Сияние жизни

— Ну, давай. Рад, что хоть полковник этот поход переживет. Наверное.

Синдзи отстраненно заметил, что второй конвоир перестал, наконец, в него целиться. Икари вновь проваливался в нечеткие видения — перед глазами висели осколки очков, а в ушах гремел лязг стартового крана ракеты.

— Икари, ты соображаешь вообще?

Он вздрогнул и опомнился. Перед ним из багровой пелены выплывал стол, знакомая каюта, лесенка, ведущая куда-то наверх. "В рубку", — отчего-то уверенно решил он, и острый плавник этой мысли, прорезавший тяжелую жижу мыслей, окончательно вытащил его из забвения.

За столом сидел Тодзи Судзухара и что-то — неужели память? — подсказывало, что он новый командир этой злосчастной экспедиции. "Это он отдал приказ расстрелять Ставнийчука", — подумал Синдзи и погрузился в размышления о том, исполнен ли приговор или нет. Он даже приблизительно не представлял, сколько прошло с визита Алексея-сана в карцер. Его странное размытое сознание будто бы пряталось от чего-то, старательно прядя густые тени, скрывая само течение времени. Послушный странной ассоциации, разум увлеченно занялся ее изучением.

"— От чего я прячусь?

— Ты? Ты еще не понял?"

Синдзи почти обрадовался осмысленному ответу второго голоса, но насладиться странным общением ему не дали. Резкий, но не сильный тычок под ребра выбросил его на поверхность, в мир убогих ощущений.

— Икари, очнись, твою мать!!

Судзухара стоял, уперев кулаки в столешницу и подавшись вперед. "Не он", — подумал Синдзи, повернул голову в поисках ударившего человека, и с легким удивлением обнаружил аж троих конвоиров позади. "Они как-то поняли, что я убиваю легко и без оружия..."

— Опомнился? Так лучше. Икари, мне нужно знать, что в конце твоего маршрута.

Синдзи тяжело сглотнул, и его горло треснуло болью, словно он проглотил много-много кварцевого песка.

— Маршрут?

Судзухара тяжело сел и сложил руки на груди.

— Машина выжгла тебе мозги, или кто, но мне нужны ответы! Понимаешь меня?

— Нет, — честно ответил Синдзи.

— Нет? Гаки тебя возьми, Икари! Я — третий командир этого похода — наплевав на все должен обеспечить всего одну задачу, — сказал Судзухара. — Чтобы ты и твой "Тип-01" добрались туда.

— И?

Синдзи просто хотел, чтобы от него отстали. Второй голос вновь умолк, и свое участие в беседе с новым командиром Икари считал пустой формальностью, ответы выскакивали из него, как цифры на игральных кубиках.

— Икари... Ты преступник. Ты убийца своих товарищей, участник грубейшего нарушения устава. И вместо того, чтобы пустить тебя в расход, я должен при необходимости пожертвовать всем персоналом этого конвоя ради твоей шкуры. И я хочу знать, ради чего все это.

Синдзи механически кивнул: это сообщение его не трогало. "Хорошо, что он не спрашивает о подробностях, то-то удивился бы... Или нет. Как раз спрашивает?" Он честно попытался вернуться к разговору, попутно припоминая подробности, но Тодзи уже молчал и смотрел на него уничтожающим холодным взглядом.

— Хорошо, — медленно сказал он. — Икари, я вижу, что ты решил запираться...

"Я? Решил?"

— Вспомни о своей чести, Икари! — сказал Тодзи и поднял меч, который лежал у стола. "Меч... Подаренный отцом". Память шевельнулась.

Маленький мальчик принимает с поклоном оружие, а отец — такой редкий гость — и приехал только на похороны матери. Ослепительно сияет солнце, блик от украшений рукояти полосует разодранные слезами глаза, клинок слишком тяжел, но это честь. Это долг. Это дар.

— Помнишь, так?

Синдзи вздрогнул от этого голоса: это был голос командира. "Честь? Долг? Я скажу ему..."

