Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— А ввод-вывод и цифро-аналоговые преобразователи? — начал Иван-второй и сразу осекся. Понятно, что куча проводов занимает не один шкаф, но... Только если ЭВМ одна на все производство.
— Многие агрегаты нужно будет синхронизировать друг с другом, — выдвинул более серьезный аргумент Иван-первый. — Как бы еще сложнее не получилось... Хотя! — он хлопнул себя по лбу. — Так вот зачем вы нас загружали разработкой цифровых протоколов связи между ЭВМ!
— Ну наконец-то! И еще, — я придвинул обратно к себе чертеж, который мэнээсы начали было лихо сворачивать. — Вот тут, — карандаш уперся в "главную ЭВМ", — нужна еще одна связь. — Мой остро заточенный "koh-i-noor 2B" черканул линию, уходящую за "верх" схемы. — Понятно зачем?
— Директору? — зачем-то обрадовался Иван-второй. — Вся отчетность будет...
— В госплан? — с ноткой благоговения поправил коллегу Иван-первый. — Вернее, для связи с единой системой государственных вычислительных центров?!
— Можно сказать и так, — я реально растерялся от неожиданной версии сотрудников. — Но пока об этом рано говорить в деталях, просто имейте в виду такую возможность.
— Понятно... — хором подтвердили мэнээсы, и как-то по особому переглянулись.
Не иначе, считают что случайно вышли на новый уровень посвящения в великую государственную тайну. А я реально не знаю, что может система автоматизации цеха передавать на более высокий уровень иерархии. Массу истраченного азота или плавиковой кислоты? Количество сбоев? Прогноз количества исправных чипов? До АСУ такого уровня далеко не везде успели добраться и в моем 2010 году. Вот только ребятам про это говорить совершенно не обязательно, пусть хоть помечтают.
— Вроде все! — я плюхнулся жалобно скрипнувшее кресло. — И чтоб никаких коаксиальных кабелей! Только витая пара, надеюсь не забыли что это такое?
Не успела за мэнээсами закрыться дверь, как я дернул секретарский телефон:
— Никого не пускать, занят! — и добавил себе, бросив трубку на рычаг: — Нервы совсем стали ни к черту.
И правда, руки мелко и противно дрожали, моя гордость, светло-коричневая шелковая "труба" галстука Polo Ralph Lauren, немилосердно сжимала горло. Проклятая жара! Еще и шторы какой-то идиот решил поменять, причем как обычно, старые списали, новые — не привезли. Резким рывком я расслабил узел на шее, скинул тяжелый пиджак и брезгливо повел плечами, чувствуя замокшие подмышки. Как местные умудряются мыться раз в неделю, если не реже?! Да и белье меняют не многим чаще. Невольно перевел взгляд в сторону открытого окна, но увы — ветви рябин замерли в полной неподвижности, ни малейшего дуновения ветерка! Жаль, растут медленно — специально три года назад приволокли здоровенные деревья, поливали от души, но все равно — листья едва начали заглядывать в окна второго этажа. До желанной тени ждать лет пять, а с кондиционерами в СССР все плохо, "Азербайджан-4",* который "по слухам" в прошлом году поставили на конвейер в Баку, никто и нигде еще не видел...
\*Судя по скудным документам, кондиционеры серии "Азербайджан" должны были изготавливаться на Бакинском заводе в середине 60-х крайне небольшой серией, около 3000 штук в год.\
В приемной послышался шум, неужели еще еще кого-то несет на мою голову?! Отстоит секретарша отдых директора, или... Дверь распахнулась с треском, и в кабинет влетела неожиданно колоритная парочка — Анатолий и Федосей Абрамович. Я едва успел накинуть обратно пиджак, тут уж не до тонкостей советского этикета, скрыть бы пятна пота.
— Извини, Петр, — первым начал капитан КГБ, — тут вопрос серьезный.
— Что такое? — я откинулся в кресле, всем видом демонстрируя крайнюю степень недовольства.
