Сгоревшие сказки

Леса, живая, с настоящими глазами вместо пуговиц, с настоящим ртом вместо нарисованного, с телом из плоти и крови, а не из ваты и соломы, сидела на крыльце и встречала Чёрного, в последний раз вернувшегося из леса.

Больше ему нет приносить с собой ночь.

Уходя, Феникс забрал с собой последний сломанный Закон — Закон проклятий.

Интерлюдия XI

Где прятаться тьме, как не в самом сердце света?

Вере снились её родители.

И это было чересчур странно, потому что она никогда их прежде не видела. Правда ведь, не видела? У её родителей были строгие взгляды, отглаженные костюмы и стрелки на брюках. Она спрашивала "Почему у вам такие большие телефоны?", но всё, что получала в ответ были слова на незнакомом ей языке. Она не могла разобрать ни одного слова: только собственное имя, повторяемое, эхом отдающееся у неё в голове.

"Алая. Алая. Алая..."

Разве так её назвали родители? Наверное, так и было. Наверное, Вера — это не имя на самом деле. Это такое состояние.

Почему же тогда она помнит, как кто-то называл ей Верой? Тихо, громко, крича, шепча, перекатывая имя на языке, как конфету, рыча, словно дикий зверь...

Это ведь не могли быть её родители?

"Это ведь не вы?" — спрашивала Вера и дёргала за штанины со стрелками. Она доставала только до колен.

Совсем маленькая Алая Вера. Крошечная. Особенно по сравнению со Сторожевой Башней.

Разве её родители не должны быть там, в Башне? Где-нибудь в кабинете, соседствующим с комнатой Сатоена? Или хотя бы где-нибудь в Архиве? В подвале? Где-нибудь?

Вере снились её друзья.

Это не было странно: их она помнила хорошо. Но где они теперь? Почему она так волнуется? Почему у Фэня серые глаза, куда делись белоснежные водопады волос Кая, зачем Артур вдруг свернулся калачиком вокруг камня, а Гэйслин нигде не видно — но голос её, вот же он, прямо за плечом.

Шапочковой кажется, что ей нужно кого-то представить родителям. Но разве они примут в семью животное?

Вере снился Волк. Поверх шерсти — закалённые в дыхании огнедышащей ведьмы латы, пасть — в крови, в глазах — гнев. Посылают ли Волков на войну? Что происходит, если хозяева лесов вдруг решают утроить битву не на жизнь, а на смерть? Должна ли каждая семья послать хотя бы одного мужчину в армию?

Должно быть, этого никогда не случалось — то, что она видит во сне. Должно быть, это выдумки её уставшего рассудка. Но, постойте, разве ей неведомо будущее? Разве не потому Сатоен забрал её в Сторожевую Башню, подальше от бесконечного разглаживания чужих стрелок?

Вере снился пожар. Вере снилась падающая башня. Вере снился Безымянный бог, который когда-то был совсем другим. Чьим-то другом?

Вере снились ледяные чертоги. Вере снился замок, захваченный терновыми побегами. Вере снилась целая деревня имбирных домиков.

Вере снился лес, в который непременно должен войти каждый. Иногда можно даже не заметить, что ты уже в тени его деревьев. Но, если заметишь — остаётся только искать путь из леса, чтобы вернуться домой до темноты.

Волку снилась ведьма. Она пела костру, и огонь танцевал с ней в ответ, а сам Волк прятался в кустах. Он не доверял огню. Пламя — неважно, небесное или каменное — было слишком жгучим, слишком ярким и слишком лживым. Другое дело — дождь, который так приятно застревает меж когтей, щекочет в носу и дарит прохладу. Но что взять с этих ведьм?

Волку снилось, как его спасает вовсе не ведьма. Она хочет выглядеть, как они, но у неё не получается. От неё пахнет огнём и дымом, но этот запах вовсе не такой, какой обычно исходит от ведьм. Волк никогда прежде не думал, что огонь может пахнуть так... виновато. Так, словно хочет погаснуть, но не может.

