Зверь лютый. Книга 13. Рацухизация

Скачок качества — по глазам бьёт! Но лучше всего сказал Фарадей:

"Сравните блеск золота и серебра и еще большую яркость драгоценных камней — рубина и алмаза, — но ни то, ни другое не сравнится с сиянием и красотой пламени. И действительно, какой алмаз может светить как пламя? Ведь вечером и ночью алмаз обязан своим сверканием именно тому пламени, которое его освещает. Пламя светит в темноте, а блеск, заключенный в алмазе, — ничто, пока его не осветит пламя, и тогда алмаз снова засверкает. Только свеча светит сама по себе и сама для себя или для тех, кто ее изготовил".

Вот такие "алмазы" начали произрастать в моём хозяйстве в немалом количестве.

Глава 285

Я освободил Домну от полутонны ненужного уксуса. Из этих... жидких отходов — получил где-то 200 кг стеарина. В конечно счёте — 2000 свечек. Мы делали довольно большие — "четвериковые" свечи. Которых на фунт — 4 штуки.

На самом деле — они все были разные. 20 разных партий. И по деталям технологии изготовления стеарина, и по фитилям. Одни — чуть хуже, другие — чуть лучше. Но это ж не сальные свечки! Совсем нет.

Некоторое время я просто наслаждался. Входишь в дом, а там... Вот оно! Моё... произведение. Горит — чисто, светит — ярко, пахнет... — не пахнет.

Потом начал хвастаться: Акиму десяточком поклонился. Марьяше пяток на Новый год подкинул. Типа: чтобы сестрица-красавица — глаза за рукодельем не портила. Ближникам своим, Трифе — в первую очередь: она много времени с книгами да с берестами проводит...

Тут меня поймала Домна:

— Ты... эта... люди бают... свечи какие-то... дай попробовать.

— Домна... Да я ж думал — ты после той лампы... всякие игры мои с огнём...

— И чего? Ты их с моего уксуса делал. А я в поварне дерьма какого — не держу. Ежели не изгадил — свечи должны быть... гожии. Давай.

Теперь мои свечки распространились и в места общественного пользования: поварню, пральню, баню, училище... Горшеня довольно быстро сварганил кучу разных глиняных подсвечников. Некоторые были довольно забавны: трёхглавый, воющий на луну, князь-волк довольно долго стоял на моём столе. А двусвечник "девушка с коромыслом" фотографически напоминал Елицу. Э-эх... как-то она там...

Ещё больше я был удивлён, когда Хохрякович, пообщавшись с очередной группой прохожих купцов, сдавленно выдохнул:

— Они... эта... свечей хотят. Всех.

— Погоди. А как же... Иваново братство... монополия... свечки-то... не такие...

— А им — пофиг!

"Жизнь многих людей в России была бы совершенно невыносима, если бы не повсеместное неисполнение законов". И это — правда!

Хотя... не надо абсолютизировать беззаконие. Даже в России. Иваново братство работает с воском и восковыми свечами. Стеариновые свечи, как и сальные, под монополию не подпадают.

Было начало марта, последние гужевые обозы спешили добраться до своих мест до ледохода. В вотчине сошлись в один момент 4 обоза, десяток купцов. Тут я опять прогресснул нововведение: устроил товарный аукцион. Ещё не Чикагская товарная, совсем не фьючерсы, но...

Мы подсадили "провокатора", купчики оказались азартными... весь лот — пять партий по 80 штук — ушёл аж со свистом. Когда обиженные проигравшие начали выговаривать победителю, какому-то основательному мужичку из Мурома, тот, зажав под бородой рукавицы (положить рядом он не рискнул: люди незнакомые — попятят) загибая пальцы, невнятно, но вполне толково объяснил:

— Горит ярче — раз, вони нет — два, под солнцем не плывёт — три, рук да одежды не марает — четыре, не коптит — пять, диковинка — шесть. Цена против сальной — в шестеро. А я взял — втрое. И хто тут дурень?

После такого разъяснения сразу стало ясно: дурень здесь — я. Что, впрочем, уже привычно.

