Мужчина тяжело вздохнул, опускаясь в широкое мягкое кресло и откидываясь на спинку.
— В игру вступил Великий Отец. — Спокойно посмотрел он в ее красивые огненно-карие глаза.
Женщина замерла в удивлении, уставившись на него. Затем рассмеялась.
— И чем же я ему не угодила?
— Ты перешла черту, милая. — сказал он едва нахмурившись. — Ты сделала то, чего жаждали от тебя другие боги. Вышла из-под контроля. Великий Отец обозлился на тебя. Из-за этого пострадал весь твой род. Все мои творения мертвы, а ты переполнена горем и злобой. — Он расстроенно покачал головой, в задумчивости отводя взгляд.
И тут она улыбнулась и, проведя ноготком по его широкой мужественной руке, тихо призналась:
— Не все.
Он резко повернул голову, отчего серебристая прядь снова упала на лицо.
— Что ты хочешь сказать?
— Мой последний потомок... она жива, невредима и как оказалось, даже находится под твоим крылышком.
— Не понимаю, — нахмурил темные брови мужчина. — Мне сказали, что Литейрис мертва, убита в тот же день что и Селин.
— Литейрис мертва... — Она сделала достаточно эффектную паузу и, загадочно улыбнувшись, закончила, — Но Леонерис жива. Именно ее сила пробудила меня ото сна и выпустила из заточения. — Затем с долей гордости добавила: — Эта наглая, своенравная девчонка пыталась найти адамантовые клинки, которые некогда ты даровал мне, а нашла кучу весьма нетривиальных проблем на свою маленькую, неугомонную пятую точку.
— Я не понимаю, о ком ты говоришь.
— О Лео.
— Леона Дрейкер? — сморщился бог.
— Леонейрис Лэйк! Все это время они прятали девчонку от посторонних глаз. Даже ты не смог почувствовать собственной крови. Этот чванливый старик и его высокомерный сыночек хорошо постарались, пряча малышку. Даже имя, которое ты даровал ей при рождении, они изменили.
Мужчина лишь недовольно вздохнул, сжимая руки в кулаки.
— Пусть так, — тихо заметил он и разжал руки. — По крайней мере, они смогли сохранить ей жизнь. На большее уповать просто глупо.
Он встал, широкими шагами пройдясь по комнате.
— Боюсь что это ненадолго, дорогой, — обеспокоенно произнесла женщина. — Дефкалион уже знает о ее существовании. Не так давно узнал и Тонатос, а значит, уже в курсе и их боги. А ты изгнан, потому не сможешь защитить малышку.
— Я не изгнан, — спокойно произнес он, стоя в пол оборота. — Я сам ушел после того как узнал о вашем уничтожении. Великий Отец перешёл грань — убив вас всех. Гелассия, Селин и уж тем более Литейрис не должны были пострадать.
После этих гневных слов в комнате разлилась тишина.
— Если он захочет ее уничтожить, пойдешь ли ты против собственного отца? — раздался в комнате третий, довольно мягкий и ласковый женский голос.
Бог поднял опущенную голову, и открыл глаза.
— Да, пойду, — тихо, но уверенно произнес он, а женщина в черном балахоне, затаившись, осталась сидеть на диване.
Снова тишина и давящее напряжение ожидания дальнейшего...
— Что ж, тогда ты будешь не один. — Снова этот мягкий женский голос, и стоявшая в углу серая тень проявилась в высокую статную женщину с копной бело-каштановых волос, одетую в легкую светло-зеленую хламиду с белой вязью по краям.
— Гестиарда. — повернулся к ней мужчина, нахмурившись. — Как понимать твое появление?
Женщина грустно рассмеялась.
— Ты не рад видеть собственную сестру?
— Я осиротел в тот день, когда Отец вынес приговор всем моим "детям", а не один из вас и пальцем не пошевелил, чтобы предотвратить это, — произнес он спокойно, отворачиваясь.
— Ну, не будь столь категоричен, дорогой. Одного нашего потомка я ведь все-таки спасла. — И пройдя по комнате, она опустилась в то же кресло, где прежде сидел бог.
