| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Что именно?! — рыкнул я.
Мартин посуровел.
— Обижаешь, брат! Я ж мужик, всё понимаю и лампу кварцевую в палате вашей не держал. Информацию давал чисто поверхностную и неконфиденциальную.
— Про клизмы?! — охнул я.
— Исключительно про клизмы, — подтвердил Марќќтин. — И кандалы. Да это ладно, — отмахнулся крылом. — Библиотекаря куда больше интересовали твои тутошние связи. С другими Гансами, меньше с ланистами, прочими местными насельниками, но главное — с ненаглядной твоей Эсмеральдой.
— И что ты сказал этой сволочи?! — опять взъерепенился я.
— А ничего! — с мрачным достоинством отчеканил Мартин. — Только то, что шкурою сроду не был и быть не собираюсь.
Я потерял на время весь дар речи, став точно как Брунгильдина дубоносиха. А когда обрел:
— Ну, коли так... Мужчина... — тихо, но уважительно произнес. — Мужчина... — Вздохнул: — Ладно, ту моль архивную я и сам давно раскусил, она ко мне дорожки уже топтала. Давай поближе к письму и твоей логике, что ли?
Приятель обрадовался:
— Давай-давай! Вот смотри: перво-наперво наќдобно очертить кружок возможных подозреваемых. Чертим?
— Естественно! — кивнул я, а Мартин сделался еще серьезнее и таинственнее:
— Позволь мне. Ну позволь! Всегда мечтал хоть чуток побыть частным детективом. Итак...
Итак, кого мы имеем на сей день в плане твоих... м-м-м... санаторных бабских контактов?
Я поморщился:
— Не пошличай. "Контактов", на которые намекаешь, у меня здесь покамест не было. Всё страшно порядочно. Просто знакомства разной степени близости в хорошем смысле слова.
— Разной, так разной, в хорошем, так в хорошем, — не стал возражать новоиспеченный сыщик с крылышками. — Начинаю издалека. Наяды, водяницы, русалки?
Физиономия моя вытянулась, точно резиновая:
— Обалдел?! С этими только в качестве зрителя! Да они и писать-то не умеют, кто их учил? Про мозги даже не говорю! Вспомни берегиню!
— Правильно, — назидательно подтвердил Мартин, — помню. По той же причине отметаю лисунок, кикимор, шишимор, альрауних и прочий сброд.
— Ну, спасибо, — съязвил я.
— На здоровье! — величаво нахохлился детектив на час. — Летим дальше. Со всякими дриадами, гамадриадами, альсеидами, прочими нимфами, гномшами, хоггмэншами, феями встречался?
— Ни разу! — отрубил я. (Не считать же "встречей" нелепый инцидент с маленькой гадюкой-фэйри Клементиной. И не считать же в здравом рассудке именно ее авторшей письма. Да тут буквы каждая в пол ее роста!)
— А баньши?
— Господь с тобой! — испугался я. — Видел пару раз издаля и вопли слышал. К такой мымре я б за все сокровища кобольдов близко не подошел, к тому же старая уже.
— А дракониха? — явно решил блеснуть юмором Мартин. — Вон как ревниво меня от тебя отшила!
— Исключено! — улыбнулся я. — Она замужем.
— Ну и? — проницательно сощурился юморист. — Ну и кого мы в итоге имеем? Назвать или сам?
— Сам, — буркнул я. — Во-первых, естественно, Эсмеральду, во-вторых, наверное, амазонку... — Вздохнул: — И, может, еще эту, ланисту в телеге со стихами... — Добавил: — Ведь, поди, не бродячую же поэтессу на педоцикле, про которую тебе говорил, в конце-то концов!
— Ведь, поди, не бродячую, — важно согласился Мартин и снова развел крылья: — Ну, всё. Моя миссия завершена, черновая работа выполнена. — И с наглым возгласом: — Ваше слово, товарищ бабник! — снова взлетел от греха подальше на торчащий из красивого декоративного столба пыток не менее красивый, с остро-остро наточенным лезвием томагавк.
Ну, ладно, взлетел и взлетел, еще сочтемся. Я поскреб затылок:
— Слушай, умник, чешу по твоему трафарету. Первое: и Эсмеральда, и Пентесилея...
— Кто-кто? — удивился Мартин.