Большую часть моих новизней люди русские не принимали. Иных и видеть не хотели. Другие же терпели, используя даром, а то и под страхом наказания только. Однако же свечки стеариновые, как и пряслени глиняные пошли по Руси не худо. Но если пряслени шли в четверть, в половину цены волынских, то свечи — в три-пять цен от сальной.

Размышляя над свойствами товаров моих, Русью принятых и непринятых, понял я, что берут не тот товар, который лучше, от которого пользы больше, а тот, который на известный уже — похож. Который новых умений не требует, свойств новых — не имеет. А имеет прежние, но лучше. Или — прежние, но дешевле.

Не принимала "Святая Русь" моих светильников, красок, мыла... Но хорошо брала полотно-паутинку, хоть и сделано оно было уже по-новому — мануфактурно. Брали и воск пчелиный, шёл ли он с лесного дупла, с колод или с ульёв дощатых.

Сколь много трудов, хитростей всяких, разговоров да "поклонов" сделано было для продажи "мази колёсной". Об колено ж людей ломали! Застенками пугали. Но вот — пошёл потихоньку уже и купеческий спрос. Не велик прибыток, да уже от их воли. Заставили-распробовали-покупают.

Напрочь не хотели моих "белых печек". Ибо — иные они, об них думать по-иному надо. Но, получив их, обжившись да распробовав, к "чёрным" уже не рвалися.

Размышления сии давали результат грустный: мой главный товар, главная цель здесь — "изба белая" — на "Святой Руси" сбыта не имеет, и иметь — не будет. Надобно сперва научить, сделать, дать. Вселить, заставить... А уж потом...

Я так сделал. Здесь, в Рябиновской вотчине. Но здесь 300-400 дворов максимум. А на "Святой Руси" — 700-800. Тысяч. И власти моей заставлять... вон — в лесу "знамёна" стоят. За ними моей власти нету.

Пока мы стеарин варили, образовалась у нас куча... нет, скорее — лужа глицерина. Не могу пройти мимо! Отлил корчажку, отнёс Маране.

— Что за хрень притащил, лягушонок?

— Ну, так сразу и хрень. Какая-то ты сегодня... Злая. Давай я тебя научу. Как быть доброй.

— Ты, обезьяныш плешивый...! И как?

— Очень просто, Марана. Стань красивой.

— Что?!! С-сучонок...! Ты надо мною издеваться надумал?! Да я тебя...

— Не надо! Я тебе средство для красоты принёс! Но учти — применять только в мокрую погоду.

— ??!!

— Запоминай. Смешай меру глицерина с таким же количеством меда, добавь 3 меры чистой прохладной воды, хорошо размешай до получения однородной массы. Добавь меру овсяной муки, и снова все размешай. Если вдруг слишком густо — добавь еще чуть воды. Наложи полученное на лицо своё, на 10-15 минут. Смой водой комнатной. Рекомендуется для сухой, нормальной и комбинированной кожи.

Мара загрузилась серьёзно. Я ещё попроповедовал насчёт пользы яичного белка и сока клюквы в этом контексте. Потом тихонько убрался. Знаю я: чего она такая злая. Но Сухан нынче мне и самому нужен.

Я бы и из глицерина свечей понаделал. Нужен желатин. Которого у меня полно. Поскольку кучу скотов мы съели, а из их костей этот желатин и варят. Столярный клей — называется. Танин — тоже не проблема. Водный экстракт из коры ели даёт 16% по весу. А ёлок у меня тут... лишь бы не поколоться.

Такие гелевые свечи очень хорошо горят, спокойно, без дыма и запаха.

Беда — нет прозрачного стекла. Печка моя... стекла не варит. В хозяйстве нашлась пара покупных флаконов. Вот тех самых — "из толстого стекла" с валиками. Сделал, запалил... Красиво. И это всё: пока стекла нет — терпим. Убираем на полочку в мою коллекцию разнообразных свечек.

Кстати, мое занятие по коллекционированию свечей имеет красивое название — Шандалофилия. Не хухры-мухры. По всей "Святой Руси" — светец светит. А у меня — шандал... шандалит.

Не получается глицерином светить — попробуем его кушать.

