"Придёт не придёт, зато вот уж о ком не надо будет думать, сможет ли он войти в Каменный город", — ненужно размышлял Лёхин, глядя вслед троллейбусу, на котором уезжала Аня.

До вечера ему оставалось выяснить у подвального Бирюка, есть ли у дома с кафе "Орден Казановы" выход в Каменный город; позвонить на всякий случай Павлу, а вдруг он всё-таки решится снова пойти в странное и страшное место? Ну и попробовать найти время для сна... Только подумал о сне — возле уха засопели. Точнее — сопнули. А ещё точнее — икнули... Лёхин вытащил мобильник, приложил к уху — так он придумал разговаривать с Шишиком на улице, чтобы никого не смущать.

— Алло, на плече! Обожрался? Да? — спросил Лёхин, косясь на "помпошку".

Шишик снова икнул и сделал умильные-умильные глазки полумесяцем.

В кафе-кондитерской Аня впервые обратила внимание на зеркальную стену, заставленную яркими коробками с конфетами и печеньем. Спросила у продавщицы, есть ли зефир. И купила роскошную коробку с нежнейшим зефиром.

— Можно я Шишику твоему дам? А то мы всё время лакомимся...

— Ага, Шишику зефир, а мне?

— Шишику два — тебе одного хватит. Ты уже два куска торта съел!

— Сюда бы кефиру, — мечтательно сказал Лёхин. — Я б и третий умял.

— У, жора-обжора!

— Я не жора-обжора, а Лёхин-уплетёхин.

— Лёхин? Мне нравится.

И тогда он признался, что друзья именно так его и зовут. А она заявила, что она тоже друг и с сегодняшнего дня зовёт его только так, а не иначе. И они снова улыбнулись друг другу.

Забытый Шишик сначала кряхтел, стараясь порвать плёнку вокруг коробки с зефиром, потом попытался переместиться вовнутрь, но пространство внутри коробки грозно мерцало: "Чужое!" "Помпошка" психанула и с воплями принялась прыгать вокруг недоступного зефира, купленного, вообще-то, для него!.. Сколько можно улыбаться и пялиться друг на друга! Тут несчастное существо от голода изнывает! Глаза залеплю, хозяин!

Страшная угроза сработала — и Шишик получил целых два зефира.

— Наверное, лучше пройти пешком? — размышлял Лёхин в мобильник. — А то вдруг тебя в транспорте стошнит? Да и пройтись спокойно хочется. Погулять.

На выключенном экране телефона, как в зеркале отразился Шишик, раздувшийся и счастливый.

— И как в тебя эти зефиры полезли? Ты же сам с зефир.

"Помпошка" пробормотала что-то похожее на слово "обзавидовался". И снова икнула.

— Ладно. Ты, главное, не свались. Конец связи, — сказал Лёхин и положил телефон в карман. И — вовремя, потому как телефон от счастья запел "К радости", и пришлось его вынуть и заговорить по-настоящему: — Да, Павел, я тебя слушаю. Привет.

— Привет, — сказала трубка таким сиплым голосом, что Лёхин поспешно снова глянул на экран мобильника, не ошибся ли он. Но нет. Ему точно звонит частный детектив. В трубке откашлялись, и теперь более узнаваемый голос продолжил: — Я встал только что. На голос внимания не обращай. Слушай, Лёхин, тут такая хрень выходит. Мне ведь без оружия ни туда ни сюдnbsp;а. И что теперь делать?

— Меч у тебя какой был? Не помнишь? Я понимаю, что темно было и всё такое. Просто я сегодня возвращаюсь в Каменный город, и будет возможность...

Его прервал вопль такой силы, что, поневоле подслушивающий Шишик сорвался с плеча. Лёхин, резко отведя мобильник от уха, машинально поймал "помпошку". А частный детектив продолжал вопить:

— Я, блин, из-за этого меча по всему городу ищу, блин, каких-нибудь толкиенистов, блин, или хотя бы ролевиков с мечами! Мне ж с мечом бегать понравилось, хоть и держал его, на ..., всего-ничего, блин! А ты! Тоже мне, блин, друг называется!!

