Монте-Кристи, в княжество Гуаканагари также входила северная часть Королевской Веги, которая тогда называлась равниной мыса Франсуа (ныне Гаитянского).
Третья страна именовалась Магуаной. Она тянулась вдоль южного побережья от реки Озема до озер и занимала почти всю центральную часть острова возле южного склона гор Сибао, то есть это был район Гаити, богатый минералами. Сей страной владел касик-кариб Каонабо, самый свирепый и могущественный вождь дикарей, непримиримый враг белых людей.
Название четвертого края — Сарагуа — восходило к названию большого озера, это княжество было самым обширным и густонаселенным. Территория его охватывала все западное побережье, включая длинный гористый мыс Тибурон, и простиралась довольно далеко на юг. Жители отличались хорошим телосложением, благородным видом, большей красноречивостью, а также более мягким и приятным обхождением, нежели туземцы из других провинций. Их повелителя звали Беечио, сестра его, Анакаона, славившаяся на весь остров своей красотой, была любимой женой соседнего касика Каонабо.
Пятая страна, Игей, занимала все восточное побережье острова, ее северная граница проходила по берегу Саманского залива и реке Юна, а на западе — по Оземе. Местные жители составляли наиболее активную и воинственную часть населения, они научились искусству стрельбы из лука у карибов, совершавших частые набеги на их землю; говорят, они использовали даже отравленное оружие. Однако храбрость их оказалась весьма относительной, и они не смогли устоять перед силой европейского оружия. Правил ими касик Котибанама.
Вот на какие пять провинций делился остров к моменту его открытия. Численность населения окончательно установить так и не удалось, некоторые утверждают, будто бы оно насчитывало целый миллион душ, но это явное преувеличение. Однако, должно быть, на острове жило очень много людей, и озлобившись, они могли серьезно угрожать кучке европейцев. Колумб надеялся на мир и спокойствие отчасти потому, что оружие и лошади испанцев внушали туземцам благоговейный трепет, да и сами белые люди считались среди них сверхъестественными существами. Но главное. Адмирал уповал на то, что своей добротой и щедростью он добился расположения индейцев.