Волку снилось чудовище, которое не видела, насколько оно прекрасно. Оно — она — жила во дворце посреди огромного сада, и единственное зеркало никак не могло открыть ей правду. Ни одному Волку прежде не доводилось побыть зеркалом, но Грэю было не страшно. Большинство зеркал врут, но волки обычно говорят правду.

Волку снились вечера, полные смеха и тепла, о которых он никогда не хотел бы забывать.

Гэйслин снились искусственные Двери. Гэйслин снились похороны. Гэйслин снились сложные причёски, разбросанные тапочки и прожжённые занавески. Гэйслин снился вкусный кофе и девчачьи разговоры, и перья, которые так приятно гладить. Гэйслин снился её брат, и он был с ней рядом в самые тяжкие моменты.

Артуру снилось детство. Он тогда ещё не был принцем. Он тогда ещё был никем, которого не замечали те, кто держал путь мимо болот, к прекрасному замку с развевающимися флагами. Но те, кто его замечал, были к нему очень добры. И потому он был добр ко всем в ответ и оставался таким даже тогда, когда вдруг стал принцем.

Артуру снился замок, оплетённый терновником. Артуру снилась мелкая надоедливая девчонка и её молчаливый покровитель. Артуру снился говорящий клинок. А ещё ему снился спящий принц.

Если увидеть во сне спящего, можно ли провалиться в его сон?

Аврору снилась бесконечность. Бесконечные уроки хороших манер, бесконечные возгласы умиляющихся на него фрейлин, бесконечная тревога в глазах родителей... Бесконечность, которая была стеклянной и то разбивалась вдребезги, то вновь становилась целой.

Если уснуть во сне на целую сотню, то сколько проспишь на самом деле?

Аврору снился поцелуй, лёгкий, почти незаметный и по-настоящему волшебный. Аврор продолжал спать.

Всем спящим в Сторожевой Башне снились Двери.

Им снились приключения. Книги. Вопросы. Друзья.

Им снились драки. Смех. Боль. Даже смерть.

Им снилось, что каждый из них мог стать злом гораздо большим, чем они были в состоянии представить.

Им снился Безымянный бог, который хотел их спасти, но боялся вмешаться не вовремя.

Им снилось время, песком сыпавшееся меж чьих-то пальцев.

Им снилась страна, в которой истории никогда не заканчивались, а сказки вытекали одна из другой.

Их сны никогда ещё не были такими реальными.

Тот, кто открывает, и тот, кто закрывает

Сезам, открой дверь!

1.

Али родился в мире, которое освещало белое солнце, мире жары, пепла и оранжевой соли. В мире, далёком от другого, серого, вечно куда-то спешащего и реального. Али родился в мире, где сказочные законы ещё что-то, да значили, даже не думая, что где-то далеко есть мир, в котором старые легенды созданы только для того, чтобы в них можно было усомниться.

Его семья была бедной — беднее, чем церковные мыши, как сказали бы за одной из Дверей, о которых в мире Али никто не знал. Потому неудивительно, что однажды мальчишка принялся воровать. И начал он с хлеба с кунжутом, чтобы набить пустой живот.

Али воровал, чтобы выживать, а люди на соседних улицах мечтали о джиннах в бутылках, о прекрасных принцессах и дальних странах, где, убив птицу Рух, можно было не бе3спокоиться о пропитании. Али воровал и не ведал, что далеко, там, где под городом валялись выброшенные за пределы сказок волшебные Двери, рос мальчик, во многом на него похожий.

Конечно, в его мире не было белого солнца, и жара, хоть и случалась, но не была такой всепожирающей и не приносила с собой песчаные бури и ифритов. Конечно, жившие на соседней улице люди мечтали о беспроцентных кредитах, выигрыше в миллионную лотерею и о бесконечных выходных, совсем редко — о прекрасных принцессах, и ещё реже — о джиннах. О джине, который обжигал бы горло и усыплял разум, мечтали куда чаще.