Лёхин решил подождать, пока вопли по громкости не перейдут в стадию хотя бы просто громкого голоса. И ностальгически покачал головой: неужели этот громогласный скандалист совсем недавно казался истинным джентльменом, да ещё с некоей лукавинкой? Чёрный костюм, ослепительно белая рубашка, сдержанные манеры — весь облик Павла укладывался в характеристику человека, умеющего идеально держать себя в руках, а собеседника — на расстоянии. И на тебе — меч в руках подержал!..

— Отбушевался? — спросил Лёхин. — Значит, так (он вспомнил домового в квартире Павла и улыбнулся). Звонишь мне в шесть вечера и говоришь точно, идёшь или нет. Если идёшь, подъедешь к "Ордену Казановы". На этот раз идём оттуда. На месте тебя познакомлю с теми, кто ещё будет в нашей компании.

— Понял, улыбаясь, — сказал Павел — и вдруг почти неслышно засмеялся.

— Смешинка в рот попала? — с улыбкой же спросил Лёхин.

— Не, начинаю думать о том, что взять с собой. Догадайся, о чём думаю в первую очередь?

"Дурака валяешь?" — хотел было спросить Лёхин, но прикинул и усмехнулся:

— Думаешь, где найти второй пистолет?

Счастливый вздох в трубку, небрежно брошенное "Пока!" — и Лёхин, стараясь не глядеть в изумлённые глазища Шишика, философски подумал: "Меч в руках превращает современного мужчину в мальчишку — в первые минуты обладания оружием. А потом... Потом мальчишка осознаёт себя мужчиной, понимая это слово уже не просто как следующий этап взросления... Мда, в философы ты точно не годишься".

50.

Под моросью он прошёл ещё остановки две, а потом пришлось забежать в продуктовый: как-то внезапно стемнело — и грохнул на уставшую от дождей землю холодный тяжёлый ливень. Кроме Лёхина, в магазин вбежали ещё несколько человек, видимо понадеявшихся на моросящий дождик и не взявших зонта. Продавцы поглядывали на вошедших, но помалкивали. Одна уборщица что-то было заворчала, но дверь магазина открылась в очередной раз, впуская спасающихся от непогоды, — женщина глянула и ахнула:

— Господи, что на улице творится-то!

Стоя у витрины, заставленной разноцветными коробками, Лёхин смотрел на бушующую осеннюю бурю и думал: "Что там с тобой, Роман? Сидишь где-нибудь в темнице и уже отчаялся выйти? Или бушуешь, потому что с тобой происходит нечто? Потерпи, парень. Потерпи немного..."

Он представил, как бабка Петровна стоит у окна, сжимая руки, не зная, то ли ругаться с непутёвым внуком, то ли жалеть его.

Буря затихла внезапно, словно и не было. Снова заморосил мелкий, паутинно-липкий дождь. Лёхин недоверчиво, как и остальные вышел из магазина. И — снова зашагал вниз. "По времени и накалу страстей похоже, — размышлял Лёхин, — к Роману кто-то вошёл и довёл до бешенства. А может, не разговором — одним своим видом. А ушёл — и мальчишка мгновенно успокоился, вернулся к прежним, невесёлым мыслям".

Сам погружённый в раздумья, Лёхин едва не отправился напрямую к "Ордену Казановы". Спохватился, благодаря Шишику, привычно стукнувшему по уху.

К подъезду, где обретался подвальный Бирюк, не пошёл: побоялся, не узнали бы в нём участника позавчерашнего публичного поединка, хоть дело и ночью было. А вышел на задворки кафе, к приметному крыльцу с бетонными скамейками.

Здесь курил какой-то парнишка. Лёхин его не заинтересовал: подумаешь, ещё один от дождя прячется. Докурил и зашёл в подъезд, чуть придержав за собой дверь: а вдруг Лёхину туда же, только попросить стесняется? Лёхин улыбнулся. Мир всё-таки не без добрых людей.

— Ну, как мне домовых-то вызвать? — тихонько спросил он Шишика.

Тот надулся и опал — вздохнул. Но скатился с хозяина на скамейку и с неё стукнулся в стену.

— Стучать?

Жёлтые глазища хлопнули веками.

— А куда?

Тишина и застывшее, напряжённое вглядывание в глаза человека.

— В дверь? — Тишина. — В стену? — Моргнул. — В любом месте? — Моргнул.

