С высоты своего и конского роста писатель Золотов разглядел как минимум троих таких же синеволосых, как и он сам, попаданок. Определить, кто из харирамцев по какому произведению реализовался, было абсолютно невозможно. Почитатели японских лупоглазиков наверняка представляли милые сердцу образы, даже читая его, Золотова, героические произведения. И далеко не все харирамцы были дамами. Хорошо, что Талик уже привык к Силь с её ужимками и лохмотушками. Как выяснилось, у кавайной попаданки был ещё вполне приличный вид по сравнению с некоторыми здешними жителями.
Толпа уже запрудила узкую улочку, но народ всё пребывал. Казалось, ещё немного, и местное население полезет на Таликова мерина.
— Писатель, — бурчал Витольд, — мы здесь вообще кто? Демон в японском этническом стиле, что ли? Нам же вроде только припасы купить, если я чего помню. — Коварный, вопреки обыкновению, не был зол и даже благосклонно разрешал разномастным девушкам гладить свой хвост. Хвост вовсю заигрывал с попаданками, позволяя особо симпатичным себя поймать.
— Да, поесть бы... — Витас тоже нежился в лучах нежданной славы.
— И капельку сакэ?! — Мечтательно полувопросил Бутончик.
— А вот та ведьмочка, — неожиданно заявил маг игривым тоном, — вот та лисичка-кицунэ*, которая нам глазки строит, очень даже ничего... Очень.
— Она не кицунэ, — возразил Витольд, — нэко*, кажется. Или вроде того.
— Да хоть нэцке*, — оставил пищевую тему оборотень, — на лисичку похожа и ладно. Мне подходит. Ставим на голосование?
— Огм... — поперхнулся маг.
Горгуль сразу же, присоединился:
— Я "за". Оборотень тоже "за". Два голоса есть. Кто еще?
Больше желающих иметь дело с лисьими хвостами не нашлось.
Пока личности препирались и стыдили Витаса, толпа поредела, и стало тише. Причина тишины вскоре появилась из-за поворота. По улице шествовали шесть томных длинноволосых юношей в развевающихся тряпках (с намёком на шелка) и с катанами. Вроде бы с катанами... Что уж там у них в ножнах — благородная сталь или ржавое железо, Талик не горел желанием выяснять. Но интуиция подсказывала, что вряд ли здешняя то ли полиция, то ли банда, вооружена такими же как у него героическими обрезками мечей. Предводительствовал шестеркой не менее томный и длинноволосый, но совсем иначе одетый парень. На серой приталенной форме ярко выделялись гигантские чёрные отложные лацканы, белые эполеты и что-то вроде орденских планок.
— Мда... — Талик даже впал в задумчивость. — Мундирчик-то с декольтэ... Точно — не танкист.
Бутончик не менее настороженно следил за тем, как кавайное население расступается в стороны, жмётся к домам и старается незаметно убраться в кривые переулки:
— Джедаистый он какой-то. И идут клином! — Запаниковал вампир.
— Талик, — демон ни перед какими джедаями и их прихвостнями отступать не собирался, — а тебе не кажется, что они сейчас начнут снимать продолжение фильма "Семь самураев"... с нами в роли врага, а?
— Я бы уточнил, — неожиданно влез Горгуль, — "Семь пассивных самураев". Можете не сомневаться, я знаю, что говорю. Ставим на голосование?
Талик понял, почему джедаистый самурай сбился с шага, а с ним и шесть его сопровождающих. Ещё бы им не сбиться. Не каждый день на них таращился, икая, и мотая козлорогой головой, уникальный пернатый демон. Даже Нальдо подъехал поближе, предварительно ссадив с коня Силь. Не иначе, конвоир решил, что у Талика или эпилепсия завелась в дополнение к блохам, или начался очередной виток реализации. На самом деле, всё было гораздо хуже. Сущности били Горгуля. Даже его, писателя, в известность не поставили. Молча навалились, не сговариваясь.