Звали этого мальчика Иваном, и он тоже стал однажды воришкой. Не то чтобы его заставила нужда — скорее, это была жажда приключений и возможность доказать что-то своей семье. Или хотя бы самому себе.

Оба они — и Али, и Иван — слушали в детстве сказки своей бабушки, и каждый мечтал однажды сделаться героем, совсем как те, о которых потом слагали бы легенды. Побеждающих драконов и злобных демонов, спасающих девиц, попавших в беду, благородных и смелых. Оба стали ворами, но в своей голове каждый видел себя героем.

Али — таким, которого обделила судьба, но которого однажды заметят и будут ценить.

Иван — таким, который мог бы назваться героем для самого себя.

В тот злополучный день, когда Иван улепётывал от банды одного из своих нанимателей, и в кармане его позвякивало украденное, которое он не собирался отдавать преследователям, Али попал в Пещеру Чудес.

Он сделал это случайно: свернул не на ту тропу, когда убегал от разъярённой торговки рыбой. Он подумал тогда, что его словно что-то подтолкнуло — прямиком в плечо. Разве что каменная стена окраинного дома?

Али наткнулся на разбойников — он посчитал, их было ровно тридцать девять — и увидел, как они открывают волшебную дверь в скале.

Он не разобрал, что именно они бормотали — то ли "симсим", то ли "конопля" — да ему и не нужно было. Али проскользнул в пещеру следом за разбойниками и дождался, пока они уйдут, чтобы набить свои залатанные карманы золотом.

И в то время, пока Али вертел в руках серебряные подносы, подносил к лицу драгоценные камни и мерил усыпанные золотой стружкой венцы, Иван петлял по одной из заброшенных строек на окраине родного города, которая уже почти превратилась в свалку. Сердце его билось загнанным зайцем, ноги думали вперёд головы и несли его всё дальше и дальше, в глубину строительных развалин.

Али приподнял тусклый ламповый светильник и положил в карман рубиновые подвески. Он представил, как хорошо бы они смотрелись на Зейнаб. Или, может быть, на Марджане.

Иван свернул за угол и промчался мимо каменной арки, в которой клубился туман.

Али принялся мерять кольца. Он нашёл первое, и оно налезло на его безымянный палец. Второе было таким широким, что крепко уселось на большом пальце, как у какого-нибудь халифа. Третье было слишком тонким и неудобным. А четвёртое — тусклым, проржавевшим и, как водится, самым волшебным, но об этом Али так и не узнал.

Их тоже можно было отдать Зейнаб. И Марджане. И Фатиме. И даже Касиму — который, скорее всего, тоже передаст их Фатиме. Может, тогда она даже согласится выйти замуж за бедного брата вора.

Иван врезался в одну из Дверей, и его плечо отдалось глухой болью. Он врезался ещё в несколько — и каждая вспыхивала при соприкосновении с ним, оживала, начинала выглядеть иначе, как ей и было предписано — но беглец этого не замечал. Когда Али плюхнулся на одну из шёлковых подушек, раскиданных по всему разбойничьему логову, Иван споткнулся и угодил в гору ключей. Он схватил один из них скорее инстинктивно, чем осознанно. Дверь, в которую он врезался на очередном повороте, словно ждала его. Ключ подошёл к замочной скважине. Иван распахнул её, совершенно не думая, как выглядит со стороны: сумасшедший, который вздумал открывать двери на свалке. Двери, ведущие в никуда.

Иван пролетел сквозь дверь, как какой-то мультяшный персонаж — и тут же поскользнулся на золотых монетах.

Он столкнулся с Али, когда тот решил оттереть от пыли и паутины лампу, которую по не осторожности чуть не раздавил ногой.

И в тот же самый момент сказки за десятками других Дверей — всех тех, которые Сезамов задел, убегая от банды своих дружков — начали ломаться.

Но об этом Иван не знал ещё очень долгое время.

