— Тогда все от летчиков зависит. Попадется дерьмо — настучит. Придется кэпу бензин за весь полет из своего кармана оплачивать. Но большинству все равно: лучше ложный вызов, чем пропавшее судно.

Пираты появились ближе к вечеру, когда мы уже совсем успокоились по их поводу. Мало ли: глиссер и глиссер. Прокатился рядом и убег. Не на сто же процентов верить нами же насмерть перепуганному еще три дня назад рулевому?

Обратила внимание на них Альфия, случайно, когда вплескивала за борт помои. Остальные все прошляпили.

Пираты заходили с самой незащищенной стороны баржи — с носа, обогнув небольшой лесистый остров, который у нас оставался впереди с левого борта. Знать — точно им глиссер напел про наши стационарные пулеметы.

— Анфиса, беги — послушай, что там, в эфире творится? — погнал я девушку с мостика.

Мы все-таки поставили свою антенну на автобус (пришлось проткнуть тент) и от нее уже протянули найденную в хозяйстве боцмана медную проволоку на единственную короткую мачту на рубке в надежде, что так сигнал будет ловиться дальше.

А сам заорал в ''ходилку'', переключив ее на общую связь.

— Боевая тревога! По местам стоять! Всем постам доложить о готовности!

Потом в течение трех минут принимал доклады.

Все. Осталось только помолиться. В бою атеистов нет.

— Фиса, что в эфире?

— Как ни странно, Жорик, совсем ничего, — откликнулась через десять минут Иванова. — Музыку из Одессы, Берегового и форта Ли ловлю, а вот ближних переговоров нет. Совсем нет.

В мощный морской бинокль капитана было видно, что впереди маячит двухмачтовая бермудская шхуна, ясно, что к тому же моторная — сильных ветров тут в сухой сезон нет. Разве что прибрежный бриз. Да и из парусов на ней всего один кливер стоит.

Борт о борт со шхуной шел знакомый глиссер малым ходом. На этот раз глиссер был вооружен. На его длинном носу была укреплена тренога с пулеметом. Какой — отсюда не разглядеть пока. Далеко.

Всех расставили по местам, нарезали сектора обстрела, проговорили сценарий перемещения по палубе на разные случаи. И приготовились к сближению, которое шло медленно, но неотвратимо.

Ближе стало видно, что никакого флага вообще шхуна не несла.

Корабли медленно сближались. От нечего делать, впрочем, надо честно сознаться, чтобы уменьшить мандраж ожидания драки, стал себе под нос мурлыкать все известные мне ''пиратские'' песни.

В нашу гавань заходили корабли,

Большие корабли из океана.

И в таверне веселись моряки, моряки.

И пили за здоровье атамана.##

## дворовая песня 50-х гг. ХХ века.

— А еще... — Бисянка оказывается все это время рядом стояла и смотрела на пиратов через оптический прицел винтовки.

Что она там могла увидеть в свой оптический прицел военного времени, я не представляю. Мне и в современный двенадцатикратник деталей не разглядеть.

— Еще? — переспросил я ее.

— Еще, — подтвердила она.

— Тогда слушай, — и я замурлыкал немного громче, не отрываясь от мощного бинокля.

Негромко так, чтоб девушке было слышно, а остальные обойдутся и без моего вокала.

Но старпом не верит ''липе''

Ночь старпому — не указ.

Я несусь, как чайный клипер,

Ну, не клипер, так баркас.

На борту пылают битвы,

Разногласья до крови,

Паруса мои пробиты

Бомбардиршами любви.##

## Стихи — Ю.Визбора.

А вот Когана с его героизацией пиратской бригантины я петь в этой ситуации категорически отказываюсь. Потому как Флинт у меня прямо по курсу. Только без ''веселого Роджера''.

Лучше вот так... Настроил ''ходилку'' на общую связь и громко запел.

In the town where I was born

Lived a man who sailed to sea

And he told us of his life

In the land of submarines

So we sailed up to the sun

Till we found the sea of green

And we lived beneath the waves

In our yellow submarine##1

И неожиданно для меня самого вся моя команда вместе с мобилизованной частью экипажа баржи хором с энтузиазмом гаркнула в ''ходилки''.