— Да амазонка, — пояснил я. — Урожденная — Агафья, а тут стала Пентесилеей. Так вот: и она (между прочим, крупный ученый, хотя по нынешнему обличью не скажешь), и, разумеется, Эсмеральда, и ланиста (коль уж сочиняет да декламирует) — дамы все грамотные. Согласен?
— Согласен, потому что тебе видней, — не без ехидцы кивнул Мартин. — Это, братец, твои контакты, а не мои. С моим клюворылом одна судьбина — сожительствовать с тупой носорожихой. Мы ж, чай, не космонавты, не Звёздные, понимаешь, Волки...
— Хамишь! — погрозил я. Продолжил: — Теперь, пожалуй, следует порассуждать об уровне и характере грамотности кандидаток, потому как, допустим, мне такое эпистолярное наследие сроду не создать, хоть тресни! Рассуждаем.
Эсмеральда. Высших учебных заведений явно не кончала, но неплохое начальное, а может даже, и среднее домашнее образование получила наверняка. Плюс жутко начитанная, — вспомнил я свой косяк с книжкой про куплю-продажу душ и проклятое "Выќклеванное сердце", — плюс очень мечтательная, романтичная и речь, что чистейший родничок, никаких тебе ругательств, слов-паразитов, всё страшно культурно. И плюс в письме есть слово "постоянно", а встречались-то мы ого-го как часто. Доводы веские? Или есть возражения?
— Нет возражений, — отозвался с томагавка Мартин, я же задрал к потолку указательный палец:
— Но!.. Имеется одно "но", и это "но" может быть главным. В тексте нет никаких, даже слабеньких, отсылок к... — Замялся. — Ну, ты понимаешь, я всё-таки солдат — влюбленный солдат! — и, бывалоча, пылко шептал ей о страстной любви, а порою не только шептал, но и нежно немножечко кое-где целовал... Ну, и она меня разок чуть-чуть тоже, понимаешь?..
Так почему? — возвысил голос. — Так почему ни о каком подобном обоюдном волеизъявлении чувств в письме ни полстрочечки, ни полсловечечка, ни хотя бы завуалированной полуподсказочки? Уж не потому ли, что никаких обоюдных волеизъявлений у меня с его таинственной авторшей просто-напросто не было, а? Или конспирация? Хотя...
Хотя гляди, Мартин, тут же есть выражение "девичье-женская душа". Не намек ли на относительно нежный возраст?
Товарищ не ответил, и я подвел первый предварительный итог:
— В общем, вопрос остается приоткрытым. Идем далее. Пентесилея.
...А кстати, ты видел ее живьем, Мартин? — спросил я, едва пред внутренним взором нарисовался образ черноволосо-черноокой, облаченной лишь в кожаную сбрую статной строптивой наездницы.
— Нет, — ответил частный детектив на покое.
— Ну-у-у, возможно, кое-что потерял... — повертел и я шеей. — Но речь сейчас не об этом. Пентесилея — девушка очень высокообразованная, данный факт даже не обсуждается. Однако же она — настоящий ученый, недавний доцент, физик, квантовый фиќзик, который знает, что такое эффект "Кота Шрёдингера", "дисперсный принцип суперпозиции", "комплексная геометрия квантового пространства" и даже "коричневато-антифиолетовый квазиглюон", понял?
— Ни шиша не понял, — проворчал Мартин.
Я махнул рукой:
— Тебе и ни к чему. Просто подобные квантовые физики, даже физички, даже красивые, — чаще всего сухари, думающие лишь о собственных выдающихся научных открытиях, особы не больно задушевные и сентиментальные. Вопрос: могла ли такая вот технарь Агафья-Пентесилея вдруг взять да и накроптать столь... неквантовофизическое, что ли, послание? На первый взгляд сомнительно. Хотя стоп! Там же в начале странички были "радиотелескоп" и какой-то "нанокомпьютерный дизайн"... Да и термин "девичье-женская душа" к ней тоже вполне применим. Однако же...
Однако же коли ковыряться на тему интима — вот с этой, Мартин, его, клянусь, не было вообще никакого, даже словесного. Получается, по данному пункту в авторы амазонка ежели и подходит, то... — Подумал. — То лишь при условии, что внутри-то она далеко не такой черствый сухарь, каким хочет казаться снаружи. Да, Мартин? Эй, ты уснул?