Он повернулся к ней в непонимании, о чем вообще идет речь.
— Ты думаешь, Гидеон догадался сам подменить детей, без моей подсказки? Ты думаешь, все бы поверили в то, что этот ребенок и есть Леонерис без моей помощи? — она насмешливо рассмеялась, словно королева, восседая на троне. — Кто, по-твоему, разбудил в ней нашу силу, направил и показал, как ею можно управлять?
— Почему ты помогла мне? — подозрительно спросил бог у старшей сестры. — Раньше ты не отличалась особой любовью к моим творениям.
— К сожалению, твоя бесценная Донная — холодный взгляд в сторону девушки, сидевшей на диване и с презрением взиравшей на богиню — и мой любимый Гелеос сделали эту историю и моей головной болью, отныне. — Она серьезно взглянула на брата. — Никто из их прежних потомков не вобрал в себя обе линии крови. Гелассия была подобна матери — феникс Ярости, Селин взяла всю силу деда — Лунный феникс, но эта... эта малышка поставила в тупик даже нашего Отца.
— Единый знает о ней? — встрепенулась девушка и взволнованно посмотрела на своего бога.
— Знает, — коротко ответила богиня.
— И что он намерен делать? — спокойно спросил бог, устремляя взгляд в лицо сестры.
— Хочешь узнать, пойдет ли он против НАС, своих самых любимых детей? — приподняла она одну бровь, а потом ответила, — Возможно. Если Леона станет неуправляемой, я почти уверена, что ее ждет участь худшая, чем постигла ее прабабку. На этот раз он сам займется ей, лично. Так что в наших с тобой интересах сделать ее не только адекватной, но и способной управлять своими силами. — Она обожгла ледяным опасным взглядом сначала брата, а потом девушку в черной хламиде. — Я не позволю никому забрать у меня последнего потомка Гелеоса, он был моей единственной гордостью и самым лучшим творением.
Брат окинул ее задумчивым взглядом и на мгновенье смягчился.
— Мне жаль, что ты потеряла его в этой безумной игре за власть, — а затем с тем же теплом, с каким богиня говорила о своем творении, взглянул на застывшую на диване девушку. — Когда я думал, что она мертва, испытывал ту же боль и всепоглощающую тоску, что и ты, сестра, — тихо заметил он.
— У меня осталась Лео, — она улыбнулась брату. — Эта малышка столь же упряма и своевольна, как и Гелеас. — Потом рассмеялась. — И так же заставляет мое сердце трепетать сначала в гневе, от своих порой необдуманных и опасных поступков, а затем в гордости и любви. Но ярость, доставшаяся ей от тебя, беспокоит меня все сильнее и сильней. Что будет, когда день перерождения настанет?
— Этот день не настанет, пока ее тело не будет готово принять ее сущность. А оно пока не готово, — покачал головой брат.
— Боюсь, пока этот день настанет, она угробит себя сама, — фыркнула молодая женщина, сидевшая на диване. — Или ее убьет кто-нибудь из этих безмозглых выродков-донрадов.
— Тогда мы должны это предотвратить, — твердо произнесла богиня. — Но запомните, не стоит опекать девчонку слишком сильно. Она не должна вырасти с ощущением, что все, что она творит, сойдет ей с рук. Мне нужен сильный и разумный представитель крови, а не сумасбродный и безумный!
— Еще добавьте "агрессивный" и "эксцентричный" и мы получим то, что уже имеем, — заметила женщина, откидываясь на подлокотник.
А бог не сдержал улыбки.
— Здесь нет ничего смешного, Хэйрон! — отчитала богиня брата. — Займитесь ее воспитанием!
— Что, по-твоему, я должен сделать, Гестиарда? — спокойно, но удивленно посмотрел брат на сестру. — Поставить ее в угол? Отчитать как маленького ребенка? Или отшлёпать по заднице?
— Последний вариант мне нравится больше всего, — вставила свои пять копеек молодая женщина.
— Мозги ей лучше вправьте! — вспылила богиня.
