| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Сынок, мужчина должен отвечать за свои поступки, врут только слабые, сильные говорят правду. Если ты талантлив, это не значит, что тебе всё позволено. Сейчас же вставай и собирайся в лицей!
Я присела на краешек дивана, попыталась потянуть одеяло. Ребёнок сопротивлялся. Появился один глаз, укоризненно посмотрел и тут же исчез.
— Пошли, Егорушка, пусть ленится. Антон — парень ответственный, наверняка есть причина его поступка. Разберёмся.
Егор вышел первым, я за ним.
— Варя! — окликнул меня Антон слабым голосом и всхлипнул.
Я вернулась.
— Ну что случилось, ребёнок?
Антон высунул голову из-под одеяла.
— Я всегда в это время болел, а сейчас нет.
Я улыбнулась.
— Не хитри. Это первая причина, а вторая и самая главная — сегодня итоговая контрольная по русскому языку и ты чувствуешь себя не совсем уверенно, так?
Антон засопел и отвернулся. Я погладила его по голове.
— Хорошо, перефразирую по-другому: ты не хочешь огорчать меня и отца невысокой оценкой.
Прибежал Тимошка, улёгся рядом с братом, тот заботливо укрыл его одеялом. В комнату вошла Дуня.
— И шо это они валяются?
— А это, Дуняша, они так протестуют против домашнего произвола.
— А, ну хай трошки попротестуют, а потом заставлю у хати прибирать, говорят, шо труд для здоровья полезный, хоть это и брехня.
Я засмеялась и пошла на кухню.
Девочки и Егор завтракали. Егор продолжал ворчать:
— Это, Варя, плоды твоего демократичного воспитания — нужно, дескать, детей воспитывать свободными! Вот они и используют право на свободу, от школы отлынивают!
Я чмокнула бурчуна в нос.
— Не вредничай, сами виноваты, нужно больше внимания уделять урокам по языку, мальчику трудно адаптироваться, да и учителей не хочет ставить в неловкое положение — как гениальному ребёнку, гордости школы, плохие оценки ставить?
Егор молча повздыхал, но, кажется, смирился.
На работе другой декларант, то бишь Аркадий Петрович, вещал:
— Друзья мои, как говорил профессор Преображенский из романа Булгакова, разруха не в ватерклозетах, а в головах, и психологи отлично знают, что действовать надо не через человека, человек что — человеку можно дать его "права" и "свободу совести", пусть себе тешится. Действовать надо через так называемое общественное бессознательное. Никакое общество не может иметь своего мнения, оно не может думать, потому что у общества нет мозга и языка. Думать и говорить — прерогатива отдельного человека, индивидуума, имеющего мозг и язык. Психология толпы построена не на мышлении, а на эмоциях. Поскольку толпа не имеет разума, воздействовать на неё логикой невозможно, а можно только примером, играя на форме подачи информации. Вот почему власть в России в ноябре 1917 года взяли большевики и эсеры, создавшие свои боевые дружины, а не умные кадеты, проводившие время в спорах о "путях России"...
На этих патетических словах зазвонил мой сотовый. Полинка прерывающимся голосом кричала:
— Варя! Антошка пропал!
— Как пропал?!
— Его нигде нет! Приезжай скорей!
Я вскочила, дрожащими руками попыталась надеть шубу. Подскочил Шурик, помог.
— Варя, — испуганно спросила Наталья. — Что случилось?
— Антошка из квартиры пропал. Я поехала домой.
— Мы с тобой! — сказали Шурик и Ваня.
Аркадий Петрович тоже возбудился.
— Я тоже поеду, это по нашему ведомству.
— Нет. — сказал Влад. — Пока это наше семейное дело. Сами разберёмся.
Я побежала к машине. Ваня и Шурик уселись на заднее сидение, и мы, превышая допустимую скорость, помчались к моему дому.
Мы вбежали в подъезд, я помчалась в квартиру, а ребята притормозили и стали допрашивать охранника, который божился, что никуда с поста не отлучался и никого выходящего с Антоном не видел.
Я ворвалась в квартиру — входная дверь была открыта. Егор, который приехал раньше, вызванный Константином Петровичем, бегал по комнате, размахивая руками и вопрошал: "Что делать?!". Полинка и Изольда сидели на диване и рыдали. Константин Петрович тёр грудь. Тимка безмятежно играл с Басом, с которым недавно помирился. Дуняша на кухне взбивала в блендере овощной суп для Тимошки.
