Неожиданно землю под духовником ощутимо тряхнуло, и запоздалым импульсом пронёсся звук оглушающего взрыва, всколыхнувшего лес и обрушившего несчастное сердце в пятки. Откат сперва рванулся следом, но отчего-то завернул вбок, уходя подлеском вдоль дороги. Побелевшая от страха девушка яростно прикусила руку, чтобы не заголосить от шока, когда миролюбивые путники, подобно гончим псам, подскочили на своих местах, сделав профессиональную стойку и ощетинившись появившимся, казалось, из неоткуда оружием. Все моментально побросали свои занятия, будто выскочили из слишком тесной кожи, даже на лицах голодных "близнецов" не было и следа былой дурашливости и легкомыслия.
— Всё помните? — приглушённым голосом уточнил огненный чародей, став каким-то особенно страшным и едва ли не звероподобным. — Тогда быстро, быстро!
И они действительно быстро рванули вслед за откатом, бесшумно скрываясь тенями в желании настигнуть и разорвать (на взгляд Яританны) породившего столь мощное заклятье.
"Кто бы там ни был, спасибо! — беззвучно вознесла молитву своим невидимым защитникам юная Чаронит, с трудом найдя в себе силы выдохнуть. — Мотаться, вскорости мотаться!"
Чрезвычайно бравая и расторопная, по собственным ощущениям, Яританна Чаронит тоже вскочила на ноги. Быть может, её стойка не была столь профессиональной и эффектной, как у таинственных мужчин, но страх, адреналин и паника здорово подкорректировали её, прибавив чёткости и стати. Правду, после принятия необходимой для срочного бега позы Танка так и не сдвинулась с места, поскольку с запозданием осознала, что всё ещё не знает ни местоположения их стоянки, ни даже примерного направления для бега. Рассеянно оглядев окрестности, девушка уже серьёзно собралась придаться отчаянью, как её ищущий взгляд неожиданно натолкнулся на только начавшие подгорать шашлыки.
"Отчаиваться — так сытой!" — здраво рассудила духовник, опрометью бросаясь к забытому костру и жадно впиваясь зубами в первый попавшийся кусок мяса.
Горячий, обжигающий жир стекал по подбородку и радостно шипел, капая в костёр. Ароматная, пропитавшаяся красным вином, специями и кедровым маслом свинина, а может, и говядина (особым гурманом Танка не была) просто таяла во рту, даже будучи сыроватой и местами обгорелой. Желудок с восторженным урчанием принимал в себя большие, непрожёванные куски мяса, подсохший над жаром хлеб и (о ужас) овощи. Раскалённые шампуры обжигали нежные руки, не прекращая пиршества оголодавшей чародейки. Девушка блаженно щурилась, тяжело дышала и едва ли не мурлыкала от удовольствия, забыв обо всех печалях и треволнениях, опасностях и проблемах. Весь мир такой суетный и мимолётный, полный нелепых терзаний и опасений, для голодной девушки сжался до своей основы основ: жратвы.
— Та-а-а-а-ан!!! — истерично донеслось из глубины леса, нарушая идиллическое умиротворение и высокохудожественный чавк.
Лишившись очарования момента, духовник быстро вернула себе утраченные в гастрономическом помутнении рассудка расчётливость и прозорливость. Со всей возможной расторопностью, здорово стимулируемой страхом перед незнакомцами, девушка принялась наводить погром в имитации нашествия стада медведей. Кое-как закидав костёр землёй и от души попинав чужие сумки, Танка похватала оставшееся мясо, небрежно завернув в первую попавшуюся рубашку, бросилась к так удобно кричащей травнице. Сейчас девушке казалось, что одной из наилучших черт её боевой подруги и бессменной товарки со времён ученичества является громкий голос и маниакальное упрямство. Если раньше не менее волевую и упёртую Чаронит, что раннее сиротство научило не только командовать, но и исподволь любить это незамысловатое дело, порядком раздражали упрямство подруги и воистину баранья настойчивость в желании во всём быть исключительно самостоятельно, то сейчас эти черты, порождавшие высшей степени неблагоразумные вопли, её чрезвычайно обнадёживали. Знать, что тебя ТАК ищут, даже весьма циничной по своей натуре духовнику было приятно.
Несколько раз Яританна Чаронит порывалась вернуться назад, чтобы не оставлять на произвол судьбы такой замечательный горячий котелок с не менее чарующей похлёбкой. Соблазн забрать его или хотя бы перевернуть в назидание потенциальному врагу был настолько велик, что возвращаться на выбранный курс приходилось буквально силой. Всё же риск не найти потом дорогу к спутникам был куда существеннее.
— Та-анка-а-а-а, — уже значительно глуше с заметной хрипотцой от перенапряжения связок голосила Алеандр, напуганная перспективой остаться в незнакомом лесу с незнакомым мужчиной и двумя сумками награбленного золота. — Быстро выходи, сфагнум тебе в дягиль! Я сейчас очень сильно разозлюсь! Разозлюсь сильнее, чем в тот раз, когда мне Жолка два конспекта в кислоте растворила!!! Немедленно выходи!!! Не оставляй меня одну с этим упырякой!!!
