Юноша разрывался между тем, что он хочет, и тем, что необходимо. На чаше весов — его спокойная жизнь и пилотирование «Евой». Равно как и несколько недель назад после боя с первым Ангелом. Казалось бы, такой лёгкий выбор: остаться здесь или уехать восвояси. Тем не менее тогда он и его не сделал, отдав всё на откуп Мисато, и поплыл по течению. Как когда-то ему посоветовали начать играть на виолончели, так и сейчас сказали: «Залезай в чёртова робота». В обоих случаях он повиновался, не особо размышляя, чего хочет сам. Да, когда он полез в «Еву», очень надеялся, что отец обратит на него внимание, одобрит, похвалит. Теперь же Синдзи понял, насколько был наивен. Он для отца пустое место, никто. Так было всегда, и вряд ли что-то изменится в будущем.
И вот сейчас он задумался над своими личными желаниями. Чего же он хочет на самом деле, после всего произошедшего в Токио-3? Варианты очевидны, но, как назло, теперь уже нельзя так просто взять и сделать выбор — в этот раз, помимо всего, навалился гигантский груз ответственности. Кроме того, он не может вернуться к дяде. Жить придётся одному, бросив школу и начав работать. Осилит ли?
Выбор стоял между «плохо» и «плохо».
Пойти на поводу у своих желаний и бросить на произвол судьбы тысячи людей?
Или продолжить нести внезапно свалившееся на Синдзи бремя, потому что так ему сказали?
«И что же мне теперь делать?»
Он оглянулся в поиске хоть какого-то намёка на правильный ответ. Перед ним простирался всё тот же чудной мир с необычной «пшеницей», странным ромбом вдалеке да неестественным небом. Логика подсказывала, что всё это ненормальное, чужое. Но в сердце крепло противоположное мнение, что лишь добавляло ещё больше вопросов.
В ответ на его терзания внутри расцветало чувство, что место, где он сейчас находится, — родной дом. Не просто здание, в котором вырос, а что-то гораздо большее. Даже большее, чем Родина. Что-то такое, что когда-то у него отняли, украли. И вот он наконец-то здесь. И вот он хочет остаться здесь. Навсегда. Ибо это его дом, здесь его место. Здесь он сможет обрести своё счастье.
Но сможет ли? Внутри заскребло, напоминая, что это неправильные мысли. Что он предаст тех, кто самозабвенно его защищал. Разочарует тысячи людей, которые положились на него, связали с ним надежды. Поставит под угрозу своих новых одноклассников и всех тех, с кем познакомился в NERV.
«Я всё понимаю, Мисато-сан».
Повернув голову в другую сторону, юноша приметил в сотне метров от себя размытую фигуру девушки в лёгком сарафане бирюзового цвета. Она медленно шла по полю, нежно дотрагиваясь то до одного колоска, то до другого. Синдзи постарался присмотреться, но тщетно. Всё, что он смог разобрать: незнакомка очень вытянутая, а её длинные и почти белые волосы распущены. Только Икари захотел встать и направиться в сторону девушки, как у его уха кто-то произнёс незнакомым мелодичным голосом всего одно слово. Разобрать он его не смог не оттого, что не расслышал, — это был неизвестный ему язык. Машинально Синдзи резко обернулся на источник звука и почти в упор уставился в чьи-то усталые красные глаза.
[К оглавлению ↑]
Глава 22. [Интроект II]
Юноша встрепенулся, открыв собственные глаза. Мышцы тут же заныли, неистово протестуя против таких резких движений. В уши уже ворвались привычные звуки города, а очередная мелодия в наушниках настойчиво завывала, требуя внимания. Пересилив себя, Синдзи оглянулся: вокруг него всё так же сновали люди, а где-то внизу бурлил полевой лагерь. Ещё дальше — Токио-3 работал над зализыванием своих ран. Небо сильнее налилось красным, а родное солнце ушло ближе к горизонту. Где-то за горной грядой показались тёмно-серые тучи, предвещающие долгожданный дождь. Юноша уже и забыл, что вода может лить не только из трубы, но и с небес.