We all live in our yellow submarine,

Yellow submarine, yellow submarine

We all live in our yellow submarine,

Yellow submarine, yellow submarine##2

## 1-2 Стихи — Д. Леннон и П. Маккартни.

Эта задорная песня немного разрядила обстановку, но все равно нервы были натянуты как струна. И когда с неба раздался гул двигателей, я невольно вздрогнул и заозирался биноклем по горизонту. Заполошно показалось, что нас окружают.

Гул двигателей был слышен хорошо, но все равно самолет показался над нами неожиданно. Двухмоторная летающая лодка типа ''Каталина'', точнее не скажу, с опознавательными знаками Конфедерации на крыльях.

Увидав наш кормовой флаг, она покачала нам крыльями и сделала над нами круг почета.

Анфиса радостно вскричала в ''ходилку''.

— Жорик, беги ко мне, тут нас с неба вызывают!

Мигом, слетев по трапу, ворвался в автобус.

— Да ''Каталина восемь'' сейчас с вами командир говорить будет, — проворковала Анфиса в микрофон.

Я взял свой блютус с водительского места и нажал тангету.

— Баржа ''Лойола'' слушает вас ''Каталина восемь''.

— Кто там у вас прямо по курсу, я флаг не вижу отсюда.

— Так нет никакого флага. Мы так думаем, что это пираты по наши души изготовились.

— Именно по ваши? — в голосе летчика слышалась ирония.

— Конечно по наши, — подтвердил я свою версию. — На судне пассажирами пять ''звезд Зорана''.

— Втыкаться в кружечку. Не врешь?

— Зачем мне тебе врать?

— А Альфия есть? Девятый месяц?

— Есть. Если с ней поговорить хочешь, то сейчас позовем. Нам не жалко.

И Ивановой шиплю, сняв блютус,

— Вызывай Альфию по ''ходилке'', чтоб сей секунд тут была. Прыжками.

Все это время самолет нарезал круги над нами.

Альфия влетела, запыхавшись.

— Кто меня тут грязно домогается?

— Наши небесные покровители, — сказал я ей. — Вот поговори с архангелом.

И передел ей блютус.

— Альфия Вахитова у аппарата, — прибавила она голосу колокольчиков, хотя говорила по-английски несколько коряво.

Она некоторое время, не перебивая, слушала, что ей говорят, а потом как завопит, явно силой своего голоса стараясь докричаться до летчика в самолете.

— Да конечно. Какие проблемы? С удовольствием сфотографируемся. На обратном пути? Ждем.

И лодка улетела в сторону архипелага.

— Они в патруле, — сказала Вахитова. — Но на обратном пути могут приводниться рядом с баржой, чтобы с нами сфотографироваться.

— Есть радиообмен, — воскликнула Анфиса. — Только я такого языка не знаю.

Наверное, баскский, — отчего-то подумалось мне. И от этого стало на душе нехорошо.

Вышел на палубу из-под тента.

Смотрю в бинокль: пираты почти ретировались обратно за остров.

Пронесло...

Новая земля. Воды Большого залива.

22 год 33 число 6 месяца, воскресение, 19:23.

— Карамба! И чего им в выходной день дома не сидится, — боцман сплюнул за борт с высоты мостика.

Я перевел бинокль на левый борт.

Выходит родимая ''из-за острова на стрежень'' та же бермудская шхуна, что и пару часов назад. Только вот условия нашей встречи изменились. Темнеет уже. А темнеет тут быстро.

И остров практически уже перпендикулярен нашему борту. Средненький островок — километров двадцать в диаметре. Со стороны большой воды остров гористый, но плавно спускается к западу. И весь порос пальмами. Или еще чем-то совсем тропическим по виду.

За время, прошедшее с первого раунда противостояния с пиратами мы миль пятнадцать-семнадцать отмахать успели. Неторопливая нам попалась ''коробочка''.

И тут же подорвался как укушенный.

