Я перевёл окуляры бинокля на дорогу, пыль была не густой и видеть колону почти не мешала. Порядок её движения вызвал у меня одно горячее желание, набить лицо их командиру. Машины шли почти впритык одна к одной, передние два БТР и три БМП были облеплены людьми. За ними шло пять грузовиков с кузовами укрытыми тентами, открытыми над кабиной, дальше видел три бензовоза. Остальную колону пока скрывала пыль, но и то, что увидел, мне хватило. Всё было понятно. Молодые солдаты после двух-трёх месячной подготовки следовали в свои подразделения, а мудрый и экономный хозяйственник поручил им доставку бензина, боеприпасов и продовольствия. Всё равно ведь едут, что им трудно? Не посылать же ещё и специальный конвой для сопровождения грузов снабжения. Вот они и ехали навстречу славе и своей вечной молодости, навстречу смерти.
Я отполз, махнув рукой дозору следовать за собой. Через пару минут группа была в сборе. Коротко описал обстановку и посмотрел в глаза каждого бойца. Потом сказал:
— Вы все знаете имеющийся у меня приказ! Не ввязываться в бой, не светиться, а выполнять только поставленную перед группой задачу. Согласно этому приказу мы должны уйти, продолжить следовать на базу. Все мы люди военные и приказ для нас это закон, нарушить его это значить получить возможность попасть под трибунал, как посмотрит командование. Там на дороге "салаги", они сейчас будут умирать! Шансов у них практически нет, их родители получат похоронки и цинковые гробы. Понятно, что они могут погибнуть и потом. Это война и у каждого своя судьба. Но сейчас, если я уйду, их смерть будет на моей совести. Жить с этим я не смогу и не хочу. Поэтому я остаюсь здесь, нарушив приказ, попробую им помочь.
Говорить больше было не чего. Я замолчал и отошёл в сторону, буквально вслед за мной шагнул капитан. Мой недруг. Он ничего не сказал, да и слова сейчас были не нужны. С этого момента и началась наша дружба. Вот уж воистину говорят от ненависти до любви один шаг. Среди группы были доверенные люди "глаз и ушей" тогда такой был порядок. Это знали все. Остаться со мной не оказался ни один боец из моей группы, остались все. Я быстро распределил участки обстрела позиций "духов", бойцы поползли занимать указанные им позиции. Было ясно, что моджахеды в первую очередь постараются подбить первые и последние машины, чтобы закупорить колону, не дать ей расползтись. Это общепринятая тактика атаки колон на марше. Из этого вытекал и их расклад боя, первыми его должны были начать пулемёты и гранатомётчики, расположившиеся на флангах. Для нас был самый простой и разумный ход это открыть огонь по пулемётчикам и гранатомётчикам в тот момент, когда те изготовятся к атаке. Так и поступили.
Удар в спину смешал планы "духов", но ненадолго. Часть "духов" полегла сразу, но уцелевшие оставили свои намерения насчёт каравана, и занялась нами. Здесь выяснилась неприятная деталь. Оказалось, что "духи" оставили две пары наблюдателей выше наших позиций на горном хребте. До момента нашей атаки, они занимались наблюдением за воздушным пространством, но едва мы начали стрелять, они переключились на нас. Плотный перекрёстный огонь "духов" обрушился на нас, вжимая в камни ...