Глицерин — сладкий. Сладкое и жирное в "Святой Руси" — синоним вкусного. Пошёл к Домне. Понюхала, лизнула, в воде разбодяжила...

— А мы с этого...? Не?

— Не. Но без фанатизма.

Взяла попробовать. Сухари сладкие делает — молодёжь тащится. Но у меня же 12 корчаг этим продуктом занято! Куда бы его... Нет, я понимаю — взять и вылить — без проблем. Но жалко же.

Перевести бы его в нитроглицерин... И подвзорвать чего-нибудь... Войнушка там какая... А тут я... Весь из себя подвзорватый... Туда-сюда летаю... Как Мюнхаузен на пушечном ядре.

Если кто подзабыл — я рассказываю, как я бумагу сделал.

Как-как... Как всегда. Из отходов производства. "Делать из дерьма конфетку..." — я это уже говорил? А как будет множественное число от дерьма — уже определились? Нет? А жаль. Именно тот самый случай.

Сливаю отход производства типа "глицерин нафиг никому не нужный" в железный бак — пара корчаг срочно нужна была. Кидаю туда бачок железный с крышкой на защёлке. Набитый отходом производства типа "солома пшеничная, мелко сеченая, водой залитая, нафиг никому не нужная". Зовём человечка, типа "воздуходуй, на ходу засыпающий, нафиг никому не нужный". Командуем:

— Топи. Держи 200 градусов.

И идём спать.

Утречком выскакиваю во двор на зарядку. У дверей моей мастерской стоит "воздуходуй" и плачет. Хорошо так плачет: негромко, непрерывно, задушевно.

— Ты чего слезьми умывешься? Вон же рукомойник есть.

Он только ручкой так, удручённо, в сторону мастерской...

Я, как дурак... хотя почему — "как"? Сунулся внутрь. И сразу назад. И стоим мы с ним рядком и плачем оба. А по усадьбе тыняется народ и пристаёт с глупыми вопросами. Типа:

— Случилась чего?! Умер кто?! Беда какая?!

Мы с "воздуходуем" сморкается, утираемся и машем пальчиками в сторону мастерской. Очередной придурок туда входит. Вспоминает разных мам, выходит и становится рядом. Поплакать за компанию.

И что характерно: ни один — последующего не предупреждает! Вот она — настоящая любовь к ближнему! Вот оно — истинное братство и настоящее чувство локтя. В почках. Хватанул сам — помоги товарищу.

А хватануть там есть чего: "воздуходуй" упустил топку. Проспал. Оно разогрелось градусов до 250. При этом глицерин разлагается и выделяет такую едучую гадость. Типа "черёмухи", если кто пробовал. Глаза пробивает... аж до поджелудочной.

Тут мне плакать надоело — послал "воздуходуя" исправлять его собственные ошибки. Топку — залили, кумар — развеяли. Вытащили маленький бачок, скинули с него крышку, а там... Такая беленькая пушистая масса. Типа печенья "хворост". Высушили, на валках прокатали. Получилась беленькая лепёшка размером в тарелочку. Тоненькая. Над ухом потрясёшь — звенит, как тонкая жесть.

Называется — бумага.

Метод — не мой, аплодисментов не надо. Всё просто: пшеничная солома варится в воде в глицериновой бане. Потом сушится и прокатывается.

В 21 в. бумагу делают из древесины. Мне здесь это не по зубам. Точнее: не по температурам, давлениям и реактивам.

Делают бумагу и из соломы. С вымачиванием в растворе едкого натра. У меня этого "натра" нет. Можно, наверное, и на едком кали, на поташе то есть... Не знаю. Мне не нравится: чем больше выход продукта — тем больше расход химиката. Потом ещё промывать, нейтрализовать, загрязнять... А в глицериновой бане кипит себе и кипит. Не давай выкипать. И не перегревай — глаза повылезут.

По сравнению с обычными средневековыми способами — куча преимуществ.

Главное — нужда в рульке отпадает. Это такая швабра. В которой круглые не только ручка, но и поперечина. Этой шваброй листы бумаги развешивают на веревочки для просушки.

