Владыка выглядел, будто он только что сошел с иконы, настолько его образ был смиренен и благообразен. Такому священнику даже отъявленный и скрытный грешник выложит на исповеди самую сокровенную тайну, ожидая поддержки и утешения. Однако если исповедуемый христианин раскаиваешься в грехах неискренне, то отпущения грехов ему не видать. Глаза Ионы смотрели, словно сквозь меня и по спине невольно пополз холодок, однако образ архиепископа меня не пугал, просто я прекрасно осознавал свою моральную ущербность, находясь рядом с этим человеком, и мне стало стыдно за свои мысли.

— Это ты раб божий назвался Алексашкой Томилиным? — вывел меня из ступора голос архиепископа.

— Я, 'Преосвященнейший Владыко', — ответил я без запинки, вспомнив наставления Еремея перед визитом.

— А ведь и в правду похож ты на отца своего Данилу Савватеевича, особливо, когда он в твоих летах был. Прямо одно лицо, и щуришься по-отцовски! Да, похоже, и в матушку гонором и статью вышел, тоже, поди, шея в поклонах не гнется? Ох, и гордецы вы Томилины записные, вижу, бродит в тебе кровь Олегова, а надо бы жить со смирением!

Услышав в словах Ионы укоризну, я едва не бухнулся на колени, но Владыка жестом меня остановил и произнес:

— Поздно на колени передо мной падать, в храме грех гордыни отмолишь! Негоже воину в ногах валяться, да поперек естества своего и чести идти! Да и в гостях вы у меня, а не на службе в храме. Еремей рассказывай, с чем пожаловали?

— Владыко, берется Александр до осени вооружить мою дружину скорострельными пищалями и обучить воев огненному бою, однако есть и закавыка в этом вопросе, которую без вашего благословения решить невозможно.

— Что за закавыка такая, которая без архиепископского слова не решается?

— Место под оружейный двор на 'Словенском конце' нужно! Я хотел отдать Александру спорную усадьбу возле 'Павлова монастыря', только для этого ваше благословение требуется.

— Ну и хитер ты Еремей, как 'змей искуситель'! Значит, решил не мытьем так катаньем землю монастырскую под себя забрать? Не будет этого! — сказал, как отрезал Иона.

— Владыко, я же не для себя, а для дела общего стараюсь! Да и не безвозбранно, я ту усадьбу под себя заберу, а достойное пожертвование в церковную казну сделаю, чтобы все по закону все было!

— Нет, я сказал! Я и твоему отцу покойному так ответил, хотя мы и в дружбе были! Монастырская земля купцу не отойдет! Вам купчишкам только дай волю, то через год все храмы новгородские на вашей земле окажутся!

— И как теперь быть Владыко? Нет больше места подходящего под оружейный двор, — с обидой произнес Еремей.

— Купцу, пожертвованную церкви усадьбу покойной Марии Тучи не отдам, а вот псковскому родовитому боярину Александру Томилину подарю! Негоже такому человеку по чужим углам ютится, ему по 'Судной грамоте' в Пскове по правую руку от князя Александра Псковского сидеть положено и ересь латинянскую каленым железом выжигать, как отец его делал! Евлампий, неси сюда дарственную на усадьбу Марии Тучи, да именную грамоту боярина псковского Александра Томилина на подпись, да и печать мою не забудь! — крикнул Иона и практически через мгновение в кабинете, словно материзовался из воздуха пожилой монах с необходимыми документами.

Я снова впал в прострацию от такого молниеносного развития событий, но мысль о том, что я присутствую на тщательно отрепетированном спектакле, не покидала меня, ни на секунду. Похоже, все технические вопросы были уже решены до моего прихода, а сейчас многоопытный ловец человеческих душ, просто ставил заключительную точку в вербовке очередного агента, которому предстояло рисковать своей жизнью ради интересов архиепископа.