— Не-не! — подозрительно заполошно подскочил на томагавочьем топорище коллега по расследованию. Похоже, задремал. Переработал, бедняга.
— Ну-с-с-с... — потянувшись, зевнул и я. Зевнул и прогундосил: — А теперь, досточтимейшая публика, последним номером нашей программы на арене шапито!..
Однако тотчас же посерьезнел.
— Мартин, слышь, Мартин? А этот вот желудь либо орех расколоть будет, поди, несложно. Смотри-ка: аргумент "за" — во время единственной нашей беседы молола всякую высокопарную чушь о нравственности, духовности и душе. Аргумент "против" — слова "нанокомпьютерный дизайн", "радиотелескоп" и "девичье". Эдакий набор уж точно не про нее. По-моему, так. Верно, Мартин?
Тишина.
— Эй, Мартин?
Увы, мой напарник-следователь сломался. Он спал. Нахохлился, как курица на насесте, засунув клюв под крыло, и тоненько похрапывал на своем, вернее, моем томагавке.
Я не стал будить бедолагу, пускай отдохнет перед встречей со строгой, но справедливой. Сам же продолжил думать, думать и думать. Потому что пора, пора и пора, чёрт побери, делать какой-то окончательный вывод!
И вдруг...
И вдруг, друзья, мне страшно расхотелось делать этот самый окончательный вывод.
Почему?
Да потому, что хотя горячечное сердце страстно рвалось на кусочки от сладостно-пленительной тоски и жутко желало, чтоб авторшей была Эсмеральда, хладный, трезвый рассудок, увы, сурово бубнил: не факт, не факт, не факт...
Но если Эсмеральда не факт, то кто же, кто тогда факт?!
Нет...
Нет-нет, решено: я не стану выслеживать да вынюхивать, кто именно авторица этого головоломного письма, далее. Пускай, пускай сохранятся, томительно млея в груди, и извилистая интрига, и робкая, трепетная, как хрупкий весенний мотылек, надежда! Хотя...
Хотя, Господь-Абсолют! А, Господь-Абсолют? Ты меня слышишь? Ну, коли это не моя Эсмеральда, то пусть будет лучше уж пышущая здоровьем и свежестью молодая амазонка, нежели заумная пожилая ланиста, а?
Ведь правда же, лучше?
Проснувшийся поздним вечером частный детектив Мартин оторопело вытаращился на ходики и испуганно улетел. Ох, влупит бедняге за нарушение распорядка дня мадам носорожиха, ох, и влупит!
Однако... Однако не хотел говорить, но всё же скажу. Перед отлетом Мартин неожиданно предложил мне провести дерзко-отчаянный следственный эксперимент: храбро и прямо, с открытым, как я это называю, забралом, встретиться с Кандидой и Пентесилеей и попытаться (нет-нет, ни в коем разе не спрашивая напрямую!) хитростью заполучить образцы их почерков. Эсмеральда же для такого эксперимента совершенно не нужна, результатов анализов и двух из подозреваемых будет достаточно. Разжевывать, почему, не стоит.
Но я, друзья... отказался. Во-первых, не хотел так вот топорно-грубо лишаться, в случае чего, последќней несмелой надежды на возможное еще счастье, а во-вторых... А во-вторых — ну представьте-ка сами: я обнаруживаю "преступника", и что дальше? Ведь хочешь не хочешь, а придется вступать хоть в какие-то, как я это иногда называю, взаимные с "ним" соотношения? Да даже просто поконопрядиться на словесном уровне? Ну ладно, это окажется амазонка — тогда можно скрепя сердце усугубить контакт. А коли ланиста? Вот-вот, братцы, то-то и оно! Нет уж, лучше не рисковать!
В общем, я ответил Мартину решительным отказом, и он, гаденько ухмыльнувшись (понимаю, приятно, когда не один ты подкаблучник и трус), повторюсь, улетел.
А я впервые за время отдыха в "Блэквуде" принял приглашение Рудольфа посетить его скромное холостяцкое жилище в Камине.
Посетил. И поимел кроме сытного ужина вводный тестовый урок горлового пения в компании еще и с Гансом-сантехником. Вдобавок миляга Ганс притащил ("знаешь-понимаешь!") кой-чего к десерту из, я так понял, запретной для пациентов галереи, и потому, каким манером вернулся домой из гостеприимного каминного брюха, могу только гадать.
