— После допроса мы либо передаем их АРВ, либо отпускаем по домам. Этих двух сучат, наверное, отпустят, — сказал сержант, отвечавший за все дело.
Вновь поднявшись в воздух, я ощутил, что нас обвели вокруг пальца. Эти двое только что провели полную воздушную разведку всего комплекса Первой Кавалерийской, даже не имея самолета.
Периметр, усеянный путаницей концертины, разными минами и наблюдательными вышками, подвергался постоянным контратакам природы. То есть, зарастал. После того, как были установлены минные поля, уже никто не мог выйти, чтобы скосить растительность. Свежие побеги не просто портили картину, они еще и могли скрыть приближение неприятеля. Решение было найдено: специальная команда будет распылять из дверей зависшего 'Хьюи' дефолиант. Если двигатель откажет, с минного поля будет не выбраться. Человеку, которому взрывчатка действовала на нервы так же, как мне, казалось вполне вероятным, что давление под диском винта взорвет мину. А всякие палки и прочий мусор, который швыряет потоком? Список воображаемых опасностей был просто бесконечен. Но я никогда в жизни не задумывался о самом дефолианте [42].
Два-три дня этой работой занимались мы с Реслером. Как обычно, и эти небоевые полеты превратились в игру.
— Делай что хочешь, только не запутайся полозьями в концертине, — сказал Реслер.
— Ты чего? Думаешь, я свои крылышки купил на распродаже?
Мы медленно летели вдоль рядов концертины, совсем рядом с железными кольями, которые их поддерживали. Человек с длинным распылителем разбрызгивал туман химикатов. Туман кружился вокруг проволоки и вертолета. В конце трехсотфутового прохода мы слегка поднимались, разворачивались и двигались обратно, повторяя то же самое на параллельном курсе, десятью футами дальше. Один человек в грузовой кабине махал другому, на наблюдательной вышке. Тот махал в ответ и потом крутил пальцем у виска. Стоять на часах — паршивое занятие, но, по крайней мере, я был не идиот.
Три часа подряд мы с Гэри тщательно поливали каждый квадратный дюйм отведенного нам участка дефолиантом. Все это дело залетало в кабину, но у него не было ни вкуса, ни запаха. Вся защита самой команды распылявших состояла лишь из застегнутых воротников и шапок, надвинутых на глаза.
Одним утром мы вылетели в Иадранг, чтобы доставить посыльного. Посыльный нес сумку с важными сообщениями для разных командиров. Я такую работу любил больше всего. Никаких полетов в строю, горячих зон, орущих сапог и красных трассеров.
Пройдя перевал Мангянг, мы сели на маленькую площадку где-то к югу от Плейку. Посыльный выскочил наружу и сказал, чтобы мы заглушили двигатель. Так мы и сделали, а потом, бродя, наткнулись на группу старших офицеров, допрашивавших пленного солдата АСВ. Руки у него были связаны. Когда переводчик резко выкрикивал вопросы, то он лишь быстро качал головой. Грузный полковник злился и задавал вопросы вновь. Позади пленного стоял майор, доставший из кобуры пистолет 45-го калибра, но пока не поднимавший его.
— Скажи ему, чтоб говорил, а то мы его убьем, — сказал полковник. Переводчик АСВ ухмыльнулся. — Скажи!
Переводчик состроил суровое лицо и принялся орать по-вьетнамски, подчеркивая слова жестами. Пленный вздрогнул, но решительно покачал головой.
— Сказал, что убьем?
— Да. Ты сейчас говорить. Если не говорить, мы тебя убивать. Бабах, — и он стукнул кулаком по ладони.
— Хорошо. Еще раз скажи.
Он сказал, но пленный упрямо отказывался говорить.
— А, черт! — рявкнул полковник и негромко добавил. — Когда Нгуен опять будет спрашивать, майор, приставьте ему пистолет к голове.
— Есть, сэр, — майор поднял оружие.
Переводчик вновь накинулся на пленного, выпустив поток угроз, а майор толкнул его в затылок пистолетным дулом. Пленный дернулся и зажмурил глаза, ожидая взрыва. Когда переводчик перестал вопить, он покачал головой. Нет.