— Ооо... Боюсь это не-ре-а-льно! — опять возглас с дивана. — Проще сразу удавить.
Мужчина снова рассмеялся. Да-а... Он уже не помнил, когда в последний раз вот так искренне и открыто смеялся.
К нему присоединилась женщина с дивана.
Богиня посмотрела на обоих поочередно и, бросив что-то вроде "идиоты!", покачала головой и испарилась.
— Вот! Не зря говорят, что дети — цветы жизни, но лучше пускай они растут в соседнем палисаднике!
Они снова рассмеялись.
— Хватит, Дон. Нам действительно нужно лучше присматривать за ней.
— Есть у меня одна идейка, как сэкономить нам время и нервы... — задумчиво пробормотала Даная и задумчиво оглядела своего бога.
Глава пятнадцатая.
Наследие далеких предков.
По молодости лет все мы совершенно глупо верим в чудеса. Особенно когда тебе всего восемнадцать и впереди целая жизнь, полная приключений, загадок, новых открытий, и почему-то кажется, что черных полос на твоем светлом пути ну просто не может быть.
Так думала и я в тот момент, когда дежурная студентка, обучающаяся на факультете целителей, обрабатывала мои руки заживляющей мазью.
Ну вот скажите на милость, что мне не сиделось на одном месте, а? Ведь у меня есть все! Теплый "дом", где меня любят, уважают и гордятся, любимые друзья, с которыми и в огонь и в воду, И НИКОГДА НЕ СКУЧНО!
И вот на тебе же! Выпендрилась! На кой черт я полезла в семейные тайны?
А что в итоге? Как минимум у меня теперь три довольно могущественных противника, жаждущих моей кончины! Голова полная гневных мыслей, жажда мести и предстоящая разборка с родней!
Нате вам боже, что нам негоже! Прости, Единый, за столь открытое богохульство!
А еще этот демонов бал, будь он неладен!
Я уже мечтаю, нет, сплю и вижу, поскорее бы начался новый учебный семестр. Знаете, решать домашние задания намного проще, чем решать семейные проблемы. Даже несмотря на то, что я учусь на факультете, предметы которого не понимаю. Они мне вообще не даются! Но уж лучше это, чем ломать себе мозги на тему "почему у меня есть собственная могила?"
Эти демоновы тайны просто выворачивают мои мозги наизнанку, хочется подойти к стене и удариться об нее лбом как можно сильнее в надежде, что наконец в мою голову придет решение, которое одним махом решит все мои проблемы!
Я слегка поморщилась, когда девушка завязывала на моих руках льняные полоски стерильных бинтов.
Отлично! Теперь еще ходить вот с этим... — кинула хмурый взгляд в сторону перевязанных рук.
Когда девушка целительница вышла из нашей каморки-палаты, на соседней койке от шума хлопнувшей двери проснулся Стивен. Они с Тией так и уснули, лежа в обнимку на одной постели.
— Который час? — протер заспанные глаза братишка, пытаясь сосредоточиться на окружающей обстановке.
— Почти двенадцать... — ответила я, а потом добавила: — было, когда я выходила в коридор. — Потом пожала плечами.— Наверно, уже обед.
Парень вздохнул, перемещаясь в сидячее положение.
— Надо возвращаться домой. А то нам и так влетит. Не стоит злить родню еще больше. — Он широко зевнул, а затем посмотрел на мои руки. — Как твои ладони? — обеспокоенно спросил он.
Я не удержалась и громко фыркнула.
— Не делай такое лицо, будто я могу умереть от парочки царапин. Меня это раздражает. — А затем перевела взгляд на спящую за его спиной девушку. — Что будем с ней делать? Наверняка Танатос не смерится с ее потерей.
Вдруг глаза обсуждаемой нами особы медленно открылись и она перевернулась на левый бок.
— Ничего не нужно делать, — сказала Тиа. — Я свяжусь с представителями своей расы. Уверена, меня примут обратно.
Ну что ж, одной проблемой меньше.
— Как вы думаете, что он может предпринять? — обратилась я к ним. — Что-то слабо верится, что он простит нам свой позор.