Синдзи глубоко вздохнул и сильно потёр глаза. «Сколько я проспал? Вероятно, не очень долго. И что это был за сон?» Он отчётливо его помнил, каждую деталь, словно наяву. Сказанное слово так и не смог разобрать, но почему-то знал его значение — «прими ответственность».
Проморгавшись, Синдзи увидел среди снующих внизу людей знакомое лицо и шевелюру, по которым он опознал одного из своих одноклассников. Тот тоже заметил Икари и, помахав рукой, тут же направился к нему. Как же хотелось сорваться и убежать, но силы совсем иссякли. И вот блондин без особых усилий взобрался на холм. По виду бодрячком. «Ну конечно, не он же сражался».
— Вот кого я не ожидал увидеть сегодня, — начал одноклассник, не успев подойти, — так это тебя, Икари Синдзи.
Тот ничего не ответил, продолжая слепо смотреть на суетящийся город и слушать музыку.
— Чем же я заслужил пренебрежение к себе? — блондин уселся рядом, по-доброму улыбаясь. — Быть может, ты забыл, как меня зовут? Что ж, знай, зла держать я не намерен.
— Нагиса Каору, — буркнул Синдзи, снимая наушник и ставя плеер на паузу.
— И я тебя приветствую. Что привело пилота в наши непримечательные края? Вон там, — он ткнул в сторону ряда двухэтажных домиков за оцеплением, — моё скромное жилище. Я бы пригласил в гости, да вот...
— Уж извини.
— Я тебя ни в чём не обвиняю, — внезапный собеседник расплылся в улыбке пуще прежнего, — вовсе даже наоборот. И всё же, чего это ты тут один-одинёшенек?
Юноша в ответ только вздохнул. Он никак не мог решить, как относиться к красавчику класса. В Нагисе чувствовалась какая-то странность: хоть он и вечно улыбался, но никакой весёлостью от него не веяло. Напротив, в глазах и голосе сквозила печаль.
— Я думал, пилоты после боя очень заняты и у них нет времени прогуливаться.
Синдзи цокнул языком и простонал.
— Ладно, — продолжил Нагиса примирительно, — твоё дело.
— Я просто немного устал от всего этого, хотелось побыть одному и привести мысли в порядок.
— А с виду кажется, что тебе нужна поддержка.
— Да кому я нужен...
— Возможно, всем? И мне? Ты же пилот.
— В этом и проблема. Сам я никому не нужен.
— И что здесь такого? — пожал плечами Нагиса. — Пользуйся данными тебе возможностями. Например, мог бы позвонить Сакамото, она же и не прочь помочь тебе.
— Ей я неинтересен!
— Я знаю, несложно догадаться, чего хочет расчётливая Сакамото.
Синдзи удивлённо поглядел на доброе лицо Нагисы, и тот пояснил:
— Это её выбор: быть тебе полезной в обмен на твой статус.
— Я так не могу, — Икари поджал ноги, обхватив их руками, и опустил подбородок на колени, — это мерзко, знаешь ли.
— Ты наивно полагаешь, что понизишь ей самооценку? Вовсе нет. Как я сказал — это её выбор, то, чего она хочет сама, избрав подобный путь. Её же никто не заставляет, — развёл руки Нагиса. — Как расчётливая девушка, она готова ко всякому, и, поверь, твои чувства она постарается не ранить.
— Уже успела. Я случайно подслушал её разговор с Хирагой...
— Понятно, — прервал его собеседник. — В любом случае это же верно не только в отношении Сакамото, но и в отношении других людей, которые тебя окружают.
С точки зрения Синдзи, всё не так радужно, особенно если брать в пример Михо. Поэтому он только ещё глубже вздохнул.
— Ты тоже так делаешь? Пользуешься своей красотой?
— Если это комплимент, то я благодарен, — усмехнулся Каору. — В какой-то мере да, пользуюсь.
— Кто бы сомневался, — Икари поморщил нос, — не все такие, вообще-то.