Отойдя от первого шока, я быстро прикинул получившийся расклад и понял, что деваться мне некуда и моя жизнь полностью в руках Ионы. Слишком уж быстро во мне признали наследника одного из влиятельнейших родов Пскова, видимо у архиепископа действительно имелись на меня большие виды в предстоящих политических баталиях.

После подписания дарственной на усадьбу и именных грамот на боярский титул, Иона начал расспрашивать меня о моих скорострельных пищалях и о том, как я малой силой побил дружину знаменитого морского разбойника 'Рыжего Черта'.

Я рассказал Ионе, как происходило сражение, и объяснил диспозицию, разложив на столе яблоки, как это делал Чапаев в одноименном фильме. Видимо Иона уже навел обо мне необходимые справки, потому что начал расспрашивать о моей 'Чуде-юде', которая может плыть по волнам быстрее лошади, да еще против ветра.

Архиепископ оказался весьма образованным человеком и прекрасно разобрался в моих объяснениях, единственное, что его удивило, откуда столь молодой муж узнал все эти тайны. Я отговорился тем, что был продан 'свейскими' пиратами в далекую страну Японию, где был в услужении у бездетного местного князя, который надумал меня усыновить, а поэтому решил обучить меня разным тайным наукам. Однако моего благодетеля убили заговорщики, и я был вынужден бежать из Японии на корабле по образцу которого построил 'Чуду-юду'. Чтобы вернуться на Русь я нанялся охранником, в купеческий караван, идущий по 'шелковому пути' до 'Хвалынского моря', но когда решил доплыть пассажиром до Волги с хорезмскими купцами, то снова попал в плен.

Купцы, которые подрядились доставить меня через Хвалынске море (Каспийское море) в Астрахань, опоили меня каким-то зельем и ограбили до нитки. От ядовитого зелья у меня помутилось сознание и почти полностью отбило память. Я толком не знаю, как бежал из плена и сколько времени бродил по лесам пока не попал в Верею, а своих родителей и жизнь в плену помню только отрывками

По лицу архиепископа было понятно, что он не очень-то и поверил в рассказанный мной мексиканский сериал, но если бы я был Ионе не нужен, то давно бы висел на дыбе в подвале какого-нибудь монастыря, а не рассказывал сейчас архиепископу жалостные сказки.

После моей исповеди Иона пригласил нас с Еремеем отобедать, 'чем бог послал' и мы продолжили обсуждение планов на будущее уже в трапезной. Бог явно не забывал своего верного слугу и обычному обеду архиепископа мог позавидовать праздничный стол любого европейский монарх. Вино к столу тоже подавали не из дешевых, поэтому я не пожалел, что удостоился чести отобедать с самим Владыкой Новгородским.

За время совместного застолья все ключевые моменты нашего сотрудничества с церковной властью были обговорены, поэтому мы, с Еремеем припав к руке Владыки, получили архиепископское благословение на свои богоугодные дела и раскланялись.

Выйдя из резиденции Владыки, я перевел дух и перекрестился на купола 'Софийского собора', после чего мы с Еремеем снова уселись в возок и вернулись в усадьбу Ушкуйника. Я нашел Сироту в 'дружинной избе' где он рассказывал знакомым о своих подвигах, после чего мы отправились в сопровождении Еремея осматривать свою новую недвижимость.

Усадьба покойной Марии Тучи оказалась большой — размером с футбольное поле, но очень запущенной. Любое нежилое здание быстро ветшает без человеческого присмотра, поэтому объем восстановительных работ предстоял довольно большой, но как говорится: 'глаза боятся, а руки делают!'. Финансовых проблем на данный момент у нас не было, а работают новгородские плотники быстро. Закончив осмотр недвижимости, я попрощался с Еремеем и нас Сиротой отвезли в карете на постоялый двор.