Полковник отодвинул переводчика и приблизился к пленному:
— Слушай, ты, гук паршивый. Быстро начал говорить. А то я размажу твои поганые мозги по всем джунглям.
Он придвинулся ближе:
— Майор, взведите затвор.
— Что?
— Взведите затвор, так, чтобы слышал. Он, похоже, не верит, что мы его сейчас грохнем.
— Но мы не можем, сэр.
Полковник развернулся к майору:
— Я это знаю, и вы это знаете. Но он не знает. Взводите.
— Есть, сэр.
Майор неловким жестом оттянул затвор и отпустил его с лязгом. Этот звук заставил пленного подскочить. Похоже, он приготовился к смерти. Он опустил голову. Майор приставил ему пистолет к основанию затылка. Но не успел переводчик открыть рот, как пленный начал медленно качать головой. Нет.
— Ладно, ладно, передохнем немного, — сказал полковник. — Вот же чертовы гуки.
Он оглянулся и увидел нас с Гэри:
— А вам чего надо?
— Распоряжения из дивизии, сэр, — посыльный вручил полковнику толстый конверт и отдал честь.
— Отлично, — кивнул полковник. — Ебаные бумажки найдут тебя везде, куда ни залезь.
— Так точно, сэр, — ответил посыльный.
Полковник оторвался от бумаг:
— И дальше что?
— Мне нужна ваша роспись на первой странице, сэр.
— Сейчас, сейчас, — он принялся шарить по карманам в поисках ручки, а потом увидел, что пленный внимательно его разглядывает. — Майор, завяжите этому косоглазому глаза. И скажите ему, что я приказал его расстрелять.
— Сэр?
— Скажите-скажите, — полковник устало покачал головой. — Господи, майор, ну элементарные же вещи. Сейчас я ненадолго отойду, а вы поговорите с ним по-хорошему и объясните, что у него еще есть шанс спасти свою жалкую шкуру. Может, он так разговорится. Понятно?
— Вот вам ваша первая страница, — полковник протянул бумагу посыльному и посмотрел на меня. — Хорошая погода для полетов.
— Так точно, сэр.
Он кивнул несколько раз, словно соглашаясь с несколькими вещами, а потом мрачно глянул на меня:
— Ну?
— Есть, сэр, — ответил я торопливо. — Уже идем.
Я сплюнул кровь. Я бросил курить и теперь она собиралась где-то изнутри щек. Я сидел за столом в кухонной палатке и пытался сообразить, как привести в порядок толстую пачку бумаг — доклад о летном происшествии. С тех пор, как я схватил сильную простуду, то попал в аварийную комиссию. Рота продолжала работать неподалеку, но говорили, что через несколько дней нас отправят на Индюшачью Ферму.
Чувства у меня были смешанные. Занимаясь такой работой, я пребывал в безопасности лагеря, но почему-то ощущение, что меня оставили позади, вынести было тяжело. Дебильная эмоция! Уж лучше разбираться с горами бумаг, чем летать. Так почему мне так погано? Кто я такой? Лемминг? Расслабься и получай удовольствие, пока можно.
'Командир экипажа заявляет, что не знал о том, что зона высадки заполнена труднозаметными пнями', — говорилось в докладе. — 'Летательный аппарат приземлился на крупный острый пень, что привело к потере аппарата'. Да кому какое дело? Почему на этой чертовой войне надо отписываться по каждой аварии? И с какой стати пилот должен знать обо всем? У него что, рентгеновское зрение?
— Ничего, если я тут присяду? — к моему столу подошел сержант Райлс.
— Запросто.
Он отодвинул папку и поставил на свободное место крышку от фляги.
— Надо передохнуть от чертовых снабженцев, — объявил Райлс.
— Ага. Там становится туговато, — и я возненавидел себя за цинизм к еще одному человеку, оставленному позади. Он-то был чистейшим ротным неудачником. Райлс постоянно пил, таская спиртное из пилотских запасов, пока те были на задании. Когда-то он был мастер-сержантом, но из-за пьянства его разжаловали в рядовые первого класса. Мы все равно звали его сержантом, потому что он слишком расстраивался, слыша слово 'рядовой'.