— Я должен прибыть в Хордадо дель Муэрте и найти там последнюю составляющую бога, чтобы навсегда победить войну.

Он внимательно и почтительно смотрел в глаза Судзухары, не понимая, что делает. Где-то была неувязка, какая-то странность, глупость, что-то странное билось в разуме, и хрипел второй голос, издевательски смеясь. Спустя мгновение глухо хохотнул Судзухара.

— Икари... Я не понимаю. Ты хочешь сыграть идиота? Так играй убедительнее!

Взгляд командира был тверд и уверен, и Синдзи с удивлением понял, что разговаривает с Тодзи. "Тодзи? Что с тобой случилось?" Память тасовалась, как колода карт: едва он свыкся с мыслью о жестком и уверенном командире, как она подсунула ему Судзухару, лейтенанта, хмурого спорщика, жениха Хикари.

— Этот поход, Синдзи, начался с ошибки, — сказал Судзухара холодным голосом. — Я не осуждаю секретности, но "Прорыв" свел всех с ума. Ошибочные приоритеты, скрытые задачи, и... В конце концов — вроде-как-идиот, ради которого нужно пожертвовать всем.

Тодзи махнул рукой кому-то из конвоиров и входная дверь открылась, командир же тем временем продолжил.

— Я исправлю это по ходу. Возможно, слишком поздно, но мы должны действовать по уставу. Тем более что сейчас прямое следование уставу отрезвит твои мозги.

В дверях раздался шум, и один из конвоиров повернул его стул так, чтобы Синдзи мог видеть вход в каюту командира.

— О, Синдзи!

Двое солдат держали руки на плечах Рей и Аски, руки обеих девушек были скованы, а на лицах Синдзи рассмотрел грязь и копоть. "Протезы", — подумал он и кивнул себе. Что-то мешало увериться в этой мысли, какие-то слова полковника, но он не смог их вспомнить, и засомневался в реальности этого смутного воспоминания. Он смотрел на Рей и чувствовал отголоски тепла, покой и уверенность, которые вселяла в него эта девушка. "Зачем они?" Лицо Аски, зло прищуренные глаза, глумливая полуулыбка, напружиненное — пусть даже скованное — тело — это все была жизнь. "Покой и жизнь. Кто это говорил?"

Из вязкой дымки выплыл голос Тодзи, монотонно заканчивавшего тираду:

— ... соучастие, полное и осознанное, в убийстве боевых товарищей, а так же сопротивление при задержании. По совокупности — расстрел.

Пауза. Синдзи сразу понял, о ком идет речь, и терпеливо ждал самого себя, своей реакции.

И — ничего.

— Ну как, Икари, не вспомнил?

"Это он мне? Он что, надеется на меня этим надавить? Надеется, что я скажу больше, чем правду?" Хотелось улыбнуться, кривя истерзанные жаждой губы.

— Ну что же, — сказал Судзухара. — Ты, думаю, не веришь. Рассчитываешь на мою сентиментальность: общее прошлое, ты мой спаситель и прочие вещи. Мне и впрямь жаль всего этого...

Аска что-то громко сказала, и судя по звуку, ее ударили. Рей молчала.

— Устав есть устав, — неожиданно резко сказал Тодзи. — Иначе война становится безумием и игрой безумцев.

"Он их убьет, — понял Синдзи. — Даже не узнав от меня ничего. Просто потому, что это правильно. Это ведь правильно — и соучастие, и сопротивление..." Где-то тут крылась логическая ошибка, и он тщетно пытался понять где.

— Увести. Стоп. Расстрелять без противогазов. У старшего сержанта есть неприятная способность необъяснимо быстро оживать.

Лязгнула дверь, отрезая крик Аски. На кого она кричала — на Тодзи, на него, на судьбу? Синдзи искал ошибку, пытался понять, как так вышло: Акаги и Ставнийчук спасали Мисато-сан, а Кагитару мешал спасти ее. Кагитару убил Акаги. Он сам убил Кагитару. А на расстрел обрекли Ставнийчука и вот теперь — Аску и Рей.