— Но я стараюсь, — собеседник не заметил вставленную шпильку, — чтобы меня узнали поближе и ценили вовсе не за внешность.
— Да ну?
— Разумеется! Ведь, к сожалению, наши души несовершенны и человек не может однозначно сказать, что полностью знает себя.
— Спасибо, я и без тебя в курсе, что познать самого себя не так просто. В последнее время поневоле приобщился к психологии, так что для меня это не новость.
— Тем лучше, — Каору поднял палец и расплылся в очередной улыбке. — А теперь представь, что если мы плохо понимаем себя, что уж говорить про других людей, которые нас окружают? Им-то тем более сложно понять, если не дать за что-то зацепиться. Это вызывает... дискомфорт, путаницу, сомнения и предрассудки. И это трагедия. Из-за чего нам необходимо приспосабливаться. Прочувствовать, насколько можно и нужно открыться тому или иному человеку. Лишённые возможности видеть свет люди ходят во тьме с выставленными руками в надежде что-нибудь найти. А когда найдут, стараются подобрать дистанцию, благодаря которой не ранят чужое и собственное сердце. И только потом понимают, что это и есть доверие.
Честно говоря, Синдзи не всё понял, что хотел сказать блондин своей тирадой на одном дыхании. Когда Ибуки ему толковала про психологию, он и то больше улавливал. Сразу видно, кто из них профессионал.
— И вот ты сейчас открываешься мне, чтобы заслужить моё доверие, — сделал смелое предположение Икари. — Не просто так же ты со мной заговорил, да?
Поправив чёлку, красавчик не перестал фирменно улыбаться и таинственно молчал.
— И что же тебе от меня нужно?
— Признаться, когда ты к нам перевёлся, я думал, что через тебя смогу сблизиться с Аянами. И сейчас надеюсь в какой-то мере.
— Откуда ты знал, что нас что-то связывает? — удивился Синдзи и распрямил ноги.
— Я больше скажу: Аянами тоже пилот, как и ты.
Икари раскрыл рот от изумления, но ничего не ответил по двум поводам: этот засранец всё время знал, кто такая Рей, но никому не поведал о своих умозаключениях, — раз, а два — возможно, сия информация ему досталась далеко не за красивые глаза.
— Можешь не удивляться, не сложно догадаться, — пожал плечами блондин и уставился на надвигавшиеся тучи. — Так что насчёт моей просьбы?
Синдзи даже не знал, что и думать: этот на вид добродушный красавчик тоже хотел его использовать, но не как пилота, а как общего знакомого. Ко всему прочему не скрывал своих намерений и не юлил. И это удивляло. Отчего же появилась симпатия к блондину, такая же, как к Мисато? Синдзи не мог понять. Может быть, Нагиса умеет расположить к себе людей? Даже несмотря на всю свою странность. Кроме того, Синдзи, благодаря некоторым музыкальным познаниям, отметил про себя: Нагиса говорит таким тёплым тембром, что сложно отмахнуться. Словно он подстраивается под собеседника и подбирает высоту голоса, скорость разговора и чёткость выговаривания тех или иных слов. И совсем не имело значения, что он говорит, какую чушь, — ему достаточно открыть рот, чтобы заворожить слушателя. В итоге его слова влетают не в уши, а прямо в душу. Но даже понимая это, Синдзи сложно было оторваться от странного одноклассника.
— Вряд ли смогу тебе помочь, я с Аянами очень редко общаюсь.
— Прискорбно.
И всё же почему он так за ней носится, если ему уже дали от ворот поворот? Неужели безответные чувства у Каору всё ещё теплятся? Синдзи решил спросить в лоб, заодно проверив, насколько Нагиса готов быть откровенным:
— Ты в неё влюблён? — Икари покраснел, хотя старался не подавать вида.
— Люблю, — незамедлительно ответил Нагиса, не меняя выражения лица, — как тебя...
У Синдзи чуть челюсть не отвалилась, но тот продолжил:
— ...как и всех остальных. Я люблю людей, сильно. И мне больно смотреть на эту эпоху.