Поскольку Талик был очень занят своей внутренней борьбой, а главный конвоир — наблюдением за исходом его припадка, в переговоры с самураями вступила Силь. С первых слов стало ясно, что самураи не банда, а что-то вроде местных стражей порядка. Остальное было неинтересно и неактуально, потому что Витольд, судя по ощущениям, "маньяка-осеменителя" бил, Бормотун "представителя похабного жанра" весьма качественно душил, отчего у Талика временами перехватывало дыхание. Витас, "озабоченного", кажется, грыз, а миролюбивый Бутончик терзал новую личность комариным писком в ультразвуковом диапазоне. Помимо отвратительных ощущений в голове и в горле Талику не давала сосредоточиться и прекратить драку умная мысль: если сущности исключительно ментальны, то как же он чувствует кто из них грызёт, кто бьёт, и почему при этом болит голова в разных местах — то в виске, то в затылке... И как им самим не больно? Голова-то общая!
Уловив эту мысль, первым унялся Бутончик:
— Конечно, общая. И, да, больно, но каков гад! А анальгина здесь нет или слишком дорого...
— Ладно, действительно — хватит. — Отцепился от Горгуля Витольд.
— Эту падаль даже грызть противно. — Согласился оборотень.
— В следующий раз, — пригрозил маг неразборчивому Горгулю, — получишь энергетический удар!
Помятый Горгуль, как ни странно, ещё и огрызнулся, утекая куда-то в мозжечок:
— Вы у меня этот следующий раз просить замаетесь!
— А ну, назад! — Немедленно вскинулся демон. — Куда потёк, птеродактиль восьмидесятого уровня!?
— Да, — оживился Бормотун, — твоё место между гипоталамусом и гипофизом. Катись туда, окситоцин вырабатывать**. Надо будет, позовём.
— Или вытащим. — Поддержал оборотень.
Горгуль оставил последнее слово за собой.
— Ну-ну! — Он злорадно хмыкнул и полез, куда послали.
Сущности устало копошились, а Талик обнаружил, что на время внутреннего боя и перепалки совсем выпал из реальности. Его куда-то вели. Вели, конечно, мерина, но и его, получается, тоже. Коня тянул за повод джедаистый самурай. Рядом ехал Наль. Остроухий засёк, что Талик пришёл в себя, и тут же пристал с вопросами:
— И часто у тебя так? Кстати, что это было? Реализация мозга? Неужели мы дождались этого чуда?
Талик был совсем не в настроении ни ругаться с конвоиром, ни даже просто отвечать. Но придумать объяснение своему припадку требовалось срочно. Демон посоветовал сослаться на Пляску святого Витта, оборотень патриотично настаивал на "кондрашке", маг считал, что такая головотряска вполне сойдёт за болезнь Паркинсона, а Бутончик предлагал сослаться на Альцгеймера, мол, тогда вообще можно будет временами прикидываться беспамятным. Врать было рискованно. Не зря же Талика местные лекари две недели мурыжили, а значит конвоир может точно знать и о Паркинсоне, и об Альцгеймере. Точнее, об отсутствии любой сколько-нибудь значимой болячки. Поэтому Талик ляпнул первое, что пришло на ум:
— Рога сбросить пытался. — И добавил: — Не нравятся они мне такие...
— А-а... — Вроде как понимающе откликнулся эльф. — Так бы сразу и сказал. Мы бы тебе стенку нашли или ворота — головой побиться. Хотя... бесполезное дело. Козлы, чтоб ты знал, рога по осени не скидывают.
Талик скрипнул зубами, но промолчал.
Самурайский конвой притормозил около ничем непримечательной халупы, и джедаистый предводитель сообщил:
— Поесть можно здесь.
Пока Талик спешивался, местные полицаи уже сдвинули вбок дверцу избёнки и шмыгнули внутрь. Оно и понятно. Городовой, даже если это японский городовой, никогда не откажется поесть.