"Это война".

Синдзи встал, прозревая.

"Передо мной — именно то, что я должен остановить".

Он бросил взгляд на стол, на котором поверх планов и карт лежал меч — его долг. Он оглянулся на дверь, за которой исчезли Аска и Рей.

"Нет противоречия. Они не костыли, не протезы — они помогли мне выжить и понять. Я должен создать другой мир. Мир, где спасителя не убьют, только потому что так написано в уставе. Вот она — моя судьба. Моя!"

Конвоиры, Судзухара, каюта, коридор — мир замер. Синдзи вздохнул: во всем теле царила слабость, такая, что можно умереть, подохнуть в дюйме от цели. Зато в голове было предельно ясно, все нужные мысли послушно строились в цепочки: ""Тип-01" — рупор. "Тип-01" — оружие. В "Типе-01" сокрыта частичка меня".

Он закрыл глаза — и открыл их вновь.

Перед ним в густой мгле простерлась толстая змея — мощный корпус атомохода. "Плохо видно", — подумал Синдзи, и вспыхнули прожекторы, полосуя туман. Он осмотрел БМК и без труда нашел самого себя — другого себя, скрытого за толщей брони. Руки, отягощенные многотонными смертями, пошли вверх.

"Вперед, — решил Синдзи. - К судьбе".

Он вздрогнул, когда вокруг загрохотали выпущенные им самим снаряды. Подкалиберные боеприпасы рвали борта БМК, как бумагу. Капли, раскаленные добела, вмяли внутрь истерзанную броню и расплескали конвоиров, забрызгав всю каюту. Ворвался отравленный воздух пустошей, и острый запах раскаленного металла, вонь горелых внутренностей смешались с отравленным смрадом.

Синдзи осмотрелся — сначала глазами "Типа-01". Модуль БМК дымился и искрил, вокруг зашевелились танки, но все больше для того, чтобы убраться подальше от обезумевшей машины. "Хорошо".

В каюте становилось трудно дышать. Синдзи подошел к столу и увидел командира: раненный осколком, он пытался встать, опираясь на стул. Очень хотелось сказать что-то напоследок лейтенанту Тодзи, который горел когда-то под каплями раскаленного вольфрама, но говорить с командиром Судзухарой было не о чем. Задержав дыхание, Икари попытался взять меч, понял, что ему что-то мешает, и опустил глаза. Запястья были перехвачены стальными кольцами с цепью между ними. Синдзи поднял руки, и, глядя Тодзи в глаза, навел на самого себя один из десятков пулеметов "Типа-01". Сухо треснул единственный выстрел, и кожу рук опалило, в ладони впились крохотные капли металла, но цепи больше не существовало. Тодзи упал под стол.

Прикрепив меч к поясу, Синдзи вышел в коридор — в рев сирены, бег людей и крики. Он снял со стены респиратор и пошел к шлюзу, пытаясь не сталкиваться с беспорядочно мечущимися людьми. Бунт машины стал последним испытанием разума, и участники "Прорыва" его не прошли. Синдзи почувствовал жалость к сослуживцам, но тут вспышкой пришла мысль о том, что Рей и Аску уже могли вывести наружу.

Он ринулся вперед, не разбирая дороги, а его второе "я" зарыскало прожекторами в густой мгле.

"Где же вы?! Где?!"

Распахнулся шлюз, и Синдзи, стараясь не думать о танках, утюжащих землю вокруг, побежал в непроглядном киселе. "Тип-01", вставая на ноги с опор, высвечивал путь перед ним, рассекал туман по сторонам.

— ГДЕ ВЫ?!.

Впереди показалось темное пятно, и Синдзи побежал еще быстрее. Аска и Рей сидели на коленях, поддерживая друг друга. Обе девушки были без респираторов, и уже теряли сознание. Он сорвал с себя маску и упал на колени перед ними.

"Дыши..."