— Ну, не так уж и туговато, — засмеялся он.
Если Райлс — неудачник, то кто тогда я? Я ощутил отвращение.
— Сержант, я бы рад поболтать, но надо разобраться со всей этой дрянью.
— Ага. Не обращайте на меня внимания. Мне все равно пора. Надо готовиться к генеральной инспекции.
— Угу, — я на секунду оторвался от бланка.
— Ненавижу эту пакость. Проводили когда-нибудь генеральные инспекции?
— Никогда. И никогда не стану.
Райлс встал, ожидая, что я что-нибудь скажу. Молчание сказало само за себя и он, наконец, поплелся прочь. Я хотел окликнуть его и извиниться за свои мысли, но не стал.
Пока колонна тащилась по Дороге-19, я думал о британцах, попадавших в американские засады. Повар выдал мне М16, я сидел в джипе и винтовка лежала у моих колен. Я подумал, что мое звание соответствует британскому 'красному мундиру' и завернул воротник вовнутрь. Благодаря своему отстранению от полетов, я стал офицером, отвечавшим за нашу первую наземную колонну, идущую в Плейку.
— Группа 'Мобиль-100' как-то раз отправилась из Анкхе в Плейку, — сказал Уэндалл.
— Это кто?
— Французский эквивалент Первой Кавалерийской, — объяснил Уэндалл. — Они шли длинными караванами по этим же дорогам, пытаясь разбить Вьетминь. Группу 100 уничтожили близ перевала Мангянг.
— Ну, спасибо, Уэндалл. Отличные новости.
— Вообще-то, это история. История может преподать урок, сам знаешь.
— И чему все это должно меня научить?
— Я бы на твоем месте не спал по дороге. Удачно прокатиться.
Разница с французами была в том, что у нас по всей дороге стояли патрули. Впрочем, это не подавило моих страхов. Я очень скептически относился к безопасным зонам высадки, дорогам, мостам и лагерям. В ходе всего пятидесятимильного пути я всматривался в слоновую траву по обочинам, на каждом узком участке сжимался в ожидании взрыва, и привставал, когда мы пересекали каждый мост. Когда мы все же добрались до Индюшачьей Фермы, я немедленно нашел врача и потребовал допустить меня к полетам.
— Извините, но у вас все заложено. Если я разрешу вам летать, станет только хуже. Зайдите через несколько дней.
Пока вертолеты были на задании, сотня людей в сыром тумане выволокла громоздкие палатки из грузовиков и принялась устанавливать их. Меньше, чем за час плоское, травянистое поле близ лагеря Холлоуэй превратилось в палаточный городок. На треногах устанавливались водяные мешки. Была поставлена кухонная палатка, и пока люди сваливали рядом с ней ящики с пайками, повара принялись готовить ужин.
По ходу всего этого дела я бродил вокруг, удостоверяясь, что имущество нашей роты доставлено в нужные палатки. Потом моим единственным делом стала борьба с собственными мыслями. Я в одиночестве сидел на своей раскладушке, пил кофе и курил. Смешанные чувства изводили меня. Тот факт, что не считая меня единственными пилотами на земле были штабные близнецы, ничуть не улучшал настроения.
Как только раздались первые звуки возвращавшихся машин, я вышел наружу и принялся смотреть. 'Хьюи' выскакивали из тумана один за другим и со всем нарастающим грохотом заходили на поле к западу от лагеря. Все новые и новые машины зависали, чтобы приземлиться. Все поле превратилось в сплошной танец вращающихся лопастей, покачивающихся фюзеляжей и пыльных вихрей. Рев турбин затих, лопасти вращались лениво и останавливались. Экипажи побрели к лагерю. Вернулись все.
Я был как брошенный ребенок, вновь увидевший семью. Вскоре палатка заполнилась знакомым шумом.
— Слушай, Нэйт, подрежешь меня так в следующий раз, и я...
— Да пошел ты на хуй, Коннорс. Если бы ты видел, что делаешь, с дистанцией было бы все в порядке.