В конце коридорчика виднелся выход наружу — совсем как тот свет в конце тоннеля. Дверца оказалась не входом в трактир, а всего лишь проходом сквозь дом. Очень японисто. Подметая пол маховыми перьями, Талик протиснулся в лаз, рассчитанный на местных субтильных жителей, и вышел во внутренний дворик. Экзотическая харчевня была проста и непритязательна. Под обычным соломенным навесом стояли столики, и за одним из них уже расположились самураи со своим джедаистым предводителем. Трактирщица в короткой юбочке (ни дать, ни взять — пародия на японскую старшеклассницу с ногами двойной длины) часто кланялась и заискивающе улыбалась, принимая их заказ. Талик не собирался задерживаться в этом японском раю или ждать, пока девчонка обслужит самураев. Зашедший следом эльф тоже вроде не намеревался устраивать посиделки, особенно с учётом того, что его кавайная страсть осталась снаружи.
— Эй, как там тебя... — Недипломатично и очень громко влез Витольд, обращаясь к девчонке. — Мы здесь проездом, нам бы с собой еды в дорогу купить.
— Хай! — Не менее недипломатично, но с поклоном отозвалась мультяшная барышня, обернувшись к Талику. — Охаё! — И ещё раз поклонилась.
Сущности опять зашевелились.
— С порога и матом? — Мысленно зарычал коварный, выражая общее мнение всех жителей организма.
— Да! — Поддержал демона Бутончик: — И на кой нам этот "хай"!? Как можно нас, графа, по-пиндостански приветствовать!?
— Моветон. — Укоризненно буркнул маг.
— Не кошерно! — Подтвердил оборотень.
Между тем, девица просеменила к Талику, состроила глазки и выдала нежно-вопросительным тоном очередное непотребство:
— Айссацу?
— И тебе неусса... гм... недержанием не хворать.— По-графски милостиво ответил Талик.
-Бакаримаска? — Продолжала испытывать его терпение кавайная япономанка.
— Карабаска не барабаска, — в тон ей выругался писатель Золотов, — а давай-ка ты, красна девица, нам еды в дорогу соберешь, и кончай дурочку валять. Ферштейн?!
— Гайдзин?— Не унималась лупоглазая. — Я хари. Сука... мамоно. — Кокетливо улыбнулась харирамка.
— Кто-кто ты? — Опешил Талик. — Самокритика — штука полезная, но нам бы поесть, Мамона, гм..., даже неудобно тебя так обзывать-то...
На помощь неожиданно пришёл конвоир. То ли ему инструкции надоели, то ли эльфы тоже боятся помереть голодной смертью.
— Мамоно, значит — "демон". По-японски. Су ка — "ну, конечно", а гайдзин — "чужак".
— Да? — Талик был поражён. — А что ж я тогда её так странно понимаю, или вообще не понимаю? Ты же говорил, что для меня любой язык понятен как родной!
— А это язык? — Конвоир презрительно фыркнул. — Набор слов безо всякой грамматики. Произношение хромает, об интонации и говорить нечего. Что выучили, тем и пользуются: яхари — "так я и думал", а айсацу и охаё — "доброе утро", бакаримаска — "понимаешь?". Кстати, хай — просто "да". Ясно?
Талик попытался вспомнить, что ещё ему было неясно. Вроде бы остроухий всё перевёл.
— Ладно, эээ...., — пришлось обращаться за помощью к эльфу, — как будет на их японском "девушка"?
— Вроде бы "сёдзя" или "сёдзё". Не переживай, Зольников, она тебя и так понимает. Твои же соотечественники как-никак.
Непатриотичность соотечественников Талик решил пока оставить за кадром, как и расспросы о том, почему эти соотечественники напрочь отказывались нормально разговаривать.
— Гм. Ладно. — Талик снова обратился к попаданке. — Нам с собой надо бы мяса дорогу. Мясо есть?
— Хай! — Откликнулась объяпонившаяся девица. — Суси?
— Суши. — Перевёл Нальдо.
— Это я и сам понял. — Суши Талик любил, но сомневался, что суши можно приготовить из той рыбёшки, которая плавает в здешней речке.— Какие здесь суши? Одни кости... Подавимся и...
— Кюкюся, — поддержал его эльф, — а я не лекарь.
— Угу, настанет нам "кукуся"... Нальдо, — Талик покосился на конвоира. — Это ты сейчас что сказал-то?
— "Скорая помощь" по-японски. — Остроухий во всю развлекался.