Ещё отпала сетка тонкая, шёлковая. На которой, собственно, и формируется из пульпы очередной лист. Рамочку с сеточкой опускают в чан с пульпой, побалтывают там. Для однородности. И вынимают. Для стекания. Потом прессуют — для отжима, и рулькой на верёвочку — для высыхания.

Я поднял температуру, изменил химию, добавил оборудования. В результате, процесс, который у нормальных средневековых мастеров будет идти неделями несколько столетий, у меня происходит за часы. Результат — не сравнить. Вместо сероватого, рыхлого, толстого листа — тоненький, беленький, звенящий.

Как я Пушкина понимаю! Он начинал свои рецензии на очередную книжку русских журналов с оценки бумаги. Типа: бумага — дрянь, серая. Такую-то книжку и в руки брать боязно. Как бы не подцепить чего.

Александр Сергеевич, будучи первым в России человеком, пытавшимся жить на доходы от литераторства, очень взволнованно относился к бумаге. Переписка его с тестем, у которого в Полотняном Заводе была собственная бумагоделательная фабрика, содержит тому немало примеров.

Бумагу в 19 в. делали, в основном, из тряпья. Профессия "тряпичник" — была вполне уважаемой и повсеместно распространённой. Так что, настроение и творческая активность гения русской словесности зависели, в немалой степени, не только от благосклонности Их Императорского, но и от выпитого конкретным мусорщиком-тряпичником в Калужской губернии.

Что "Святая Русь" бумагу не примет — было понятно сразу. Слишком новая новизна, слишком многое надо менять.

На Руси буквы процарапывают на бересте или вощаницах. На пергаменте — рисуют кисточками. Тростниковое перо — калам, столь любимое на Востоке, что в Коране есть Сура 68 АЛЬ-КАЛАМ "ТРОСТНИКОВОЕ ПЕРО" — на Руси не используется.

Первое перо пришлось сделать самому. Из махового гусиного пера. Не по Пушкину, а типа шариковой: все ворсиночки срезаются, остаётся голая палочка сантиметров 15 длиной.

С чернилами... "Орешек чернильный"... У меня нет в округе дубов с этой болезнью. Их ещё галлами называют. Образуются на листьях при укусе членистоногими насекомыми.

Другой вариант здешних чернил — на основе ржавчины. Цвет мне не нравится: красные росчерки в моём школьном дневнике до сих пор...

Вот тут я свою "Пердуновскую синь" и применил! А хорошо получается. И что очень радует — у меня уже есть.

Но главное: лёгкость ведения пера по бумаге позволяет перейти в написании от устава, от недавно распространившегося здесь полуустава, к скорописи! Время создания документа уменьшается на два порядка.

Совершенно другая техника письма, меняются очертания букв, видны соединения между буквами и разделения между словами... Так на "Святой Руси" никто не пишет. Никто! И переучиваться им... а чего ради?

Другое дело — Пердуновка. Я сказал — они сделали. Кто не выучился — пшёл болото копать или дерева валять.

Кайф от получения бумаги был мощнейший! Я неделю ходил по усадьбе — каждому встречному-поперечному под нос совал:

— Ты глянь! Нет, ты глянь да пощупай! Это ж бумага! Это самая лучшая бумага на весь белый свет!

Народ хмыкал, мыкал... Все, конечно, соглашались. Неразделённая радость начальника — опасна для подчинённых. Потом Яков, в своём обычном лаоконическом стиле, задал "встречный вопрос":

— Ну и?

Я взволновался, смутился, осознал. И пошёл делать "и".

Что, прежде всего, следует сделать из бумаги? — Рулон... Нет, рулон туалетной из звенящей как жесть... — Правильно! Книгу! "Книга — лучший подарок!" — это ж все знают! Это ж — из важнейших советских премудростей! Ну, когда денег не было.

А какую книгу нужно сделать сразу после изобретения бумаги? — Ну, коллеги-попандопулы, поднапряглись! Какая самая необходимая книга на "Святой Руси"? — "Азбука"? "Арифметика"? "Сумерки"? — "Деяния святых апостолов".