— Дуняша, — спросила я. — Ты знаешь, куда Тим отправил Антона?
— Ей-Богу, не знаю. Я тута была, Полинке обед помогала мастырить, а они в комнате с Антоном шушукались, потом тута мельтешили, для кота еду с холодильника таскали, всё подлизываются, а котяра на еду падкий, за кусок колбасы всё простит.
В квартиру, как ураган, влетела Мадам, подбежала к Тиму и стала трясти за плечики:
— Говори, паршивец, куда Антона отправил?! Я тебя сейчас самого в клетку ко льву отправлю!
Ребёнок вырвался, заплакал и подбежал ко мне.
— Мамочка!
Я взяла его на руки, прижала к себе.
— Не надо, Элечка, в клетку, лёвушку жалко.
Тут появились Михаил Леонидович и Влад.
— Все успокойтесь! — рявкнул господин полковник. — Похитители обязательно позвонят и выскажут свои требования. А тогда уж будем думать, что делать. Если это деньги — заплатим, мы люди не бедные.
Я с громко рыдающим Тимошкой пошла в комнату к Антону, села в кресло и стала покачивать малыша. Он довольно быстро успокоился.
— Солнышко, ты пожалел брата и отправил его туда, куда ему больше всего хотелось, да?
— Да. — согласился ребёнок и посмотрел на меня ясными глазёнками. — К Августе. Он скучал.
— Понятно. Мадам! — закричала я. — Иди сюда!
Мадам появилась в ту же секунду.
— К Августе, уже хорошо. Но сама я не смогу вернуть, места не знаю, я там не была не была, а просмотреть мозги Антошки не удосужилась, корова! Придётся просить помощи у Высших или лететь за ребёнком.
— Мы с Егором полетим, зачем Высших беспокоить.
Зашла Дуняша.
— Им уже обедать пора, — сказала она, постучав по запястью, на котором не было часов. — и спать. Хай уже все разойдутся, а то шуму много, а толку ну никакого.
Тим побежал за няней на кухню.
Мы с Мадам переглянулись.
— Ты права, — сказала Мадам. — Если этот паршивец смог отправить, он сможет и вернуть. Ох, силён, поросёнок! Пойду отправлю всех. Тим пусть пообедает и поспит, Антошка погостит, а вечерком приступим.
Когда я вышла из комнаты, в гостиной рядком на диване сидели только члены семьи, Мадам им объясняла ситуацию, те согласно кивали. Константин Петрович всё так же тёр грудь. Я пошла на кухню, взяла два ножа с деревянными ручками и позвала:
— Константин Петрович! Идите сюда!
Свёкор тяжело поднялся и пошёл за мной.
— Ложитесь, мой дорогой. Сейчас полечимся.
Помогла ему лечь на диван, потом, держа за лезвие, ударила ножи ручка об ручку возле сердца больного, проговорила несколько раз: "Как я стучу ручка об ручку и ножу не больно, так и сердцу раба Божьего Константина не болеть. Ножи булатны, ручки деревянны, слова тяжелее камня Алатыря".
Константин Петрович глубоко вздохнул, улыбнулся, резво встал.
— Спасибо, Варенька! Дай я тебя поцелую. Думал, мне конец.
— Ничего, повоюем ещё. Ваши внуки и не такие сюрпризы будут преподносить, поэтому сердце должно быть выносливым.
После ужина Тим уселся в кресло смотреть боевик под названием "Маша и Медведь". Мы с Мадам кружили рядом, как две голодные кошки возле маленького мышонка. Егор и Константин Петрович делали вид, что играют в шахматы, оба были напряжены до предела. Девочки сидели на диване, прижавшись друг к дружке, глаза на мокром месте. Изольда судорожно втирала в руки остатки моего крема. Дуня раскладывала карты и вздыхала. Наконец мультик закончился, пошла реклама. Бас встал на задние лапы и ударил Тимошку по ножке. Тот послушно слез с кресла и направился по привычке в комнату Антошки. Кот прыгнул в кресло, разлёгся, и стал наслаждаться рекламой. Мы с Мадам пошли за Тимошкой. Маленький непоседа обошёл комнату, руки за спиной.
— Сыночек, ты, наверное, соскучился за братом? — начала я ласковым голосом.