— М-дааа, и как японцы не боятся "кукусю" с таким названием? Значит так, девуся, нам мяся, рися для суси, цютоцек хлебуси, и ты живо за всем этим бегуси, пока я не злюся! Бррр! С ума сойти, какой заразный язык!
— Хидой! Бака! — Лупоглазка гордо вскинула голову и удалилась в свою хибару.
— Наль, "худой бяка" — это что?!
— Это — "злой" и "дурак" по-японски.
— М-да... совсем здесь клиентов не уважают. — Сильно возмущаться Талик не стал. Пока эльф весь такой любезно-болтивый надо было пользоваться моментом. Информация, конечно, пустячная, но хоть что-то... Вдруг и такие будущие читатели попадутся? — Нет, ну а всё-таки, почему она нормально-то не говорит? — Талик оседлал лавку, решив, что в ногах правды нет, в крыльях её теперь вообще не найдёшь, а ждать еду придётся долго.
Нальдо потоптался и тоже сел.
— Не может она по-другому говорить. — С удовольствием делился знаниями конвоир. — Реализовалась с частичным знанием "вроде бы японского". У таких попаданок, весь словарный запас — от пятидесяти слов до сотни. Не больше.
— Эллочка-людоедочка. Жуть! — Талик попытался представить, что бы он делал, если бы в его голове остались только те слова, которые он усвоил из школьного английского: "морнинг", "ивнинг" и "май нэйм из Вася". Лучше сразу повеситься, а попаданки живут, да ещё и общаться пытаются... — А заново учить их не пробовали?
— Займёшься? — Эльф развалился на лавке. Похоже, идея пришлась ему по вкусу. — За помощь властям в деле организации образовательного процесса, после прохождения курсов и получения статуса наставника, каждый попадан, строго следующий системе обучения, может рассчитывать...
— Нет, — перебил его Талик, — я не Лев Толстой, а они — не крестьянские дети. Да хоть озолотите, я с ними и дня не выдержу.
— Ну... можно было бы за полдня привить им любовь к учёбе, как хоббитам к огородному делу. — Намекнул на недавнее перевоплощение тёмных ельфей конвоир.
Ах, вот оно в чём дело! Талик мысленно пнул сущностей, чтобы не расслаблялись и не теряли бдительность. Хотя, Бутончик-то уже напрягся, желая точно выяснить, сколько там причитается за организацию кружка "Русский для русских"? Усмирять его меркантильные порывы было велено Витольду и магу. Вот же жадное существо — им такой литературный проект светит, а вампир готов провалить дело за копейку, поработав на аборигенов! Ну, уж нет! Больше хоббитов и змеев оловянистых не будет!
Хорошее настроение остроухого стало беспокоить Талика даже больше, чем его обычная угрюмость и нелюбовь ко всем попаданцам. К тому же, конвоир ничуть не смущался тем, что их разговор прекрасно слышат местные самураи, и из этого разговора всем ясно как день, что эльф никакой не попаданец, а представитель властей. То ли Наль на почве любви к кавайной совсем наплевал на свои инструкции, то ли что-то затеял. Последнее казалось Талику куда как более реальным, чем сдвиг по любовной фазе. Надо было побыстрее убираться в безлюдные места — там у остроухого сразу другие заботы найдутся. Писатель Золотов уже заметил, что когда рядом Силь, его конвоир слегка дуреет. А может, и не слегка.
Самураи уже тихо перешептывались, поглядывая на них с Нальдо. И хотя Харирама казалась мирной деревней, населенной безвредными поклонниками убогой мультипликации, Талик всеми перьями ощущал некое напряжение в воздухе. Как затишье перед бурей.
Появилась хозяйка харчевни с полной корзиной. Мультяшная девица быстро выложила на стол свёртки — нечто обёрнутое в лопухи и в листья поменьше, и снова убежала. При этом она успела очень многозначительно вылупиться на Нальдо, шепнуть: "Таскэтэ!" и громко пропищать: "Какойи, какойи!"
— И какой ты? — Решил возобновить мирный диалог Талик.
— Какой-какой? Красивый, конечно! — Довольным тоном пояснил эльф, но повернулся так, чтобы его жест не был виден самураям — прижал палец к губам.