— Вот! — незаметно успевший разместиться за столом снабженец успел расстегнуть свой портфель, и вытащить мне под нос кучку странных бумаг. — Петр Юрьевич, вы подписывали третьего дня...
— Да... — я начал просматривать невзрачные, много раз правленные от руки, а потом взятые под скрепку листочки-требования на всякую мелочевку. — Там что, полкило героина кто-то вписал?
— Хуже! — мрачно подтвердил Анатолий, размещаясь в свою очередь на стуле. — А при чем тут немецкое лекарство для морфинистов?* Или ты что-то другое имел в виду?
— В смысле? — от удивления я оторвал глаз неровных машинописных строчек. — Какое лекарство?!
Но Федосея Абрамовича явно мало интересовали наркотики:
— Да вот же! — он неожиданно изящно протянулся через стол и ткнул мощным, прокуренным до желтизны ногтем в нужную строчку. — Спирт для секретной ЭВМ, — продолжил он, понизив голос. — Между прочим, вам надо, так могли и сами забирать его, а оно как будто мне надо? Нет, я конечно не против, но порядок и вообще не положено, хотя есть у нас на складе спирт, литров тридцать, именно столько я готов вам отлить, прямо хоть сейчас.
— Какая ЭВМ? — я попытался вникнуть в тему. — Что за спирт? Какое лекарство? Мне ничего не нужно!
— Да ваша ЭВМ, понятное дело, что секретная, раз вы к ней никого не пускаете, — аккуратно гнул свою линию снабженец. — Вот для нее все и сделали по норме расхода, семьсот сорок грамм на месяц, отдельной строкой.
— Спирт? — зачем-то переспросил я. — Так и написано, "для секретной ЭВМ"?
— Угу, сам не видишь разве, — подтвердил Анатолий, и с недоброй укоризной покачал головой. Не иначе, зомбирует его Семичастный у меня за спиной.
— Да ну вас к лешему... — не на штуку обиделся я. — Вы что, всерьез решили, что я мог такую глупость сделать?
— А нах..а подписывал не глядя?! — в ответ деланно набычил Анатолий. И видя мое притворное раскаяние, выдал совсем детское заключение: — Вот ж..па!
— Но ведь успели остановить бумагу! — порадовался я. Появление "секретной" ЭВМ в официальной документации НИИ суть явный перебор для паранойи времен разгара холодной войны. — Значит молодцы! Осталось только найти злодея, который эту подлянку сотворил...
\*В немецких (ФРГ) аптеках героин можно было купить до 1971 года.\
Однако рассмеяться мне не удалось. Какая-та мягкая, но сильная рука внезапно перехватила горло. Одновременно тот же самый незаметный враг ударил меня в грудь, причем не просто так, тупая боль мгновенна расползлась по всему телу, от кистей сжатых в кулаки рук до пяток. И самое плохое, навалилась сильнейшая слабость. Так что я смог только прохрипеть:
— Воды дайте!
Дальше было движущееся полотенце перед мордой лица, противные таблетки под языком, скорая, и испуганное до мраморной белизны лицо жены. Все подозревали, что я получил классический сердечный приступ, и встал на прямую дорогу советского руководителя-подвижника, а именно "пяток инсультов, пара инфарктов, смерть на рабочем месте в пятьдесят лет, торжественные похороны за счет профсоюза, и в окончание — крашенная серебрянкой пирамидка с красной звездой". Расстроился и я, но диагноз врачей реально обрадовал, оказывается, я элементарно перегрелся на солнце, и заработал пустяковый тепловой удар. Однако поверили в это только непосредственно общавшиеся с медиками Катя и Анатолий. Да я и не пытался никого убедить — в СССР подобное извращенное "самопожертвование" и наплевательство на собственное здоровье не сказать что поддерживалось официально, но... Руководитель "без инфаркта" многим казался "ненастоящим"! Так что мне только и осталось, как начать курить, причем желательно не менее пары пачек сигарет в день, и можно было окончательно "сойти за своего".