— Вот это неожиданно, — промямлил пилот. — Тогда почему ты так к Аянами неровно дышишь, раз тебе милы все вокруг?
Нагиса взглянул в глаза Икари:
— Аянами ведома тенью, во власти которой многое, — произнёс скороговоркой себе под нос блондин с улыбкой на лице, но с грустью в глазах. Словно фразу и мимику выучивал перед зеркалом, — и она может повлиять на эту тень.
Синдзи впал в ступор.
— Знаешь, юмор у тебя так себе.
Но Каору продолжал внимательно всматриваться в своего собеседника, давая понять, что он не шутит. Пилот задумался: единственный, кто у него ассоциируется с «тенью», так это его собственный отец. О нём постоянно перешёптывались работники или упоминали как истину в последней инстанции в том или ином споре. Но сколько юноша ни посещал Геофронт в целом и штаб в частности — он ни разу не видел своего отца. Тот словно из тени командовал.
От одного только упоминания Икари Гендо внутри Синдзи нарастало чувство негодования. Эмоции захлестнули разум: «Если кто и мог подействовать на отца, то этого человека уже давно нет в живых! А тут этот блондинистый красавчик, который вообще ничего не знает, уверяет, что бедная девушка может к чему-то склонить самого Икари Гендо. Ну конечно, как только снег в Японии выпадет!»
— С чего у тебя такая уверенность? Оттого, что пилотируем гигантскую ходячую хрень? — внутри Синдзи забурлило. Он почувствовал, что ему надо высказаться, ибо если его собеседник считает, что от них хоть что-то зависит, то глубоко ошибается. — Да нами распоряжаются как вещью. Всем вообще пофиг на нас. Когда я в первый раз увидел Аянами, она вся была изранена, и они ещё хотели её отправить в бой, на верную смерть, даже зная об этом!
— И тут появился ты?
— Да, чёрт возьми! Так получилось, чисто случайно. Потому что в Нагое... там... — в горле Икари образовался комок.
— Что-то заставило тебя уйти, — понимающе кивнул Каору.
— В общем, в Нагое меня больше ничего не держало. И вот я оказался здесь, прямо во время первого нападения Ангела. И вместо Аянами посадили меня. Я там чуть коньки не откинул, поэтому мне страшно представить, что бы случилось с ней! А в последнем бою...
Синдзи прервался, запыхавшись. Сердце колотилось, глаза были готовы вот-вот заслезиться, а в горле пересохло.
— Прискорбно, — протянул Каору, — загубить невинную душу...
— Да, очень. Они меня называют героем, тогда как в карманах дырка от бублика, — он вывернул их для пущей убедительности, и оттуда вывалились несколько монет да парочка купюр. — И где мои комиссионные за все пережитые страдания? Вот как они к нам относятся. А ты говоришь, в её власти чего-то там изменить. Да нас вообще в грош не ставят!
— Ты думаешь, сильнее всех страдаешь? В сравнении с некоторыми обездоленными, здесь люди живут, можно сказать, припеваючи. И это касается тебя и Аянами.
Синдзи уже слишком устал, чтобы возразить. А возразить ему было что.
— Я не могу себе представить, что такое пилотировать ту машину и сражаться с теми, кого вы зовёте Ангелами. Судя по тебе, наверное, очень больно, — он пристальнее взглянул в измождённое лицо Икари, — но я уверен, что это не идёт ни в какое сравнение с адом на Земле, в котором постоянно живут люди без крыши над головой. Потому что их изгнали из родного дома, украли заслуженное будущее и всякий смысл жизни, а что самое худшее — истерзали и искалечили души. И каждый дарованный день проводят как последний. А таких сотни миллионов по всему миру. Это, — он как бы обхватил руками весь мир, — несправедливость текущей эпохи, и виновных уже не найдёшь. Ведь всему причиной то, что люди потеряли свой свет, — Нагиса приложил левую руку сначала к своей груди, потом к Икари. — Вот что я бы хотел исправить — вернуть свет во тьму.