"К вопросу о пределах слышимости в паранормальном мире, — теперь вздохнул Лёхин. — Попробуем". И постучал в серый кирпич под доской объявлений. Выпуклые жёлтые глазища косматого шарика словно разбежались в разные стороны. Лёхин сам затаился, глядя на него. Вот как. Кажется, от его пробного стука вибрирующие волны расплылись по достаточно большой площади здания, и Шишик их видит!.. Интересно, а домовые его стук услышат или увидят?

— Стучат тут всякие, — проворчали высоко над головой. Лёхин только успел глаза поднять, а там уж удивились: — Ишь, со смыслом стучат! Чего надо-то, добр человек?

Лёхин открыл рот сказать "Здрасьте" — не успел. Снизу объявили:

— Да это ж Лексей Григорьич. Небось, к Сверчку явился.

— Не-е, он Бирюка ищет, подвального, — сказали сбоку, и Лёхин едва успел заметить пышную бородищу, утянувшуюся в щель между дверью и косяком. — Сейчас сбегаем, кликнем.

— Дедушки! — взмолился Лёхин. — Не надо никого кликать! Вы мне скажите — где он. Сам дойду.

— А, тогда у нижнего подъезда найдёшь. Там Зеркальщика с дороги тянут.

— Спасибо!

— А на здоровье!

Снова раскрыв зонт, Лёхин поспешил к концу дома. Дорога здесь и впрямь ощутимо шла вниз, так что он сразу сообразил, о чём говорили домовые. При воспоминании о Зеркальщике его передёрнуло от брезгливости: жутковатая сущность — огромная труба с тонкой кожей, словно набитая легчайшим желе, от которого трясётся при движении. Питается человеческим эмоциональным негативом, а созревая, лопается где ни попадя, вызывая взрыв ненависти и злобы среди людей. Пакостник тот ещё.

Здешний Зеркальщик лежал на газоне, искренне не понимая, чего от него хотят. Компания озверевших домовых и подвальных пыталась выкатить его в сторону дороги. Но как катить по земле воздушный шар-сосиску, по чьей-то прихоти наполненный водой?

— В тополиную аллейку хотим вывести, — тяжело отдуваясь, сказал Бирюк. — Там по нынешней непогоде — грязи! Никто и не ходит. Вот и лежать бы там ему, никому не мешая.

Лёхин хорошенько осмотрел двухметровую "сосиску", шириной где-то с водосточную трубу, и, сомневаясь, спросил:

— А он не созрел ещё? Вдруг лопнет на всех этих камнях да на мусоре?

— А что делать? Не оставлять же здесь? Это ж лихо какое страшное! Нельзя ему рядом с человеческим жильём. Ох, нельзя...

И времени жалко. Лёхин мысленно поплевал на ладони и, оставив зонт на попечении Сверчка, взялся за конец Зеркальщика — тот, что ближе к дороге. Стараясь не слишком кривиться, чувствуя в руках тёплую аморфную массу, он осторожно потащил "сосиску" с газона. Бирюк и ещё какой-то подвальный сообразили приподнять другой конец Зеркальщика, чтобы подстраховать на предмет невредимости. Кажется, Лёхин тащил "сосиску" с головы, так как именно отсюда доносилось недоумённое и даже обеспокоенное бульканье.

Бережно и даже нежно Зеркальщика уложили на середину тропы в тополиной аллее, в самую грязь. "Сосиска" с недоумением побулькала ещё немного, а затем тяжело осела, расслабилась. Кажется, здесь ей понравилось.

— Грязь к грязи, — вздохнул Бирюк.

— И что теперь с ним будет? — спросил Лёхин.

— Да что обычно, коли не пережрёт! Переварит, что набрал, потом опять к дому полезет. Мы уж его который раз за неделю таскаем. Углядеть вовремя — так ещё ничего, жить можно... А тут... Жрёт и жрёт, откуда только берёт? Вроде и народ домашний не больно ругливый в последнее время. Разве что это вот кафе непотребство творит. А ты, Лексей Григорьич, опять по делу, что ли?

— По делу, Бирюк. Где бы поговорить нам?

— А вон, ещё ниже, сушилка бельевая а за ней скамейка под "грибком". "Грибок" тот от детского садика остался, а местные наши ребятишки приспособили его над скамейкой — хороший уголок для компаний.