Маска накрыла лицо Аски — искривленное, обезображенное судорогой смерти от удушья.

"Дыши..."

Респиратор лег на посиневшее лицо Рей. "Она не очнется в этой атмосфере..."

Легкие орали, требуя воздуха, в нос начал сочится упрямый гной пустошей, дурманя разум и размывая поле зрения. Он видел, как на нем сошлись два прожектора ЕВЫ из трех уцелевших, он видел со стороны скульптуру отчаяния, и не мог поверить, что понял все так поздно, что позволил забрать их.

"Не помехи, нет — настоящая причина, по которой я хочу выполнить приказ".

Они умирали.

Синдзи опустил маску, обнял девушек за плечи и оглянулся. Позади оживал БМК, зажигались фары и прожекторы атомохода, взмыла ракета, собирая танки.

"Оживают..."

Разум плыл, а по лицу что-то текло, застилая глаза, так что пришлось смотреть только глазами машины. Ему почудился зовущий его голос — голос оттуда, от конвоя.

"Они оживают. Убили Аску и Рей и оживают..."

Со всех сторон к нему бросились иглы, и Синдзи не стало.

* * *

Майя бежала со всех ног, полагаясь на то, что мелькнувшая впереди спина — это и в самом деле он. Ей удалось стащить в суматохе два респиратора, и теперь непривычные к бегу по крошеву ноги сами несли ее вслед обезумевшему парню. Майя не думала ни о чем, даже о том, зачем бежит — просто бежала.

"Что тут думать... Если они... Если их... То он...".

Прерывистые мысли вторили ее дыханию, и Майя бежала, отметая прочь мысли о том, что взорвалось в каюте командира, почему тревога. Прямо перед ней метались протянувшиеся из мглы лучи прожекторов.

"Если они... Если их..."

В ушах бился дикий приказ Судзухары, в памяти всплывала вся дичь последних дней экспедиции — стрельба в рубке во время битвы с Ангелом, бойня у ракеты, якобы устроенная Синдзи, жесткие распоряжения нового командира...

"Синдзи, ты только не..."

Девушка остановилась, окаченная грохотом и лязгом летящего мимо танка. Сбитая с курса, она завертела головой: респиратор покрылся капельками изнутри, и видно было до ужаса мало. Впереди и немного в стороне показались какие-то тени, а потом на них упали столбы света. Майя вскрикнула и побежала, видя, как уже отчаявшийся парень обнимает задохнувшихся Аску и Рей.

Синдзи встал, и Майя остановилась, едва не упав — словно на стену налетела. Икари был без респиратора, и по его щекам из глаз текли дорожки крови, на челюсти повисли тяжелые капли. Слепой взгляд мимо нее, казалось, прожигал туман, и девушка невольно обернулась: там с рокотом ворочался БМК, сзывая разошедшиеся машины конвоя.

Раздался тяжелый грохот, и Майя снова посмотрела вперед: из туманного мрака над Икари выдвигалась громада боевой машины. Почерневший в последнем бою атомный дредноут поднял манипуляторы и Майю оглушил вопль боли и страдания, и хотя рот Синдзи был разорван в крике, он понимала, что вряд ли уже отравленный парень способен так кричать — пластая туман, катя перед собой волну ненависти, жути, муки.

Синдзи стоял над телами девушек, сжав кулаки, а стволы "Типа-01" исторгли пламя и рев.

Ударная волна бросила девушку на землю, она потеряла сознание, а когда почти сразу же пришла в себя, — посмотрела на БМК. Подсвеченная сполохами попаданий машина агонизировала: трассы снарядов полосовали отсек за отсеком, пулеметы в бессильной ярости щелкали по броне там, где ее еще не изрешетили орудия, ракеты взрывались в пробитых пушками отверстиях, выжигая модули изнутри, детонировали боеприпасы.

Когда на месте атомохода остался пылающий костер, Синдзи осел. Майя рванулась было к нему, преодолевая слабость, жуть и звон в голове, но поняла, что ее опередили.