"Злой следователь" в лице Мадам махнул рукой:
— Да ни за кем он не скучает, эгоист маленький!
Тим растерянно посмотрел на Мадам.
— И, наверное, Антон хочет домой. — продолжала я. — Он тоже скучает...
— Да не скучает он! Ему нравится жить у Августы и Тим ему не нужен! — вела свою линию Мадам.
Тим скривился, готовясь заплакать.
— Сыночек, а может, ты вернёшь Антошку домой и мы у него спросим? — вкрадчиво сказала я.
— Да! — обрадовался Тим. Посмотрел вдаль и... — Нет!
— Почему нет?! — хором вскричали мы.
— Пришёл дядюшка Ганс.
— Тьфу ты! — прошептала Мадам. — Нелёгкая его принесла! И что они делают?
— Чай пьют. Тим тоже хочет чая.
— Ладно! — Мадам скрипнула зубами. — Пошли пить чай!
Тим вышел первым, мы за ним. Присутствующие встретили нас вопрошающими взглядами. Мы пожали плечами.
— Пьют чай с дядюшкой Гансом. Попробуем чуть позже. Идёмте тоже чаю попьём.
Все потянулись на кухню.
После вечернего чаепития невыдержанная Мадам схватила несчастного Тима за руку и потащила в комнату.
— Значит, так! — зашипела она. — Если ты сейчас же не вернёшь брата, никакого самоката от деда Мороза не получишь, уж я об этом позабочусь!
Тимка хитро прищурился.
— И лисапед.
— Хорошо! Будет тебе лисапед!
— И...
— Всё! Сначала возвращаешь Антошку, а потом торг! Вымогатель хренов! Ну что за дети пошли!
Тим весело рассмеялся и сказал, показывая на диван:
— Вот!
Мы оглянулись. На диване сидел довольный Антон и жевал пирожок, в другой руке он держал второй, который и протянул подбежавшему брату.
— Фух! — сказала Мадам. — Кажется, получилось.
Я подошла, села рядом с путешественником, обняла:
— Как ты, мой хороший?
Мадам открыла дверь и крикнула:
— Прибыл лягушонок.
Все с радостными криками вбежали в комнату. Девочки уселись рядом, гладили пришельца по плечам, умиленно заглядывая в лицо. Изольда прижимала к груди тюбик в остатками крема и полными слёз глазами любовно рассматривала внука, не смея, однако, прикоснуться. Константин Петрович, как всегда, хмыкал. Егор хмурился.
— Ну давай, молодой человек, рассказывай. Где был, что видел?
— Папа, не сердись, пожалуйста! Я немножко погостил у Августы, она была очень рада, и дядюшка Ганс тоже.
— И они не удивились твоему внезапному появлению?
— Может и да, но Августа сказала, что она так рада меня видеть, что удивляться и думать об этом будет потом.
— Ну а дядюшка Ганс? Удивился?
— Нет, папа. Он сказал, что на земле столько чудес, которые мы считаем привычными — это и разнообразие цветовой гаммы, и разнообразие животного мира, и люди все разные, нет одинаковых. И ещё они просили появляться у них почаще.
— Нет, сынок. — строго сказал Егор. — Давай договоримся — если ты захочешь увидеть Августу и дядюшку Ганса, мы полетим к ним на самолёте, хорошо? Мы очень переволновались, когда ты внезапно пропал. А у дедушки чуть инфаркт не случился.
Ребёнок согласно кивнул. Конфликт, кажется, благополучно разрешился.
Чуть позже, когда мои домочадцы угомонились, я обзвонила и успокоила сотрудников.
На другой день нас всех потрясла новость: тяжело ранен Мельбрйн. Стреляли из толпы демонстрантов, в спину, когда он поднимался по ступенькам в здание облсовета. В тяжёлом состоянии Мельбрайн был отправлен в городскую больницу, где ему сделана сложнейшая операция. В сознание пока не пришёл. Егор и другие близкие друзья дежурили возле отделения реанимации. Стрелявшего не нашли, на месте преступления не обнаружено оружия. Арестованы организаторы митинга, ведётся следствие.
Сотрудники повозмущались и успокоились, а я заглянула в кабинет к Владу, поскольку господин полковник отсутствовал, и сказала:
— Влад, можно я ненадолго отлучусь?
Влад, не отрываясь от компьютера, пробурчал:
— Я с тобой.