— Боевая тревога! Приготовить корабль к бою и отражению абордажа, — ору, как наскипидаренный, в ''ходилку''.

— Сеньор, не стоит так спешить, — ухмыляется боцман. — Когда они до нас еще дойдут, то столько времени утечет...

— Как думаешь: они по полной темноте на абордаж полезут? — спросил я боцмана.

— Скорее всего, — сплюнул он еще раз за борт, — Покурю, пока время есть и вам советую. Потом, может, и не случиться.

Подошел к нему, прикурил от его зажигалки.

— У вас осветительные ракеты есть? — спросил, вертя в голове разные варианты. — Ну, такие... на парашютиках?

— Есть немного, но они нам будут практически бесполезны. Далеко не запустишь. На таком расстоянии прожектор надежней. Я лучше принесу ночные прицелы на пулеметы.

— А что, есть и такие? — удивляют меня эти ''торговцы'', сильно удивляют.

— Есть, — подтвердил свои слова боцман. — Оптика с переменной кратностью и дальномер. Все как у людей. Не смотрите, что орудия антикварные, работают они у нас как швейцарские часы.

— А почему эти прицелы стационарно не стоят?

— Зачем? — удивился боцман. — Соль и жара им не полезна. Не протирать же каждый день веретенным маслом, как сам пулемет? Вот они и хранятся в моей каюте в заводской упаковке.

— Маноло, — сказал я в ''ходилку''. — Тут боцману требуется грубая физическая сила в помощь.

Боцман поначалу попытался возразить, но быстро понял, что такой фразой я сохраняю ему лицо, как лицу подконвойному. И махнув рукой, он стал спускаться вниз по трапу, где его уже ждал Маноло без пулемета, но с расстегнуто кобурой ''скорпиона''.

Подумав о том, что лишней секунды может и не быть, вынул из бедерного кармана прибор ночного видения и надел его на голову поверх берета. Дурацкую идею о ношении в этих карманах пистолетов я отбросил в первый же вечер. ГШ-18 натер мне ногу. Так что пластырем пришлось залеплять после оздоровительных процедур. А что я хотел? Жарко, влажно, потливо.

— На вахте? — крикнул в рубку.

— Слушаю, сеньор, — отозвался рулевой.

— Поворот направо на девяносто градусов. Держать шхуну всегда в кильватере. И заранее проложить курс на Одессу.

Вот так-то вот. С кормы мы хорошо прикрыты двумя ''крупняками''. Да и расстояние между нами не менее шести-восьми миль. Не скоро догонят. Разве что глиссер. Но один он не страшен.

— Машинное?

— На связи, — коротко отозвался моторист.

— Что хочешь делай, мазута, а минимум десять узлов дай. Прямо сейчас.

— Но... — попытался возразить моторист.

Но я его оборвал.

— Жить хочешь?

И не дожидаясь его ответа, гаркнул.

— Тогда хоть запори движки, а десять узлов дай. Можно больше. Нам всего они нужны на двадцать часов хода. Не справишься, следующий разговор будет у тебя с пиратами. Все. Конец связи.

И отключился.

Уф-ф-ф... Как же тяжело с личным составом. Самому за себя отвечать куда как приятней. Если кто-то еще будет права качать — загрызу на фиг.

Однако буруны за кормой забурлили заметно веселей.

Могут же когда хотят. Или хвост накрутишь, предварительно накачав.

— Жорик, я в тебя верю, — сказала Бисянка, ласково на меня глядя с правого крыла мостика. — Что-то мне подсказывает, что из тебя будет хороший адмирал.

Я повернулся к девушке.

— Какой из меня адмирал? Так. Атаман ушкуйниц, — усмехнулся, одновременно наблюдая за циркуляцией баржи. — Но тебе все равно спасибо, Танечка. Ты мне тоже нравишься.

— Правда? — рожица такая у нее приятно удивленная, даже смущенная несколько.

— Правда. Но об этом потом. После боя. Ладно. Да, вот еще, — я снял с головы ПНВ и протянул его девушке. — Тебе с винтовкой он будет нужнее. Мне ночной прицел на пулемет сейчас принесут.

