На последнем изображении был рот мертвеца, приоткрытый палкой, чтобы показать кодовый номер на языке. В этом зрелище было что-то особенно ужасающее и отвратительное, а выражение лиц всех сидящих за столом — немного осунувшимся, когда оно, наконец, исчезло. На самом деле, лицо Берри было почти полностью белым, когда Джереми резко заговорил снова.
— Не существует известного способа, чтобы такой генетический маркер на языке можно было подделать косметически, — сказал он ровным и твердым голосом. — По крайней мере, не против того вида сканирования, которое мы проводим. Нет способа удалить его, который не был бы одновременно сложным и чертовски дорогим — ублюдки "Рабсилы" позаботились об этом — и эта штука проявится на том же месте, даже если вы просто ампутируете язык и используете регенерацию, чтобы отрастить его вновь. Поверьте мне, мы уже определили, что оба кода в данном случае настолько подлинны, насколько это возможно. Дубликаты — да; подделки — нет.
— Но зачем? — спросила Берри тоном человека, просто счастливого от возможности отвлечься от воспоминания о языке мертвеца, покрытом ядовитой пеной. — Зачем утруждать себя использованием дублирующего номера? В конце концов, "Рабсила" сама генерирует эти коды. Почему бы просто не использовать всюду новые номера, выделив для этой цели какой-то массив?
Джереми покачал головой.
— На самом деле, Берри, процесс, используемый для присвоения и нанесения номера, не так уж и сложен, — не для тех, кто проектирует полный человеческий генотип! Поверь мне, мы знаем, как это работает — и от слишком многих независимых источников — чтобы сомневаться, что "Рабсила" может и делает это, чертовски уверенная в отсутствии каких-либо случайно дублирующих номеров. У них есть много причин, чтобы увериться в этом, в том числе их собственные соображения безопасности и необходимость уметь однозначно и абсолютно точно идентифицировать конкретную партию любого отдельного раба в случае, если внезапно обнаружится какая-то генетическая аномалия, и им нужно отследить кого-либо еще, у кого она может быть. Сохранение правильного номера — как до, так и после отбраковки рабов — является первостепенным соображением, учитывая, что они производят рабов в столь многих различных местах размножения, и они приложили много усилий к разработке процедур, чтобы достичь именно этого.
Если бы они начали возиться с этими процедурами, они могли бы проделать в них дыру, которая им не нужна. О, они могли бы выбрать случайный номер партии. На самом деле, я думаю, что они, вероятно, делают это, если им нужно много таких. Но, учитывая их процедуры, им пришлось бы каждый раз помечать всю партию, так что я сомневаюсь, что это делается очень часто. Если бы они это делали, коды должны были бы "агрегироваться", и всегда был бы шанс — на самом деле, вероятно, довольно хороший, — что кто-то может заметить связи между группой лиц, совершающих подозрительные вещи. Это может быть не слишком вероятно в случае одного отдельного агента, но статистика не играет в фаворитизм. Рано или поздно кто-то, вероятно, заметил бы группирование — или, если на то пошло, просто заметил бы разницу в возрасте, или генетические вариации, или любое количество маленьких различий, которых ни одна партия не должна иметь. И если бы это произошло, то эти агенты были бы легкой добычей. "Рабсила" с таким же успехом могла бы пометить их языки словами "пристрели меня немедленно".
Он снова покачал головой.
— И "Рабсила" знает это, не думайте, что они не знают. Нет, есть веская причина, по которой они используют повторяющиеся номера, особенно из разных партий — по крайней мере, всякий раз, когда они могли быть уверены, что соответствующие номера доступны. Среди прочего, это дает им гораздо больше потенциальных вариаций возраста, не говоря уж о том, что случайный выбор партии позволяет им избежать этой конкретной ассоциации. И насколько безопаснее было бы использовать повторный номер, как в случае, когда они знали, что законный "получатель" уже мертв? Что в данном случае они и сделали — или думали, что сделали — поскольку вышеупомянутый законный получатель был на борту корабля, который, как они знали, взорвался к чертовой матери. Это действительно чистая случайность, что мы об этом узнали.