Что до злосчастного спирта, то расследование было не долгим. Я сильно подозревал шаловливый разум Федора, но... На самом деле врагом трудового народа оказался благополучно уволившийся сантехник. Этот гад умудрился походя бросить совет одной из недалеких монтажниц, и та, не сильно задумываясь, вписала "спирт для секретной ЭВМ" рядом с канифолью, набором надфилей, скальпелем, и прочей чепухой. Далее бумага совершила эпическую победу бюрократии над секретностью, обрастая подписями и солидностью, она пошла через двух машинисток, мастера, начальника участка, зама по науке, меня... Какая-то девочка из бухгалтерии даже нашла норму расхода, и исправила количество с посконного "литра" на "обоснованные" "семьсот сорок граммов", а главбух "шлепнула" свою подпись. И только Федосей Абрамович спас нас с Анатолием от... Уж не знаю точно, насмешек или выговора.
* * *
Без последствий мое "выпадение в осадок" все же не обошлось. Не миновала недели, как меня с Катей, пригляд в виде Анатолия, и чуть не половину сотрудников очень аккуратно, но настойчиво погнали в отпуск. Да я и не возражал, чувствовал, что три года непрерывной нервотрепки изрядно подкосили накопленный на египетских и турецких "олклюзивах" запас терпения. Но Форос, по всей вероятности, казался товарищу Шелепину слишком близким к натовской Турции, Кобулети к Ирану, Юрмала, посетить которую я был весьма не прочь, к ФРГ и Финляндии, Алаколь — к Китаю, который, к слову сказать, в этом мире успел развязать небольшую ядерную войну против своих же граждан в Шанхае, а потом стремительно повторил подвиг СССР от 1992 года и развалился на десяток враждующих между собой кусков...
А если без фантазий, то все было куда прозаичнее. Ничего кроме опостылевшей турбазы никто и не попытался предложить. Узковата оказалась клетка, и решетки в ней совсем не золотые. Только после моего категорического отказа "потому что изабелла", тяжелые колеса бюрократии провернулись, и скрепя от возмущения выдали "мандат" на безвестную деревеньку, живописно раскинувшуюся по берегу небольшой подмосковной речушки.
Я с Катей и Надеждой, Анатолий с женой Люсей и сыном-дошкольником разместились в небольшом, но все же двухэтажном кирпичном доме, который до революции явно числился "дворянским гнездом", впрочем, совсем небогатым — по площади он примерно соответствовал коттеджу моих оставшихся в будущем родителей. Однако планировка отличалась в корне, тут четко прослеживалась господская половина, и комнаты прислуги. В которых, кстати сказать, и на 50-ом году революции жила экономка, она же кухарка, и ее муж, классический деревенский мужичок, любящий выпить, поболтать, но при этом способный справиться с любой задачей по хозяйству. Голову даю на отсечение, по совместительству — осведомитель, а то и штатный агент КГБ.
Потянулась пасторальная идиллия, без телевизора и телефона, зато с рыбалкой на зорьке, грибами, и прочими ягодами. Общение в минимуме, вместо клуба — небольшой магазин, открывающегося только по приезду машины с хлебом, который, несмотря на ощутимое повышение цены, немногочисленные коренный жители близлежащей деревни растаскивали на прокорм прожорливой частнособственнической скотины новомодными полиэтиновыми пакетамии с портретами Че Гевары и Светланы Аллилуевой. Обделенные дачники-арендаторы, которых вопреки моим ожиданиям оказалось целая уйма, вяло ругались. Вот только мои потуги на знакомство Анатолий мягко пресек, видимо и без самодеятельности ведомство Семичастного проявило чудеса изворотливости, обеспечивая эффективную, но совершенно незаметную охрану.