... Если посмотреть на моджахедов, то кроме жалости их внешний вид других чувств не вызывает. Засаленные халаты, грязная такого же состояния чалма. Тощие тела под халатами. Но это незавидная внешность. Воевать и стрелять они умели хорошо так, как занимались этим всё время. Ума, хитрости и опыта у них выросших здесь, прекрасно знающих местность, было больше, чем у нас. Это был опытный и умелый противник, не уступающий нам, не смотря на отсутствие у них тяжёлой техники, вертолётов, самолётов. Отрицать этот факт тот, кто воевал с ними, не из-за стола кабинета в далёком тылу, а лицом к лицу не может. Поэтому мы крутились, как у кого получалось. Конвой атакованной колоны вначале растерялся, заметался, но пули к ним не летели, уяснив это, они на мгновение замерли, ничего не поняв. А потом конвой очнулся и помог нам бороться с "духами". Лучше бы они не отмирали подольше и нам не помогали! Со всех видов имеющегося оружия они открыли огонь. Его у них оказалось много и самых разных калибров. Вначале их огонь был не очень страшный и для нас, и для "духов". В горах есть свои особенности ведения огня, стрелять вверх не просто. Но они быстро приспособились, свинцовые и осколочные подарки обильно полились на всё пространство горы. Это они нас так благодарили за помощь и своё спасение, благодарили от души сердечно и со всех видов оружия.
Частоты, на которой работали их рации и позывных конвоя мы не знали. Да и не до переговоров по рациям нам было. Зажатые огнём "духов", плюс, оказавшись под градом "помощи", мы сделали то единственное разумное и возможное в такой ситуации. Схватили своих убитых и раненых, и бросились бежать. Единственное, что дал огонь конвоя хорошего, это было то, что "духи" прекратили гасить по нам и бежали вместе с нами. "Духами" и мы забыли, что только что воевали между собой. Под огнём конвоя колоны нам стало не до того.
Бежали мы так быстро и ловко, что горные козлы умерли бы от зависти, увидев наши прыжки. Остановились только примерно километра через три, упав без сил на землю. Оценить это может тот, кто ходил по горным тропам. Потому как думаю, что опыта бега по горам нет ни у кого. Ума у всех нормальных людей пока ещё хватает. Огонь конвоя по покинутому нами месту не ослабевал, старались добрые люди!
Из моей группы 3 были убиты, шестеро получили разные ранения. К счастью тяжелораненых не было, все могли передвигаться самостоятельно. Мне опять досталось. Бедную руку зацепило рядом с уже заживающим шрамом, чуть выше его. О количестве синяков под бронежилетом я молчу. Всё это мне и моим бойцам в основном досталось от своих товарищей по оружию. Таким успехом не могли похвастаться даже враги, они урона нам почти не нанесли. Понять, где нанесенные ими, а где нашими раны было трудно, АК и гранатомёты у них были и нашего производства тоже. В тот момент я твёрдо уяснил то, что слышал не раз от людей: "Добро всегда наказуемо! Добрыми делами услан путь в преисподнюю ..."
Почему мы все умны потом, а не сразу? Кто знает ответ?
Убитых товарищей завернули в плащ-палатки и несли с собой, сменяя друг друга. Так и доползли до базы.
Я доложил командиру отряда обо всём случившемся. Вину за случившееся размазывать на всех не стал, прятаться за чужие спины не умел и не любил. Чем бы это мне не грозило. Сказал сразу, что моджахедов атаковали по моему приказу.
Начальство от такого хода событий растерялось. Что со мной делать? Не знали. Наградить посмертно? Расстреляв перед строем или поцеловать? Как любил наш ушедший в другой мир широкобровый Генсек.
Как принято в таких сложных ситуациях отправили рапорт, в главную контору. Они главные пусть и решают! А меня на всякий случай посадили под домашний арест. Тюрьмы и гауптвахты в лагере не было, а везти меня в гарнизонную комендатуру не решились. Наверно потому, что ожидали приказа всё-таки расстрелять, на месте наверно это было сделать удобнее или проще. Был составлен график охраны моей персоны, толи чтобы не сбежал, толи чтобы не застрелился без приказа сверху. Делать не собирался ни первого, ни второго. Зачем радовать начальство?
Первым охранять меня был назначен старший лейтенант из отдела "глаза и уши". Он должен был показать остальным, как это нужно делать. Дальше в графике стояли фамилии бойцов моей группы. Другие группы были на заданиях вот и обходились теми, кто был под рукой.