— Зачем, Владик, я только посмотрю и вернусь.
— Я с тобой. — повторил Влад, достал из сейфа пистолет, сунул в карман, накинул куртку и пошёл к выходу.
Я потрусила за ним.
Сели в машину Влада и поехали.
Площадь перед облсоветом была пуста, стояли несколько милицейских машин. Следственная бригада уже уехала. Мы припарковались, вышли и поднялись по ступенькам к месту трагедии. Два молоденьких милиционера, охранявшие вход, внимательно посмотрели на нас, но промолчали. Я всмотрелась в них, а потом повернулась и оглядела воображаемую толпу митингующих. Смотрела долго: обычные лица, много пожилых, плакаты с требованиями повысить пенсии, зарплаты, снизить плату за коммунальные услуги — ничего подозрительного. И тут я увидела проезжавшую машину, в открытое окно выставлено дуло пистолета, вспышка... Я тряхнула головой, видение исчезло.
— Поехали, Влад. — сказала устало.
— Ну, что увидела?
— Стреляли из чёрных жигулей, номер не рассмотрела.
— Можно подумать, что там настоящий номер. Ребята готовились.
— Во всяком случае организаторы акции не виноваты.
— Варюша, когда нас спросят, тогда и скажем, пока это не наше дело.
Я согласно кивнула.
Вечером, как всегда перед моим днём рождения, на меня накатилась хандра. Свой день рождения я ненавижу, в этот день я болею. Сначала хандра, а потом начинает болеть всё тело и снять эту боль невозможно. Мои домашние знают об этой причуде и относятся к ней с пониманием — никогда не поздравляют вслух. Просто утром нахожу на тумбочке подарки и открытки с поздравлениями.
Утром с трудом поднялась, мельком глянула на гору подарков, и, едва переставляя ноги, поплелась в ванную. Долго стояла под душем, потом растёрлась полотенцем, и пошла на кухню. Егор поцеловал меня в щёку и поставил передо мной чашку с горячим кофе. Я расплакалась.
— Ну, ну, маленькая, не плачь. Я тебя очень люблю.
— Спасибо. — прошептала я, глотая слёзы. — Я не понимаю, что со мной происходит. И ни Степанида, ни Мадам не хотят объяснить.
На работе на моём столе стояла огромная корзина с цветами. Сотрудники молча на меня посматривали. Я опустилась на стул, прошептала "спасибо!" и опять расплакалась.
— Всё! — взревел начальник. — Езжай к Степаниде, пусть колется. Она наверняка знает причину, сколько можно мучиться!
Я протянула Шурику ключи от машины.
— Возьмите в багажнике еду и спиртное, погуляйте без меня. А я таки поеду.
Не успела переступить порог дома Степаниды, как явилась Мадам — куда ж без неё. Не глядя на меня, Степанида, Василиса и Мадам стали накрывать на стол. Я улеглась на диван и укрылась пледом, меня морозило и подташнивало. После того, как был накрыт праздничный стол и мои тётки чинно расселись, Степанида ласково позвала меня:
— Доченька, посиди с нами!
Я послушно встала и села за стол. Выпили по рюмке наливки за моё здоровье, закусили. Через какое-то время Степанида и Мадам переглянулись.
— Пора! — прошептала Степанида.
Василиса стала шустро убирать со стола, а потом плотно завесила окна и ушла на кухню. Федот вздыбил шерсть, громко мяукнул и умчался на улицу. Мадам посреди комнаты начертала большой круг и расставила свечи. Степанида зажгла их. Поставила в центре две тарелки, в них — две рюмки, налила сладкой наливки. Погасили свет, комнату освещали только камин и свечи. Мадам и Степанида встали в круг, подняли руки и стали быстро-быстро произносить заклинания, слов я не разбирала, скорее всего, они были на каком-то древнем языке. Продолжалось это довольно долго, я с любопытством наблюдала за происходящим. Вот обе ведьмы синхронно опустили руки, постояли молча и отступили в тень за круг. Какое-то время ничего не происходило, в комнате было тихо, только дрова в камине потрескивали. Потом в центре круга появилось облако, оно густело, густело, а потом исчезло и материализовались две женские фигуры. Одна постарше, со строгим лицом, другая — совсем молоденькая девушка, лет восемнадцати, красивая, с длинными чёрными волосами, она испуганно оглядывалась.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