Хью и сам уже пришел к такому выводу, но у него на уме был гораздо более животрепещущий вопрос.
— Как? — просто спросил он. Он и Джереми посмотрели друг на друга в молчаливом понимании, выражения их лиц были мрачными, и Берри нахмурилась, глядя на них двоих.
— Что "как"? — спросила она после короткой паузы.
— Как вы можете использовать человека, выведенного, чтобы быть генетическим рабом — и без возможности когда-либо скрыть этот факт, — в качестве агента контрразведки? — спросил в ответ Джереми. — Как вы это сделаете, не подвергаясь постоянному и огромному риску, что он или она изменит вам — а ставший чужим агентом намного хуже, чем отсутствие агента вообще. Любой, кто знаком с азами шпионажа и контрразведки, знает это очень хорошо.
Вмешалась Рут.
— Контрразведка для шпионажа — то же самое, что эпистемология для философии, Берри. Самая фундаментальная ветвь. Откуда вы знаете, что вы знаете? Если вы не можете ответить на этот вопрос, вы не можете ничего ответить. — Она сверкнула быстрой, нервной улыбкой. — Простите. Я знаю, это звучит педантично. Но это правда.
У Хью было лишь смутное представление о значении термина "эпистемология", но он понял суть комментариев принцессы и согласился с ней. "Рабсила", очевидно, могла вырастить такого агента контрразведки. С биологической точки зрения, это было бы не сложнее, чем разведение любого другого раба. И хотя это было бы неприятно — но не более того — они могли достаточно легко продублировать номер.
Но, как только что спросил Джереми, насколько они могли быть уверены в сохранении лояльности агента, как только отправляли его?
Хью мог бы подумать о том, как "Рабсила" могла бы попытаться сохранить эту лояльность, чтобы оставаться уверенной. Угроза заложникам, вероятно, имела бы наибольшую вероятность успеха; иногда самые грубые методы действительно срабатывали лучше всего. Но держать в заложниках близких к агенту людей и угрожать причинить им вред в такой ситуации сработало бы не так хорошо, как в других. По самой природе своего происхождения и воспитания рабы "Рабсилы" не имеют близких им людей. Конечно, за исключением приемных родственников, которые были у Хью. Из всех людей он был одним из немногих, кто вряд ли когда-либо недооценивал, какими драгоценными могли стать такого рода "отношения"... и все же каждый раб в глубине души знал, что эти узы были хрупки.
Они существовали только благодаря терпению других людей, и те же самые другие в любой момент могли разорвать их — и так будет всегда... пока существует сам институт рабства. Когда агент в конечном итоге столкнется с мучительным стрессом, присущим предательству товарищей, посвятивших себя свержению чудовищного зла, стремящегося сохранить себя, "надежность" вылетит из шлюза.
На самом деле, это относилось почти к каждому методу, которые мог придумать Хью в подобном случае, и в центре всего лежала основная мысль Рут: оказалось, что двойной агент был бы подлинной катастрофой, и каждая разведывательная служба сделала бы все от нее зависящее, чтобы избежать подобного. Если только отвечавшие за контрразведку против Баллрум люди "Рабсилы" не были полными дураками — а этому не было никаких доказательств при множестве доказательств обратного — следовательно, не было никаких шансов на то, что они пойдут на такой риск.
"И даже если бы они были склонны, это давным-давно укусило бы их за задницу ", — мрачно подумал он.
Последовал долгий момент молчания без движения, пока они обдумывали вопрос, вставший перед ними во всей его неказистости и прямоте. Затем послышался вздох Рут.