— Одобряешь, что собираются там? — удивился Лёхин, прихватывая двух подвальных и Сверчка под мышку.

— Дык, под приглядом — вот что ценно.

Скамейка под "грибком" оказалась местом уютным и сухим. Лёхин оставил на одной половине паранормальный народ, сел рядом сам.

— Информация к размышлению: следы Ромки привели в Каменный город. Вопрос: есть ли выход в Каменный город из кафе?

Сверчок, как и Лёхин, уставился на подвальных. А подвальные переглянулись, и Бирюк покачал головой:

— Как обухом ты нас, Лексей Григорьич, по темечку. С чего ты решил, что с кафе есть ход в Камень-город?

— Должен быть. И Роман, и Лада были несколько минут в зале, а потом пропали из него, но никто не видел, как они вышли.

— Нет. Не может быть такого, Лексей Григорьич.

— Так. Стоп. Бирюк, мне свои домовые сказали, что в Каменный город вам, домовым и подвальным, попасть нельзя. Сверчок, это так?

— Так, Лексей Григорьич.

— Бирюк, есть ли в кафе место, которое для тебя под запретом?

Подвальный задумался, а Лёхин, перебирая всё, что слышал об "Ордене Казановы" и что видел в нём, вдруг вспомнил.

— Вот что, Бирюк. На другой стороне от входной двери в кафе — два коридора. Один ведёт к служебным помещениям и к туалетам. Другой заканчивается двумя... мм... скажем так, ветками. Один из боковых коридоров ведёт в тупик. Бирюк, что скажешь о тупике?

Подвальный отчаянно свёл густые брови.

— Что скажу, что скажу!..

И замер. И Сверчок замер, глядя на него.

А второй подвальный тихонько спросил:

— Бирюк, слышь? А не тот ли это коридор...

Тут Лёхин припомнил ещё кое-что и задумчиво сказал:

— А интересно... Не было ли раньше на месте этого дома реки?

— При чём тут река? — озадачился Сверчок.

— Знаю два выхода в Каменный город. Оба — под мостами.

— ... А уж сыро там завсегда было, — пробормотал Бирюк, явно витая мыслями в заданном месте. — И плесень... Да, там ещё узор выложен из цветных паркетин, а угол от плесени аж махрится, как будто мох там растёт... И дверь забитая...

— Нет там никакой двери!

— Есть, Лексей Григорьич. Залепили её блестяшками вместо обоев, вот и не видать. А дверь там завсегда была, да. Старый подвальный Сысой тоже говаривал: мол, не пускат та дверь ни за какие коврижки, да и не надоть. А подземная река — да, было дело, тоже балакали. Но ведь далеко вниз ушла!..

Измученный воспоминаниями, Бирюк словно листал собственную память. Прислушиваясь к его речи, Лёхин сам вспомнил, что его дом стоит на обмелевшей подземной реке, о чём ему сообщил как-то Ерошка, дух болотный. А если под городом система сообщающихся между собой ходов-выходов из Каменного города? Только преграда, наверняка ментальной природы, не даёт путешествовать из верхнего города в нижний паранормальному народу и людям вообще без параспособностей... Хотя Лёхин слышал когда-то, что людей таких нет: способности есть у всех — только у одних спят дремучим сном, а у других активны в разной степени... Ладно, хватит. Увело уже, куда не надо. А надо...

Лёхин поднял голову. Домовой и подвальные, только что втолковывавшие друг дружке тайны земли, на которой дом стоит, проследили его взгляд.

— Глупые мысли какие-то лезут, — пробормотал Лёхин. — Бирюк, а не считая того, что тебя крысы гнали из подвала, нет впечатления, что в последний месяц тебе трудно стало бегать по коридорам? Ну, например, не бывало впечатления, что подвал стал совсем чужим?

— Страсти какие говоришь, Лексей Григорьич, — тихонько сказал Сверчок.

— ... И я никак в гости зайти не мог, — эхом откликнулся второй подвальный. — Выстукиваешь, выстукиваешь по стене, ан не слышит. Пока сам не выйдет — не дозовёшься, а, Бирюк? Такое ведь тоже было. А раньше стукнешь — уже бежишь.