* * *

От последних событий у меня голова шла кругом, поэтому я не стал вдаваться в подробности своего визита к Ушкуйнику и архиепископу, хотя любопытство буквально распирало моих гвардейцев. Я неосторожно проговорился, когда приказал Сироте не трепаться о моем визите к архиепископу и новой усадьбе в Новгороде, не обратив внимания на то, что за моей спиной стоит Машка, которая пришла пригласить нас на ужин. Держать язык за зубами женщины не умеют, а поэтому уже пять минут все гвардейцы ломали головы над тем, что же на самом деле произошло в Новгороде. За ужином я сидел словно на иголках под любопытными взглядами своих подопечных, которые как бы невзначай пытались выведать у меня какую-то страшную тайну. Мне еще самому не удалось разложить по полочкам новую информацию и обдумать свои действия, поэтому я заявил:

— Ребята я, конечно, понимаю, что вам любопытно, что произошло сегодня в Новгороде, а главное как эти события отразятся на вашей жизни, но пока я не готов вам всего рассказать. Сирота видимо уже напустил тумана своим гробовым молчанием и умным видом, но я вам все расскажу завтра в мастерской на общем совете, а пока мне нужно самому все хорошенько обдумать. На завтра я назначаю общий сбор в колесной мастерской, вот там все и узнаете.

После этой тирады гвардейцы перестали задавать вопросы с двойным дном, и мы продолжили ужин в нормальной обстановке. После ужина я уединился в своей комнате, чтобы пораскинуть мозгами и незаметно заснул, когда голова начала пухнуть от дум.

Утром, сразу после завтрака, мы всей командой отправились в мастерскую, где в кабинете Михаила Жигаря, где тот вел дела и принимал заказчиков, я собирался провести общее собрание. Помимо моей гвардии в кабинете Жигаря находился его сын Андрей и дочь Любава. Я приказал Никодиму Лютому никого в контору не пускать после чего поставил присутствующих в известность о цели своего визита. Никодим вышел на крыльцо, после чего я закрыл входную дверь на засов и начал свою речь.

Мне было уже не впервой начинать жизнь с нуля, а поэтому я сразу же поставил на уши своих подчиненных, рассказав о произошедших в нашей жизни переменах и будущих трудовых подвигах, которые нам вместе предстоит свершить.

Известие о том, что я законный сын и наследник псковского боярина Данилы Савватеевича Томилина буквально на повал убило Михаила Жигаря. Он сначала принял мои слова за шутку или розыгрыш, а когда я показал ему именную грамоту, подписанную самим архиепископом Ионой, едва не сел мимо лавки. Окончательно его добило заявление дочери Любавы, которая гордо заявила отцу:

— А я тебе батюшка говорила, что слышала от людей, будто Александр Данилович псковский Боярин, а ты меня дурой обозвал!

— И кто это такой языкастый из моих гвардейцев? — задал я вопрос девушке.

— Ой, никто мне ничего не рассказывал, — ответила Любава и жалобно посмотрела на покрасневшего как рак Расстригу.

— Любава с Мефодием любовь крутит, он уже и сватов собрался к Жигарю засылать, только сначала твоего благословения хочет испросить, — шепнул мне на ухо Сирота, заложив своего приятеля с потрохами.

— Вот значит, как жизнь развивается, а я наивно решил, что все о своих гвардейцах знаю, — подумал я, покачав головой.

Конечно, несдержанность Мефодия на язык нельзя было оставлять без последствий, но я решил отложить воспитательную работу до лучших времен и продолжил обсуждение стоящих перед нами задач.

Уведомив подчиненных о своем боярском статусе, я объявил, что эта информация для служебного пользования, о которой посторонним людям пока знать не следует. Затем я рассказал, что у боярина Александра Томилина появилась в Новгороде собственная недвижимость в виде усадьбы, а поэтому в скором времени нам предстоит переезд на новое место жительство.

Это обстоятельство сразу вызвало вопросы у присутствующих, на которые я сразу постарался ответить, так как еще вчера в чернее наметил план действий. Первым задал вопрос Михаил Жигарь:

— Александр Данилович, а что будет с колесной мастерской и нашим договором?