Недели через две я полностью втянулся в неспешный деревенский быт. Загорел, сбросил пару лишних килограммов, дочка Надежда перестала бояться цветов, шмелей, муравьев и смело дергала за уши местных барбосов и барбосок. Катя и Люся увлеклись заготовками на зиму, из-за этой блажи нам с Толей пришлось скупить все "довоенные" запасы березового сока — уж очень настойчиво жены трясли с нас трехлитровые банки. Значительно выросли мои рыболовные скиллы — никогда бы не подумал, что на плохо просушенный стебель бамбука, с привязанным на кончик обрывком лески на 0,2 мм, и огромным ржавым крючком, можно вытаскивать из прикормленного перловкой омута вполне приличных подлещиков. Так что я совсем перестал вспоминать про работу, рассудив, что она точно не волк, и за месяц далеко не убежит.
Как я ошибался! Взрощенные на Ленинской "Искре", коммунисты никогда не забывали про силу печатного слова, поэтому в газетах недостатка не было. Население использовало это благо цивилизации... Разными способами. Выполняя заветы партии в равнении на рабочий класс, я поневоле освоил "удобства на улице", где и завел милую привычку читать свежую прессу, что называется, "в процессе".
Именно в такой момент, за три дня до окончания отпуска, мой взгляд уперся в фотографию товарища Лукина, который, казалось, даже в типографском виде блестел лысиной в узких лучиках солнца, пробивавшегося сквозь щели немудреного сооружения. Сначала аж зажмурился, представив судьбу данного конкретного кусочка "Труда". Лениво пробежал глазами по заголовку, на который явно не хватило воображения журналиста: "Советские интегральные схемы — самые большие в мире". Лишь затем, откатом, пришло осознание смысла, который был прост как мычание привязанного недалече теленка — в Зеленограде наконец-то "пошел" первый в мире микропроцессор, способный заменить сотни, или даже тысячи, обычных логических элементов.
— Крепко Староса и Лукина прижало, если про вражду забыли, — пробормотал я, аккуратно вырывая "на память" сразу целый лист. — Или это инициатива сверху? — я постарался засунуть материал в неожиданно далекий карман брюк. — Неужели они затеяли пиар только чтоб заткнуть глотки "лебедевцам" и "ЕСникам"?
Впрочем, вопросы получились явно из разряда риторических и не нужных. Процессор наконец-то в серии! Спокойно и буднично, без помпы, но и не засекреченным насмерть, как я боялся. У нас все-все-все получилось! Надо бы реально радоваться, бежать в дом с криком "ура", но... Я прислушался к чувствам и понял, в душе вместо праздника — как пощечину получил. Зачем врать себе? В длинном списке участников проекта ни полусловом не упоминался "Интел"! Как не было! Легко объяснить это секретностью, но я прекрасно понимал — пренебрежение суть следствие моего же плана практичной отстраненности, древнего принципа "если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря"*. Вроде все правильно сделал, но вот подиж ты — зреет обида, а кроме нее пробивается зависть к чужой славе, наградам и почестям. И от кого? Советского Союза, который развалился на куски, оставив после себя только продающиеся на рынках ордена, медали, а так же чувство безнадежной глупости и бессмысленности титанических усилий. Денег не хватает? Так конвертик сунут, не забудут, за Шелепиным особой жадности не водилось, впрочем, как и щедрости. Похоже, он просто плохо представлял себе цены комиссионок, и давал с лихвой — но по меркам специальных каталогов и "сотой" секции ГУМа.
\*Письма римскому другу, И. Бродский. Март 1972 года.\
Все хорошо... Да только мелким начал казаться конвертик! Никчемным, глупым, и в общем-то ненужным ни мне, ни, тем более, коллективу "Интела". Хотя от премии сотрудники не откажутся, бессребреников среди них нет. Даже Федор имеет недешевое грампластиночное хобби, и о женитьбе подумывает. Иваны вообще умудрились быстро и незаметно супругами и детьми обзавестись, тут это быстро, по налаженному сценарию: сходить в кино, потискаться на скамейке, загс, пьянка, ночь, немного быта под соленые огрурчики, и здравствуй, роддом. Но вот не стали для них деньги главным, и все тут!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |