Он не смог найти Бзиа и не остался.
21
Внутри Звезды не было четких границ, просто постепенные изменения в доминирующей форме вещества по мере увеличения давления и плотности. Таким образом, не было ни драматического погружения, ни сильных ударов, когда "Летающая свинья" погружалась все глубже: просто медленное, удручающее уменьшение последних остатков воздушного света. И сияние, отбрасываемое деревянными лампами, прикрепленными к стенам, не могло заменить их; из-за дымчатой зелени и длинных мерцающих теней полумрак в кабине был довольно зловещим.
Для Дюры, сгорбившейся в своем углу корабля, этот долгий, медленный спуск в темноту был подобен затяжной смерти.
Однако вскоре полет стал гораздо менее ровным. Корабль тревожно покачивался и в какой-то момент чуть не перевернулся. Трудящиеся свиньи, чьи тени казались огромными на крыше корабля, жалобно заблеяли; Хорк рассмеялся, его наглазники превратились в лужицы зеленой тьмы.
Пальцы Дюры шарили по гладким деревянным стенам в поисках опоры. — Что происходит? Почему нас так бьет?
— По каждому колоколу бьют течения нижней мантии. Единственная разница в том, что у нас нет хребта, который поддерживал бы нас. — Хорк говорил с ней медленно, как будто она была глупой. С момента их единственного физического контакта его отстраненное неприятие стало заметным. — Вещество мантии на этих глубинах отличается от нашего воздуха... по крайней мере, так мне говорили мои наставники. По-видимому, это все еще сверхтекучая жидкость из нейтронов, но другого типа, чем воздух: она анизотропна — обладает разными свойствами в разных направлениях.
Дюра нахмурилась. — Итак, в некоторых направлениях это как воздух, и это не мешает нашему продвижению. Но в других...
— ...на ощупь оно густое и вязкое, и бьется о наш магнитный щит. Да.
— Но как ты можешь определить, в каких направлениях оно похоже на воздух?
— Не можем. — Хорк ухмыльнулся. — В этом-то и прикол.
— Но это опасно, — сказала она, с тревогой осознавая, как по-детски это звучит.
— Конечно, это так. Вот почему гавань несет так много потерь.
...И вот куда я отправила своего брата, подумала она с дрожью. Она почувствовала странный, ретроспективный страх. Здесь, дрейфуя сквозь этот анизотропный кошмар, она как будто впервые испугалась за своего брата.
Тем не менее, через некоторое время Дюра обнаружила, что может игнорировать — почти — постоянные, неравномерные удары. Погруженная в жаркую, зловонную атмосферу корабля, с теплой вонью свиных пердежей и терпеливой, молчаливой работой Хорка за своим пультом управления, она даже смогла задремать.
Что-то ударило в борт корабля.
Дюра закричала и резко проснулась. Она почувствовала, что дрожит от удара, как будто кто-то ударил ее по черепу, и огляделась вокруг дикими глазами в поисках источника катастрофы. Свиньи яростно визжали. Хорк, все еще сидевший за штурвалом, смеялся над ней.
— Черт бы тебя побрал. Что это было?
Он развел руками. — Просто маленькая приветственная открытка из квантового моря. — Он указал. — Выгляни в окно.
Она повернулась, чтобы посмотреть сквозь прозрачную древесину. Мантия здесь была совершенно темной, но лампы корабля отбрасывали зеленое свечение на несколько микрон сквозь мутную, бурлящую материю. И в этом тусклом океане дрейфовали какие-то формы — массивные, неправильной формы, многие из них были островами, достаточно большими, чтобы поглотить их крошечное суденышко. Блоки бесшумно скользили вверх мимо корабля к далекой мантии — или, скорее, как поняла Дюра, сама "Свинья" неслась вниз мимо них по пути к центру.
— Айсберги сердцевины... Острова гиперонной материи, — сказал Хорк. — Ни один рыбак не стал бы ловить айсберги такого размера... Но, с другой стороны, ни один рыбак никогда не забирался так глубоко.
Дюра мрачно уставилась на огромные, медленно движущиеся громады гиперонной материи. Она поняла, что если им не повезет, если они будут захвачены сочетанием достаточно большой массы и неблагоприятного течения, их маленький корабль будет раздавлен, как череп ребенка, независимо от того, есть магнитная защита или нет. — На какой глубине мы находимся?
Хорк уставился на примитивные счетчики на своей панели управления; его борода мягко царапала деревянные крышки счетчиков. — Трудно сказать, — пренебрежительно сказал он. — Наши ручные эксперты были очень умны в поиске способов для нас забраться так далеко, но не настолько умны в том, чтобы сообщить нам, где мы находимся. Но я бы предположил... — Он нахмурился. — Возможно, в пятистах метрах под городом.
Дюра ахнула. Пятьсот метров... Пятьдесят миллионов человеческих ростов. Да что там, наверняка даже ур-человек пришел бы в благоговейный трепет от такого путешествия.
— Конечно, мы по-настоящему не контролируем свое положение. Все, что у нас есть возможность сделать, это спуститься и, если мы переживем это, подняться снова. Но мы могли бы всплыть где угодно; мы понятия не имеем, куда нас несут эти течения.
— Мы обсуждали эту проблему. Где бы мы ни всплыли, нам нужно только следовать по магнитному полю до южного полюса.
Хорк улыбнулся ей. — Но это может быть в десятках метров от города... На возвращение могут уйти месяцы. И тогда мы будем полагаться на твои навыки выживания в восходящем потоке, которые позволят нам выжить в отдаленных дебрях Звезды. Я отдаю себя в твои руки и ожидаю, что путешествие домой будет... интересным.
Удары гиперонных айсбергов теперь были сильными и быстрыми. Хорк потянул за деревянные рычаги на своей панели управления и замедлил их продвижение до ползания; Дюра наблюдала через иллюминаторы, как сгущающиеся массы вещества сердцевины собираются вокруг "Свиньи", удерживаемые от того, чтобы раздавить ее, только невидимыми стенками магнитного щита.
Наконец Хорк переключил управление и оттолкнулся от панели. — С таким же успехом ты можешь дать животным отдохнуть, — сказал он Дюре. — Это все, что мы собираемся сделать.
Дюра нахмурилась и выглянула в окно. — Мы не можем проникнуть еще глубже?
Хорк пожал плечами и демонстративно зевнул. — Нет, если только не откроется канал через айсберги. Отсюда айсберги похожи на сплошную массу — ты можешь сама убедиться. Нет, это конец путешествия. — Он прошелся по кабине, взял несколько нетронутых кусочков листьев из кормушки для свиней и без энтузиазма пожевал их. Он протянул еще несколько пригоршней еды Дюре. — Держи, — сказал он.
Дюра взяла еду и задумчиво откусила кусочек. Вой турбины теперь стих, и она повисла в тишине, нарушаемой только хриплым сопением свиней и мягким стуком гиперонных осколков о магнитный экран. Свиньи, все еще привязанные к своим упряжкам, дрожали в панике из-за того, что им мешали бежать; их шестикратные глаза закатились. Во время еды Дюра провела руками по расширенным порам на их боках; простое действие по успокоению испуганных животных — по уходу за существами, еще более напуганными, чем она сама, — казалось, успокоило и ее.
Хорк скрестил руки на груди, его массивные мышцы плеч напряглись под сверкающим костюмом. — Что ж, это самый странный пикник, который я когда-либо устраивал.
— Что мы теперь будем делать?
— Кто знает? — Он улыбнулся ей, демонстрируя частичку своего профессионального обаяния. — Может быть, это все, ради чего мы так далеко зашли. — Он указал в окно. — Вещество сердцевины. Тяжелое, опасное и мертвое. В любом случае, это еще не конец. В конце концов, мы только что прибыли. Мы можем остаться здесь на несколько дней, если понадобится.
Дюра рассмеялась. — Может быть, тебе стоит выйти и произнести речь. Разбудить колонистов от их тысячелетнего сна.
Хорк бесстрастно изучал ее, двигая тяжелой челюстью, затем отвернулся, полностью отвергнув ее.
Она почувствовала себя одинокой и немного глупой. В воцарившейся тишине каюты ее снова охватил страх. Она погладила дрожащих свиней и пососала листья.
Она задавалась вопросом, как долго им придется ждать здесь, прежде чем Хорк сдастся — или, что ужасно, прежде чем что-то случится.
В конце концов, им вообще не пришлось ждать очень долго.
* * *
Хорк закричал, его голос был тонким и пронзительным от ужаса.
Каким-то образом Дюра снова оказалась спящей. Она резко проснулась, душный воздух забил ее легкие и глаза. Она быстро огляделась.
Зеленое сияние ламп наполняло кабину жуткими, резкими тенями. Свиньи в ужасе визжали, выгибаясь дугой в своих оковах. Хорк, у которого не осталось и следа его высокомерия и дерзости, прислонился спиной к стене, его комбинезон был измят и испачкан, руки безуспешно искали оружие. Это было так, как если бы обитатели "Летающей свиньи", как люди, так и животные, разлетелись в разные стороны от сердца цилиндрического корабля, подобно осколкам медленного взрыва. Дюра моргнула, пытаясь прояснить зрение. Нет, не взрыв, она увидела; в геометрическом центре цилиндра — средоточии всего этого ужаса — парил другой человек. Третий человек, здесь, где больше никто не мог находиться...
Или, скорее, она поняла, присмотревшись повнимательнее, это было нечто, имеющее форму человека. Она увидела грузную женщину, очевидно, старше себя, одетую во что-то, что могло быть рыбацкой туникой. Но материал светился мягким малиновым светом и казался бесшовным. Темно-черные волосы были туго стянуты вокруг головы. Фиолетовое свечение исходило из наглазников, ноздрей и рта.
...Но она увидела, что в этих наглазниках что-то было. Там была плоть, сферы, которые двигались независимо от лица, как животные, запертые внутри черепа.
Она почувствовала, как съеденные листья подступают к горлу; ей хотелось закричать, вцепиться в стены корабля, чтобы спастись от этого. Она держалась так неподвижно, как только могла, заставляя себя изучать видение.
— Это похоже на женщину, — прошептала она Хорку. — Человек. Но это невозможно. Как человек мог выжить здесь, внизу? Здесь нет воздуха, чтобы дышать, или...
Хорк казался нетерпеливым, хотя его дыхание все еще прерывалось от страха. — Это явно не человек. Это... что-то другое, использующее форму человека. Огненный мешок в форме человека.
— Что еще? Что это?
— Откуда мне знать?
— Думаешь, это ксили?
— Ни один человек никогда не видел ксили. В любом случае, ксили — это просто легенда.
Удивительно, но она обнаружила, что в ней нарастает гнев. В такой момент она чувствовала себя опекаемой. Она посмотрела на него и прошипела: — Легенды — вот почему ты привел меня сюда, помнишь?
Председатель Парц-Сити бросил на нее раздраженный взгляд; затем он повернулся лицом к женщине-существу, и когда он заговорил, Дюра обнаружила, что восхищается твердостью его тона. — Ты, — бросил он вызов. — Незваная гостья. Чего ты хочешь от нас?
Тишина, нарушаемая хрипом свиней, казалось, растягивалась; Дюра, уставившись на уродливые лоскуты плоти, закрывавшие ушные полости существа-женщины, задавалась вопросом, может ли оно слышать Хорка, а тем более отвечать ему.
Затем существо-женщина открыло рот. Из его напряженных губ полился свет, и возник звук — более глубокий, чем любой голос, исходящий из человеческой груди, — и поначалу бесформенный.
Но, удивляясь, Дюра поняла, что начинают появляться слова.
Я... Мы ждали вас. Вы не торопились. И нам пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти вас. — Она оглядела "Свинью", ее шея неестественно поворачивалась, как шаровой шарнир. — Это лучшее, что вы могли сделать? Нам нужно, чтобы вы проникли гораздо глубже; условия передачи ужасны...
Хорк обменялся изумленным взглядом с Дюрой.
— Ты можешь меня понять? — спросил он существо. — Ты колонистка?
— Конечно, оно может понять тебя, Хорк, — прошипела Дюра, в свою очередь раздраженная. Она чувствовала себя очарованной, несмотря на свой ужас перед этим мешком из кожи. — Как получилось, что ты говоришь на нашем языке?
Рот существа шевелился, непристойно напоминая рот воздушной свиньи, и шарики плоти в наглазниках перекатывались; пока Дюра смотрела, ей казалось, что существо-женщина становится все менее и менее похожим на человека. Она поняла, что это всего лишь марионетка какого-то непостижимого гиперонного существа за пределами корпуса; она поймала себя на том, что смотрит в иллюминатор, гадая, какие огромные темные очки могут быть направлены на нее даже сейчас.
Существо-женщина улыбнулось. Это была жуткая пародия.
Конечно, я могу тебя понять. Я колонистка, как ты нас называешь... но я еще и твоя бабушка. Или, прабабушка, во всяком случае...
* * *
За неделю до дня игр врач Мууб отправил Адде приглашение присоединиться к нему и посмотреть игры из ложи комитета, расположенной высоко над стадионом. Адда чувствовал, что к нему относятся покровительственно: он не сомневался, что в глазах Мууба он оставался неисправимым дикарем из восходящего потока, и для Мууба реакция Адды на великие события города была бы развлечением — развлечением самим по себе.
Но он не отказался сразу. Возможно, Фарру понравилось бы наблюдать за играми с такой привилегированной точки зрения. Настроение Фарра оставалось сложным, и Адде было трудно проникнуть в него. На самом деле, в эти дни он почти не видел Фарра; мальчик, казалось, был полон решимости проводить как можно больше времени с мятежным, отдаленным сообществом серферов, которые полжизни прожили, цепляясь за городскую жизнь.
В конце концов, Фарр не приехал на игры.
Город стал не тем, чем был. Даже за то короткое время, что Адда знакомился с ним, Парц, пострадавший от последствий сбоев, потерял часть своего сердца. На больших проспектах половина магазинов и кафе сейчас были закрыты, и бросалось в глаза отсутствие демонстративно богатых люди с их шлейфами надушенных воздушных поросят. Было ощущение — не совсем кризиса, но строгой экономии. Времена были трудные; многое предстояло сделать и пережить, прежде чем ситуация улучшится и город снова сможет наслаждаться жизнью.
Но, похоже, игры будут другими. С приближением дня он почувствовал, как участился пульс города. Казалось, на улицах стало больше людей, которые спорили и азартно делали ставки на исходы различных соревнований со странными названиями. Санный спорт. Слалом. Прыжки к полюсу... Игры были бы праздником для города, избавлением от тяжелой работы.
Адде было любопытно.
Поэтому, в конце концов, он решил принять приглашение Мууба.
Стадион представлял собой огромную коробку со стенами из прозрачного дерева, прикрепленную к одному из верхних краев города. Ложа комитета представляла собой балкон, который нависал над самим стадионом с верхней стороны города, и чтобы добраться до него, Адде пришлось подняться на самый верхний этаж, в сад, окружающий сам дворец. Чувствуя себя более неуместным, чем когда-либо, в этой роскошной обстановке, он проплыл мимо миниатюрных скульптурных деревьев, размахивая своей несвежей повязкой, как оружием. Его подвергли тщательному осмотру три слоя презрительных охранников, прежде чем он добрался до самой ложи; ему нравилось оскорблять их, когда они обыскивали его персону.