— Мастерская пока у нас в аренде до апреля будущего года, поэтому пока никаких изменений не будет. Однако восстановление новгородской усадьбы требует пригляда, а поэтому командовать в колесной мастерской останется твой сын Андрей, а дела в Новгороде я хотел попросить возглавить тебя. Однако это разговор отдельный и после общего совета, мы с тобой обговорим все подробно, — ответил я.

Жигарь утвердительно кивнул и я продолжил:

— Любава, я хотел тебя попросить тебя взять под свою руку все хозяйство новой усадьбы. В помощь тебе будет Мария, она девка работящая, только ветер в голове у нее по молодости гуляет, а так будет под присмотром. Конечно, если только твой батюшка не будет против?

— Я не против, пусть делом займется, а то под ногами вертится, да парням глазки строит! — согласился Жигарь.

— Андрей, на тебе остается колесная мастерская, поэтому ты теперь здесь полный хозяин. Конечно, совет и помощь ты от отца получишь, но за ручку никто теперь тебя водить не будет. Согласен?

— Да, — просто ответил Андрей.

Решив вопросы с командными должностями, я перешел к обсуждению второстепенных вопросов и через час закончил совещание. После того как подчиненные отправились выполнять приказы и готовится к переезду я остался с Михаилом Жигарем наедине чтобы обсудить нюансы нашего сотрудничества.

— Михаил, извини меня, что раньше тебе не открылся, но сам понимаешь, что я не мог этого сделать.

— Да понимаю я, но очень все неожиданно произошло. Я до сих пор в замешательстве от таких известий, а поэтому даже не знаю, что и подумать!

— Я тебя прекрасно понимаю Михаил, но ты должен сейчас сделать свой выбор. Ты в курсе моих семейных дел в Пскове?

— Александр Данилович, я прямо и не знаю что сказать. Разорил ведь меня до исподнего дядька твой двоюродный — Кирилл Савватеевич! Он тебе родная кровь, а я получается человек посторонний, да и вражда у меня с родом Томилиных.

— У меня к своему дяде особый спрос за своего отца и матушку имеется! Люди бают, что он нас 'свеям' продал и из плена выкупать отказался, чтобы наследство получить и главным в семье стать.

— Слышал я такие разговоры! Только длинные языки чего только не наплетут, может и невиновен Кирилл Савватеевич в таком предательстве?

— Все может статься, только пока все против дяди поворачивается. Конечно, если он здесь не, причем и признает меня как наследника рода Томилиных, то я сам повинюсь перед ним что напраслину на него люди возводят. Однако сомневаюсь я, что Кирилл поступит по-божески и вернет мне место отцом завещанное.

— Да, боярин Кирилл спесью своей известен, да только и батюшка твой муж был суровый, да и ты весь в отца как я погляжу. Если я меж тобой и Кириллом встряну, то из меня только юшка брызнет, вот я и сомневаюсь!

— А ты не сомневайся! Мое слово верное! Если хочешь в Псков возвратиться и достоинство свое вернуть, то вот тебе мое ручательство. В Новгороде ты всегда пришлым человеком будешь, а у тебя сын в возраст вошел, и дочь уже в невестах ходит! Неужто ты не хочешь для них лучшей доли?

— Твоя правда, Александр! В Новгороде меня дальше посада никто не пустит и дети мои всегда в примаках будут, а в Пскове Михаила Жигаря каждая собака знает и шапку я там ни перед кем не ломал. Вот тебе моя рука. Если поднимемся то вместе, а сгинем, значит не судьба нам в хоромах боярских пировать! — сказал Жигарь и протянул мне свою руку.

— Михаил я рад, что ты принял мое предложение и клянусь Богом, от слов своих не отступлю! — ответил я и пожал протянутую руку.

После решения вопроса о взаимном доверии мы распределили между собой обязанности, после чего вместе уехали в усадьбу Еремея Ушкуйника, чтобы окончательно принять подаренную Ионой усадьбу под свой контроль.