— "Рабсила" не то, что кажется, — сказала она. — Этого просто не может быть. Мы уже подозревали об этом, и вот еще одно доказательство — и притом убедительное. Простая корпорация, сколь бы злой, умной, влиятельной и мощной она ни была, никак не могла создать человека, которого мы все только что видели умирающим. Не так, как он умер. Один или два, может быть. При правильном психологическом программировании, правильных угрозах и взятках. Может быть. Но нет никакого способа — ни одного — создать его достаточно устойчивым, чтобы оправдать отправку на Факел ради того, что не должно быть чем-то большим, чем обычное проникновение. Мы проследили жизнь этого человека здесь, на планете, почти под микроскопом, и он не сделал ничего — ничего вообще — кроме простых информационных запросов о чем-то вроде белого хлеба. Ни у одной корпорации, даже крупнейшей трансзвездной, не может быть достаточного количества таких людей, чтобы занимать кого-то из них такой рутиной. Они просто не могут. Происходит что-то еще.
— Но... что? — спросила Берри.
— Это то, что мы должны выяснить, — сказал Джереми. — И, наконец, мы собираемся вложить в это необходимые ресурсы.
Рут выглядела очень жизнерадостной.
— Меня, для начала. Джереми попросил меня об этом... ну, координировать все, так или иначе. На самом деле, я не совсем этим занимаюсь. Боже, это весело или как?
Берри уставилась на нее.
— Ты думаешь, это весело? Я думаю, что это довольно ужасно.
— Я тоже, — сказала Палэйн убежденно.
— Ну, конечно. Одна из вас родилась и выросла в муравейниках Чикаго, в пресловутом отчаянном положении. А другая родилась и выросла крепостной в адской дыре Ндебеле, которая не является настолько отчаянными обстоятельствами, но примерно столь же жалкая, как и все остальное по эту сторону из... из...
— Третьего уровня Ада Данте, — предложил Хью.
— Кто такой Данте? — спросила Берри.
— Должно быть, он имеет в виду Халида Данте, главу безопасности УПБ по сектору Карина, — сказала Рут. — Отвратительная работа, судя по всему. Но мой вывод состоит в том, что я родилась и выросла в комфорте и безопасности королевского дома Винтон, поэтому я знаю ту истину, что самый большой ужас — это скука.
Она откинулась на спинку кресла с очень довольным видом.
Берри посмотрела на Палэйн.
— Она бешено облаивает нас.
Палэйн улыбнулась.
— Ну и что? Она всегда так делала, и ты это знаешь. Что только превращает ее в лучший выбор, если уж на то пошло. Кого, как не ее, лучше натравить на "Рабсилу"?
Глава 26
— Я думаю, что это как раз то, что нужно, Джорден, — заметил Ричард Викс. Он явно пытался сохранить свой голос должным образом равнодушным — или, по крайней мере, профессионально отстраненным — но у него это получалось не особенно хорошо, и Джорден Кар усмехнулся.
— Вы это делаете, не так ли? — спросил он.
— У нас есть центральный фокус локуса, у нас есть приливные напряжения, и у нас есть вектор входа, — ответил Викс.
— Все это правильно и хорошо, доктор, — оценила капитан Захари, — за исключением еще одной маленькой проблемы.
— Мы говорили и говорили об этом, — сказал Викс так терпеливо, как только мог (что, по правде сказать, было не так уж терпеливо). — Я не вижу никакого способа, каким столь слабый гравитационный удар сколь-нибудь существенно повлияет на усилия при прохождении. Мы компенсируем подобные удары каждый день, капитан.
— Нет, Ти-Джей, на самом деле, мы не делаем этого, — сказал Кар. Викс сердито посмотрел на него, но Кар только пожал плечами. — Я согласен с вами, что мы регулярно компенсируем удары такого масштаба. Уж если на то пошло, мы получаем удар в несколько раз сильнее при переходе Мантикора-Василиск, и он никогда не был проблемой. Но вы знаете, так же, как и я, что мы никогда не видели ничего подобного — когда амплитуда и частота повторения изменяются так резко и непредсказуемо. — Он покачал головой. — Если вы можете показать мне, что является причиной этого — модель, которая объясняет это, которая позволяет предсказать, что будет происходить, скажем, в следующие двадцать четыре часа — тогда я соглашусь с вами, что это вопрос обычной компенсации. Но вы не сможете сделать это, не так ли?
— Нет, — признался Викс через мгновение. — Но я не думаю, что оно достаточно мощное, даже при наивысших показаниях, которые мы зафиксировали, чтобы серьезно угрожать судну, проходящему терминал.
— Я согласен с вами. — Кар кивнул. — Хотя на самом деле я не об этом. Я хочу сказать, что мы смотрим на то, что мы никогда не видели раньше: удар — и давайте не будем забывать, Ти-Джей, что то, что мы называем "удар", можно с таким же успехом назвать "всплеск" — это, похоже, никоим образом не связано с обычными моделями напряжений локуса.
— Насколько это важно? — спросила Захари. Кар приподнял бровь, глядя на нее, и она пожала плечами. — Я, конечно, далеко не такой теоретик, как вы двое, но, мне кажется, доктор Викс высказывается об относительной силе удара, или "всплеска", или как там мы хотим называть это. Ничто настолько слабое не может представлять какую-либо угрозу для гипергенератора или альфа-узлов "Радости жатвы", поэтому я также не вижу, чтобы это существенно повлияло на наш транзит. Очевидно, что-то все же беспокоит вас намного больше, чем это.
— Меня беспокоит, что нигде в литературе нет другого примера по подобному гравитационному всплеску, который не был бы каким-то образом связан с наблюдаемыми закономерностями связанного с ним локуса, — сказал Кар с задумчивым выражением лица. — Люди склонны думать о туннельных терминалах как о больших, фиксированных дверных проемах в пространстве, и в общих чертах я не считаю, что в этой визуализации есть что-то неправильное. Но на самом деле они представляют неподвижные точки в пространстве, где друг с другом сталкиваются интенсивные гравитационные волны. На гравитационном уровне это области чрезвычайно высоких напряжений. Это очень сильно сфокусированные напряжения, когда огромные силы сконцентрированы и уравновешены настолько тонко, что на макроуровне они кажутся стабильными. Но это стабильность, которая возникает только в результате того, что огромное количество нестабильностей идеально сбалансировано друг с другом.
Конечно, это всегда было действительно сложным моментом в обследованиях и картографировании туннелей. Никто не мог построить достаточно прочный корабль, чтобы выжить даже мгновение, если он попытался бы пройти через это взаимодействие сбалансированных нестабильностей с помощью грубой силы. Вместо этого мы должны нанести их на карту так же, как я полагаю, океанографы наносят на карту течения и ветры, чтобы определять точные векторы, которые позволят кораблям... ну, "стрелять по порогам", как любит выражаться мой друг.
Он сделал паузу, пока Захари не кивнула, и к чести капитана, как он заметил, в ее кивке не было никакого очевидного нетерпения. Он одарил ее быстрой улыбкой.
— Я знаю, что все это не стало для вас большой неожиданностью, капитан, — сказал он ей. — Но повторение этого может помочь мне подключить к обсуждению наши текущие проблемы. Видите ли, любой другой "удар" или "всплеск", с которым мы когда-либо сталкивались, был связан непосредственно с напряжением или вихрем в этих моделях сфокусированной нестабильности. На самом деле, чаще всего, когда мы находим удар, это приводит нас к модели напряжений, которых в ином случае мы могли не заметить. В данном же случае, однако, это, кажется, совершенно не связано с какими-либо моделируемыми напряжениями в терминале. Оно приходит и уходит по собственной периодичности и с собственными сдвигами частоты, совершенно независимо от всего, что мы были в состоянии наблюдать или измерять из этого локуса. Я не говорю, что у него нет регулярной периодичности; я просто говорю, что мы не смогли определить, какой может быть эта периодичность, и мы не смогли найти какой-либо аспект терминала, который связан с ней. Это почти... как будто то, что мы здесь наблюдаем, на самом деле вообще не имеет никакого отношения к терминалу.