Домашний арест, это запрет покидать место обитания. Вот здесь и возникла первая проблема. Горшка мне не дали, но организм требовал, поэтому я попросился в туалет. Товарищ старший лейтенант отказать мне в этом не мог. Приказа не разрешать мне оправляться, не было, поэтому мы вместе и пошли. Пришли на место. Как человек компанейский предложил ему присоединиться ко мне, всё равно он стоял рядом. Он отказался, я настаивать не стал, занялся собой.
Добросовестно принялся облегчать свой мочевой пузырь и желудок, издавая соответствующие звуки. Мой страж внимательно, наблюдал за процессом и сопровождавшими его звуками. Исходя из его внимания, я понял, что он исследователь физиологических процессов человеческого организма! Помогая ему в его исследованиях, старался изо всех сил. В течение всего процесса и даже когда я закончил он не произнес ни слова, даже не поморщился. Тогда и понял свою ошибку. Он не был исследователем, а был просто извращенцем. Но процесс закончился, и я перестал размышления об этом. Хотя мне было бы интересно узнать правду, но прямо спросить его постеснялся. Так и остался жить с этим нерешённым вопросом.
Ночью дежурил мой новый друг товарищ капитан. Я привык подчиняться приказам и дисциплине, поэтому и сообщил ему, что мне нужно в туалет. Он поступил не правильно, кивнул и перевернулся на другой бок. Не смотря на опустившуюся ночь и темноту, мне пришлось идти самому, но я не испугался. Может, хотелось сильно? Как бы там не было, быстро справив нужду, занялся важным делом. Из своего тайника вынул заплечный мешок, при помощи войлока придал ему более округлую форму, укрыв угли лежащего в нём товара. Придирчиво осмотрел сделанную работу, взяв мешок, направился на вертолётную площадку. То, что меня отправят на Родину, для разборок не сомневался. Должны были наказать строго, хотя бы в назидание другим дать урок.
Площадка с четырьмя стоящими на ней вертолётами не охранялась. Враги были далеко, свои даже хорошо выпив, в небо не рвались. Двери вертолётов были закрыты, но давно известно, что замки от честных людей, а я честным не был. Из четырёх вертолётов один был с пассажирскими сиденьями, а не с откидными металлическими скамейками. Его любило начальство, он и летал на Кушку. Я открыл его двери, залез в салон. В известный мне тайник спрятал свой мешок. Закрыл двери и вернулся в казарму. Оставалось ждать приговора. Неопределённость тянулась три дня. Было нудно и скучно, но делать было нечего, от меня ничего не зависело. Вот и мучился.
Через три дня пришёл приказ из Москвы, из Главной конторы. Прервать командировку и отправить меня по прежнему месту службы. В наручниках? В клетке? Об этом в приказе не было сказано, раздумывали не долго. В приказе сказано, отправить? Ну и ...
Меня освободили от домашнего ареста и на следующий день отправили на Кушку. Отправили одного без конвоя. Приказ есть приказ, его не обсуждают, а исполняют, не зависимо от личных чувств. Но среди этих чувств не было одного чувства, мне никто не завидовал. О том, что меня ожидает? Говорить не хотели. Знали, что ничего хорошего не ждёт. Но забегу вперёд и скажу сразу, как не удивительно всё прошло тихо. Кроме прерванной командировки меня ничем не наказали. Не наградили, но и не набили. Причину такого мягкого наказания узнал позже. Через десяток лет добрый работник отдела кадров одной рукой отдал мне моё личное дело, а второй рукой взял 2000 американских рублей. Деньги с изображением американских президентов уже горячо любили в нашей стране. Дома, перед тем как уничтожить своё дело я внимательно прочёл его. Там имелась запись, вот из неё всё и узнал.