— Красивое тут небо, — вдруг сказала Бисянка, принимая от меня прибор ночного видения и одновременно резко меняя тему разговора, после того как наши пальцы соприкоснулись.

Как раз шли последние отблески заката.

— Красивое, — согласился я. — Вот если бы еще и жары поменьше, так совсем хорошо.

— Ага... — захихикала Бисянка. — Как в том анекдоте про офицера и отпуск зимой.

Шхуну почти не было видно, она почти сливалась с темной водой залива, так как паруса у нее были синие. Джинсовые — еще подумал я, — как у Колумба. Лишь закатный сумрак выдавал ее расположение по слабому силуэту.

Боцман с Маноло уже вернулись и, подсвечивая себе фонариком, устанавливали прицел.

— Может вам прожектор включить? — спросил я работничков.

— Не надо, только слепить будет, — отмахнулся боцман. — Я бы вообще сейчас любое освещение на судне погасил.

Ну не надо, так не надо. Наше дело предложить...

— Прицелы поставите, и гаси, — хороший совет, почему бы не воспринять.

— Луис, что у вас там, на палубе?— спросил в ''ходилку''

И сам понимаю, что вредно сейчас дергать личный состав, а вот остановится, не могу.

— Все на местах, кроме Маноло. Ты скоро его отпустишь?

— Прицелы на пулеметы установят и он твой.

— Ну, ладно, — ворчит. — Главное чтобы он успел к абордажу. А то самое веселие пропустит.

— Анфиса, что там, в эфире? — продолжаю дергать людей.

— Переговоры на тарабарском языке. Похоже, что вызывали и нас, потому что несколько раз было произнесено слово ''лойола'' впереди фразы.

Вошел в рубку, где Альфия бдела на контроле рулевого.

Подошел вплотную, взял девушку ладонью за шею. Прислонился лоб в лоб головами.

— Аля, милая, вся надежда сейчас только на тебя. Иди, вызывай эту ''каталину'' сюда, нам на помощь. Летчик там на тебя запавший, тебе быстрее он откликнется, чем мне. Ты хоть имя его спросила?

Все же, какая она красивая...

— Он сам назвался, — улыбнулась мне девушка, цепляя мои ресницы своими. — Очень запоминающееся у него имя — Шебельвиль Манхеттен.

— Удачи тебе, — я потерся своим грубым носом об ее аккуратненький носик.

— Спасибо, Жора, — вдруг неожиданно сказала прекрасная мищера, и с чувством поцеловала меня в губы. — Удачи всем нам.

— Победы, только победы, — привычно отозвался я и заменил ее на вахте в рубке Бисянкой.

— Да, Аля, — крикнул ей вдогонку, выходя на мостик.

Она обернулась на трапе.

— У пиндосов все не как у людей. Для них сигнал бедствия: слово ''мейдей''## повторенное три раза подряд. Не забудь.

## Мейдей (англ. May day — майский день, первомай) — международный сигнал бедствия в радиотелефонной (голосовой) связи, сменивший SOS азбуки Морзе радиотелеграфа. (Подробнее см. — Глоссарий).

Новая земля. Воды Большого залива.

22 год 33 число 6 месяца, воскресение, 19:58.

Тревога тревогой, а сколько можно находиться в напряжении? Это вопрос, на который у меня нет ответа. Но давно знаю, что если держать в напряжении людей постоянно, то напряжометр рано или поздно ломается. Даже в классных занятиях, как утверждают психологи, максимум внимания у людей не выше двадцати минут. Дальше сам организм отвлекается.

Пиратская шхуна полчаса уже висит на хвосте и медленно, но постепенно сокращает расстояние между нами. Это хорошо видно по радару. И только. За окном тропическая темнота. Луна еще не взошла. А все ходовые огни, как мы, так и наши преследователи выключили. Темнота — хоть глаз коли. И в эфире тишина. Но как медленно идет это сокращение расстояния. Выматывающее медленно. Боя уже ждешь как праздника.