— Господи, я даже не знаю, кто здесь хуже, ты, или Конг.
Приятно было слышать.
Мои десять дней на земле тянулись бесконечно. Наш батальон провел еще два дня на Индюшачьей Ферме, прежде чем собраться и отправить севернее, в Контум. Я вновь путешествовал в автоколонне.
Мы нашли старые французские казармы, в которых вьетнамцы устроили стойла и курятники. После долгой приборки эти казармы стали нашим контумским лагерем. Я заходил ко врачу каждое утро, но он вновь и вновь давал мне лекарства и не допускал до полетов.
Наконец, через два дня в Контуме, я получил допуск. Меня назначили в экипаж к Райкеру. Когда я шел к стоянке, то чувствовал себя почти невесомым от радости. Моя работа стала моим домом и я был рад, что возвращаюсь домой.
В утреннем тумане вертолеты казались призраками. Мы взлетали поодиночке, чтобы собраться в строй выше, где тумана не будет. Поднимаясь над смутными силуэтами деревьев, мы увидели, как планета исчезает. Райкер, знавший, куда надо лететь, сказал мне, чтобы я повернул влево. Стоило мне это сделать, как прямо перед нами промелькнул призрак 'Хьюи'. Я рванул управление, но не это спасло нас от столкновения в воздухе. Нам просто повезло.
Нашей задачей было снабжение поисковых патрулей. Мы шли в строю еще с тремя машинами, пока не оказались в тридцати милях севернее Дакто, а потом повернули на запад, чтобы найти тех, кто нам нужен.
Мы заглушили двигатели; 'сапоги' вытаскивали запечатанные контейнеры с горячей пищей. Подошел сержант и пригласил нас присоединиться к завтраку. Так мы и сделали. Горячая яичница из порошка, бекон, белый тост и кофе. Устроившись на полу 'Хьюи', мы ели молча. Туман начал рассеиваться, темные тени вокруг нас стали выше и оказалось, что это горы.
Командир взвода, худощавый второй лейтенант подошел, чтоб потрепаться.
— Нашли что-нибудь? — спросил его Райкер.
— Только заброшенные лагеря, — лейтенант хлопал себя по карманам в поисках сигарет и я предложил ему 'Пэлл-Мэлл'. — Спасибо.
— Говорят, что ВК не хочет воевать с Кавалерией.
— Не могу их обвинять, — сказал лейтенант. — Каждый раз мы из них вышибаем говно.
Ну да, пока у нас есть вертолеты, 'Фантомы' и В-52, подумал я.
— Может, война почти закончилась.
— Может, и так. Все время болтают о переговорах. Джонсон прижал их на севере, а мы плющим их здесь. Может, они и видят, что победить им никак.
— Точно, — сказал Райкер. — Непонятно, как пидоры мелкие вообще могут продержаться дольше. Макнамара говорит, что нас осталось дел меньше, чем на год. Кое-кто даже болтает, что не придется служить командировку до конца.
— Вполне возможно, — сказал лейтенант. — По крайней мере, Дакто наш.
— Есть у нас парень в роте, зовут Уэндалл. Он говорит, что то же самое вьетнамцы сделали с французами, — сказал я.
— Что сделали? — спросил лейтенант.
— Заставили их думать, что они побеждают. Позволили разбить лагеря и все такое, а потом — бабах!
— Сейчас война совсем другая, — лейтенант выкинул сигарету в росистую траву. — Французы не могли так передвигаться, как мы.
Он хлопнул по полу 'Хьюи':
— Вся разница вот в таких машинах. Как можно партизанить против армии, которая способна в любой момент оказаться где угодно? [43]
— Да, тут вы правы, — ответил я. — Нечего Уэндаллу умничать.
— Похоже на то, — отозвался лейтенант.
— Ну, — сказал Райкер. — Теперь понятно. Вернуться домой пораньше, натрахаться, а потом уже и вещи разобрать.
— Ладно, мне пора. Не берите в голову, — лейтенант улыбнулся и пошел к своим солдатам. — Филлипс, собери людей и забросьте эти ящики обратно на 'Хьюи'.