Рапорт командира специального сводного отряда находящегося в командировке в Афганистане изъяли, согласно резолюции имеющейся в деле, моего друга товарища генерал-лейтенанта его передали для расследования по месту моей службы генерал-майору Борису Валерьевичу, моему второму другу. По совместительству заму начальника республиканского управления УССР по ..., но это не важно. Важно то, что Борис Валерьевич и похоронил его в куче бумаг и отчётов. Мои друзья помогли мне, но никогда не говорили об этом. Поэтому я и отделался так легко ...
С вертолётом, который должен был доставить меня и других на Кушку я не ошибся. Это был тот, где я спрятал свой багаж. Перед отлётом нас осмотрели работники отдела "глаза и уши". В моём мешке они обнаружили мой старый испытанный бронежилет с заклеенными дырками от пуль на наружной стороне. "Глаза и уши" решили его изъять. Я доказывал, что это личное имущество, что это память о командировке. Спорил усердно, хотя он был мне по существу не нужен. Но сдаться просто так? Не испортив им настроение? Не поспорив? Я не мог. Увы, победили они. Мой верный побитый пулями "духов" и своих бронежилет изъяли. С обиженным видом юркнул в салон вертолёта, случайно оказавшись рядом со своим тайником. Со мной летело пятеро из нашего отряда, остальные места заняли весёлые парни из отряда МВД. Отъезд они начали отмечать ещё несколько дней назад, да так и не прекратили своё занятие. Только сменили казарму на салон вертолёта. Пятеро моих сослуживцев были ими рекрутированы в отмечание. Вовлечь в это мероприятие они хотели и экипаж, но те отказывались. Их стыдили, ругали, в общем, достали, победила настойчивость наших храбрых парней. Командир экипажа взял налитый стакан и произнёс тост:
— За нас всех! За свежих покойников!
Мгновенно протрезвевшие орлы выпить ему за этот тост не дали. Мгновенно отобрали у него стакан. В один голос они заявили, что экипажу при исполнении своих обязанностей как и часовому на посту пить не положено. Я с этим был согласен и отказался ещё в начале, сославшись на слабость после ранения. От меня отстали, благодаря этому никем не замеченный я поменял свой мешок на мешок из тайника.
В Кушке нас тоже вниманием не обошли, нас встречали пограничники и таможенники. Вертолёт сел на площадку территории огороженной двумя рядами колючей проволоки. Территорию по периметру охраняли пограничники. Понятно! Ведь мы прибыли из-за границы, туристы по своей воле. Вот нам и завидовали, и охраняли, и ..., ну об этом не нужно говорить, понятно и так.
В небольшом здании мои друзья таможенник и майор пограничник проверяли документы и багаж пассажиров нашего вертолёта. Из вертолёта я вышел последним,
поэтому в комнату досмотра и проверки документов попал уже в конце. И начал прохождение процедуры досмотра и проверки.
Таможеннику дал с конверт тысячей рублей, так прошёл таможенный контроль. Майору-пограничнику протянул замшевую кобуру с никелированным браунингом, граница тоже вопросов ко мне не имела.
Пограничник и таможенник, были довольны, моим прохождением проверки и досмотра. Второй получил классную игрушку, а первому, не нужно было делиться с ним. Доволен был понятно и я.
Отметил в комендатуре положенные командированному человеку документы. Получил наши родные деньги и записался на самолёт. Он улетал вечером, время было, вот и решил заняться подарками, но хотелось ещё и есть. Этот вопрос решил просто, пообедал в офицерской столовой и направился на известный мне рынок, решать первый вопрос. В первую очередь приобрёл прочную дорожную сумку из нейлона. Купил новый бронежилет, с верхним белым покрытием и занялся приобретением подарков. На это ушло целых часа два, но до отлёта время ещё было. Убивая его, бродил по Кушке, твёрдо веря в то, что вижу её в последний раз. Горя от расставания с этим местом не испытывал. Был рад! Снова посетил столовую, не спеша поужинал и пошёл на посадку в самолёт.