Тогда же у него с собой было только сбившееся дыхание, бесполезная нефритовая фигурка в кармане и душа, жаждущая приключений.

Им пришлось убегать от тридцати девяти разбойников через Дверь, от которой у воришки был ключ, и там, на стройке, они почти сразу же встретились с преследователями Ивана.

Иногда совместный бег на длинные дистанции сближает получше бутылки скотча или лёгкого соперничества.

Ввалившись за очередную Дверь, которая открылась с лёгких свистом, Иван Сезамов и безродный Али, Али-воришка, стали друзьями.

Они перенесли столько Дверей, сколько смогли, с нижних уровней на верхние, а потом и в развалюху, которую Сезамов выкупил полностью за одно из усыпанных драгоценными камнями колец, которые Али не успел стянуть с пальцев. Они провели множество вечеров, разбирая ключи, ища подходящие к ним замки и узнавая друг друга получше. Они бродили по Дверям, удивляясь чудесам, собирая сокровища и с головой ныряя в истории.

Они видели подводные лачуги и подземные дворцы, слушали, как звенят хрустальные звёзды в сапфировом небе, наблюдали за стаей келпи, которые переплывали разделяющий их с раем пролив...

Они видели столько, что для одной жизни это было слишком много, но при делении на двоих — в самый раз.

А потом они оказались под персиковыми деревьями во дворце Шахрияра и встретили величайшую — для какого-то пояса миров точно — сказочницу.

Одетая в шелка и увешанная драгоценными камнями, она походила на птицу в клетке, но на самом деле была праздничным лебедем: в тот день султану надоело слушать бестолковые сказки.

Али и Иван выкрали Шехеразаду буквально из-под топора палача.

И отныне путешествовали втроём.

У них было множество приключений: таких, которые невозможно было забыть, таких. Что не позволили бы тебе забыть о себе ни одной детали, вплоть до цвета неба на восходе и количества пальцев на ноге великана, а были и такие, которые забывались, стоило только переступить порог.

Но одно приключение никто из них не мог забыть до самого конца. То, из которого выбрались только двое.

2.

Али пробежал мимо бабы Глаши, которая флегматично проводила его взглядом и продолжила читать толстый том "Капитала", и буквально врезался в подъездные двери.

Эти, конечно, не закрывались на ключ, но совершенно точно вели в новый, неизведанный мир.

Парень выскочил наружу и вдохнул побольше странного на вкус холодного воздуха. Изо рта его вырвался пар. Впервые Али порадовался тому, что на его шее намотан пёстрый шарф. Шехеразада постоянно дразнила его из-за любви к этим шерстяным змеям, и Али оставалось только бормотать под нос что-то невразумительное и отчаянно пытаться не покраснеть. Любое слово Шехеразады, даже такое колкое, заставляло сердце воришки биться сильнее, и он не всегда мог отличить, от обиды это или...

— Подожди! — подъездные двери хлопнули ещё раз и выпустили из пятиэтажки запыхавшегося Ивана, всклокоченного, в расстёгнутом пальто и меховой шапке, надетой набекрень. — Что ещё за... за... ууууууух... догонялки?

Али улыбнулся — зубы на фоне смуглой кожи смотрелись белоснежными, куда уж там коже какой-то подавившейся яблоком девицы! — а потом вытянул язык, чтобы поймать пару снежинок.

Он никогда прежде не видел в своей жизни снега. Белый, холодный, таящий на руках... Замечательный. Ещё одно чудо этого мира.

Во двор пятиэтажки вскоре высыпали ребятишки и принялись играть в снежки. Али какое-то время с недоумением наблюдал за ними, а потом в его шарф что-то врезалось, и снег заполз ему за шиворот. Когда он обернулся, Иван уже почти долепил следующий снежный шарик.

Они вернулись в Башню под вечер, мокрые, вывалявшиеся в снегу и ужасно счастливые.

Шехеразада поцокала языком и рассказала им историю о замёрзшей насмерть девочке. Чтоб неповадно было.