Господи, да чего там гадать?! Дружки приволокли!
Но не важно, как, главное — вернулся. Даже не раздеваясь, прямо в тапочках, рухнул на кровать. (М-да-а-а, давненько, давненько не держал в руках шашек!)
В общем, я рухнул — и, уже в полуобъятьях коварного искусителя Морфея жалобно прошептав: "Эсмеральда... Эсмеральда... Эсмеральда...", — отключился.
Пращуры и праотцы в подобных случаях говаривали — в дрова!
Мудрость веков, однако...
Глаголь двадцать шестая
С тяжелой-претяжелой душой и рыхлым-прерыхлым сердцем приступаю я к донельзя драматичному контрапунктиру своего невыносимо эпичного и невыразимо фееричного повествования.
В то физически хмурое утро было и без того паршиво, однако же долг есть долг, ритуал есть ритуал. Отказавшись от завтрака ("Спасибо, дорогой Рудольф, меня и так тошнит!"), трясущимися руками взял заветный свисток и подкашивающими ногами поплелся к заветным качелям.
По дороге напоролся на экскурсовода, который расплылся было в доброприветственной улыбке, однако я, вспомнив вдруг рассказ Пентесилеи о случившейся в амазоньем племени не без участия данного Ганса варварской экзекуции со смертельным исходом, едва удержался, чтобы не врезать от души по этой лисьей роже.
Но удержался, не врезал. Только хмуро буркнул:
— Чё ж вы так-то? Насоветовали? — И, пояснив оторопевшему гному причину бурканья, с презреньем процедил: — Ууу, мясник!
Ганс обомлел и бросился суетливо оправдываться, говорить, что, мол, то была просто научная консультация, никаких практических советов и рекомендаций он этой дурочке Антиопе ни в коем разе не давал, сам, узнав о трагедии, месяц пребывал в шоковой прострации, даже экскурсии проводил с величайшим трудом. А в конце своей скорбной речи горько расплакался.
Я же только тяжко вздохнул и поплелся к качелям дальше.
Приплелся и неистово, хотя уже безо всяческой надежды, бросился дуть, дуть, дуть...
И...
И — о, чудо!
Из чащи леса раздался вдруг голос...
Но не Эсмеральдин, нет! Не нежный, как звенящий ручеек, девичий, а — грубый, как фонтан из лопнувшей канализационной трубы, и — мужской. Вроде бы не сильно злой, однако чуть-чуть леденящий душу раскатистый голос:
— Не свисти, сынок, денежек не будет! А может... А может, и чего еще!
И я — задрожал. Задрожал, потому что следом за голосом из кустов шумно вывалился огромный старик лет ста восьмидесяти — двухсот. (Не великий эрудит, но всплыло ж откуда-то в памяти: "Воистину медведем он зачат!") Гигант вывалился и прогудел:
— Так это ты, што ль?
И был тот гуд столь грозен, что не оставалось иного кроме как тоже попытаться прогудеть:
— Я-а-а-а... — Но увы: думал, выйдет хорошо, а вышло не очень. Жиденько, слабовато вышло.
А главное, мысли замельтешили, расскакались, точно безумные! Я не понимал, абсолютно не понимал, почему на призывный серебристый зов моей Эсмеральдиной свистульки, да еще и на наше с Эсмеральдой укромное место, заявился вдруг этот престранный субъект! Обут и одет субъект был в высокие армейские сапоги и темно-зелёную армейскую же, но без опознавательных нашивок и знаков, робу. Лобастый череп пришельца венчала потертая, повидавшая многие виды бурая конфедератка.
"Вы кто? — вознамерился безапелляционно воскликнуть я. — Кто вы?" Но с первой попытки не получилось, а вторая и не понадобилась.
Почему?
Да потому, что вслед за огромным стариком из кустов вывалилось еще одно существо.
Маленький, кривоногий, лопоухий уродец, разорвя тишину утреннего леса геройски-визгливым тявканьем, моментально спрятался за сапоги великана и смело продолжил облаивать меня уже из укрытия. И — узнав этого уродца, я, повторюсь, всё понял. Понял и простер к старику свои дрожащие от несчастной любви и вчерашнего руки:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