— Ну, в том, что он нажалуется Дефкалиону, я уверена на все сто, — взглянула на меня наша красотка. — Но вот что предпримет тот?
Я усмехнулась.
— То есть решать нашу судьбу будет император, — подвела итог. — Прелееестно! Ты меня прям обрадовала! Что в худшем случае нам грозит? — спросила я ее, потирая уставшие глаза.
— Вас отдадут Тонатосу.
Я грубо фыркнула, откидываясь на стену, у которой стояла кровать.
— Подавится! Бабуин красно ж...пый!
Перспектива стать очередной игрушкой этого несостоявшегося маньяка разозлила меня не на шутку. Да какое право имеет император решать нашу судьбу. Беспредел! Ну, ничего, не последний день живем на свете! Еще поквитаемся...
На этой позитивной ноте Стивен повернулся к своей зазнобе и, ласково проведя по ее щеке рукой, спросил, не нужно ли ей чего. Она ласково поцеловала его в ответ под моим раздраженным взглядом, потом сморщила носик и тихо призналась, что не отказалась бы чего перекусить. Он улыбнулся ей и повернулся в мою сторону.
— Лео, здесь есть столовая?
— Да, на первом этаже в этом корпусе.
— Пойду, принесу что-нибудь поесть, — поднялся он с кровати. На пороге он обернулся и задал самый своевременный вопрос. — А где мы находимся? -спросил озадаченно.
— В моей Академии. — Потом подумала и тоже подорвалась с кровати. — Стой, я с тобой сгоняю похрямкать.
В больничном коридоре мы неожиданно столкнулись с Сиггрид. Она прошагала мимо нас, даже не обратив внимания на меня.
Странно. Девушка была какой-то потерянной и задумчивой, а в руках у нее находилась маленькая темно-зеленая бутылочка необычной формы. Она так быстро промчалась мимо, что я не стала ее догонять.
Мы со Стиви спустились в столовую. Как-то не привычно было видеть ее такой пустой, когда ты уже привык к тому, что здесь всегда куча народу и такая какофония звуков, что порой голова разрывается.
Когда мы уже сидели за одним из столов и поглощали картофельный суп с маленькими кусочками курицы, Стивен неожиданно спросил:
— Что ты будешь делать, когда вернёшься домой?
Я усмехнулась и, сделав большой глоток компота из глиняной кружки, посмотрела на брата.
— Ты имеешь в виду, устрою ли я грандиозный скандал или же просто промолчу, после всего того, что мы узнали?
— Да.
— Хмм... Я похожа на человека, который будет молчать и тихо выжидать?
— Нет, — задумчиво ответил брат, отпивая из своей кружки.
— Вот тебе и ответ. — Я отсалютовала ему глиняной ёмкостью, которую держала в руках.
Поели мы быстро. И прихватив овощного рагу для Аментии, отправились в больничное крыло.
Еще только подходя к двери в нашу палату, мы услышали странные голоса, а затем раздался всхлип девушки.
Наперегонки мы бросились к двери, ожидая увидеть самое худшее. Но в комнате никого не оказалось. Лишь Тия, свернувшись комочком на кровати, навзрыд рыдала в углу.
— Что случилось? — подскочил к ней Стивен и прижал к себе.
А я закрыла входную дверь, дабы сюда не сбежалась половина целителей.
Из всех всхлипов и бормотаний, приглушенных тем, что девушка уткнулась носом в грудь Стивену, я различила лишь одно слово.
— ... меня изгнали!
— Что? — не сразу сообразил брат.
В общем, дело было в том, что, пока мы ходили за едой, в наше отсутствие сюда явился кто-то из джинов (представитель ее рода, что ли?, непонятно), и объявил решение какого-то там великого Халифа о том, что Аментия официально изгоняется из их Халифата и теперь не имеет права там появляться из-за того, что она якобы все эти сколько-то там лет находилась у Тосика по собственной воле. Когда девушка попыталась объяснить, что ее держали там насильно, мужик презрительно ответил, что она, дескать, могла и не позорить свой род, просто остановив свою жизнь.