Названный упырякой парень печально сидел на краю воронки, горестно подперев заплывшую щёку кулаком, и признаков активности не проявлял. Единственная репа-тыква, на которую возлагались такие надежды, теперь грела его босые пятки своим вывернутым обугленным нутром. Беспокойно нарезающая вокруг него круги девушка лишь дополняла картину полнейшего упадка и декаданса. На попытки привлечь вора к совместному зову блудной дочери, тот отвечал лишь тяжёлыми, полными укора и бессилия вздохами, да изредка швырялся в агитаторшу ошмётками погибшего обеда. Эл от снарядов уворачивалась с завидной энергичностью, но одной идти прочёсывать лес всё же побаивалась. Поэтому появление нового участника драмы встретили неоднозначно.
— О, блондиночка! — без особого энтузиазма Виль махнул рукой в непонятном знаке не то приветствия, не то храмового благословления. — Выползла, душелюбка?
— Танка! — обрадовалась травница, но подходить не решилась, всё же нежить бывает коварной, а нежить из Чаронит ещё и очень мстительной. — Тебя не расплющило!?! Э-э-э, хорошо, конечно. Только где ты была?
— Где я была, там ничего уже нет!?! — оголила клычки в плотоядной улыбке Яританна, медленно приподнимая полу рубашки.
Аромат жареного мяса, не сразу распознаваемый, сквозь крепкий запах гари, витавший над местом демонстрации, сразу же усилился, располагая к себе сильнее сердечных заверений в собственной чистоте и клятв Триликому.
— Кормилица!!! — в притворном уничижении завопил Виль и с жаром профессионального побирушки бухнулся опешившей девушке в ноги, не забыв при этом схватить порцию побольше. — Не отравила случаем?
— Не успела — добавь по вкусу! — рассерженно фыркнула девушка, отскакивая от загребущих рук, тянущихся ко второй порции.
Обедали быстро и тихо. Напряжённое молчание, висевшее над местом вынужденного привала, нарушалось лишь монотонной работой челюстей, да позвякиванием освободившихся шампуров. Хотя с предыдущего места остановки компания благополучно ретировалась, инцидент всё ещё довлел над всеми. Алеандр придавалась активному самоедству по поводу собственного импульсивного поведения, которое, хоть и было спровоцировано извне, всё же не слишком высоко характеризовало её выдержанность, благоразумие и добродетельность будущей заведующее кафедры. Виль был непривычно хмур и даже угрюм, насколько это позволял характер вора. Сложно было предположить, что именно твориться в его лохматой, основательно подкопченной голове, но всё же определённая досада из-за того, что приходится принимать чужие подачки, наличествовала. Яританна же больше мучилась из-за оставленного где-то, возле неизвестной дороги, котелка с похлёбкой, но упорно делала вид, что вместе со всеми сурово скорбит по непонятной причине и неизвестным потерям.
— Кстати, Виль, — значительно подобревшая после насыщения Танка протянула вору трофейную рубашку, — тут есть контрабанда. Ты не взыщи, что вся в жире, но всяко лучше твоей срамной жилетки, что даже танцоры в столичных клубах не одевают.
Осторожно, будто ткань могла вспыхнуть в руках, юноша принял запоздалое пожертвование и с выражением крайнего недоумения начал разворачивать ткань. Первой, как ни странно, среагировала Эл, подавившись куском мяса и принявшись яростно кашлять. Духовник бросилась ей на подмогу, но, не умея толком оказывать первую помощь, просто суетилась вокруг, изрядно мешая девушке оклематься самостоятельно. Образовавшуюся суматоху прервал отчаянный вопль вора:
— Ты грабанула ищеек!?!
* * *
* * *
*
* * *
*
* * *
*
* * *
**
Тёмная личность устало привалился к дереву, мечтая не просто опереться — срастись с ним, чтобы снизойти в уровне развития до простейшего аккумулирования энергии, синтеза углеводов и никогда даже не вспоминать о двух дурах, умудрившихся свести на нет все его старания. Мужчина здраво предположил, что, убей он их ещё в Кривске, шансы столкнуться с княжескими ищейками у одного отдельно взятого чародея оказались бы в итоге примерно одинаковыми. Теперь мучиться было немного поздно, хотя милые сердцу фантазии с участием камней, дубин и женских затылков разноображивали его серую действительность.
Чародей осторожно стёр кровь, начавшую сочиться из носа от перенапряжения: больше оттягивать перенаправленную отдачу без снятия собственных блоков было чревато качественным истощением. Любое чародейство без задействования резерва тянуло силы из организма, и полностью довольный некогда своим телом мужчина серьёзно полагал, что к моменту достижения цели будет носить прозвище Коши вполне заслуженно. Он даже представить себе не мог, когда с риском для жизни уводил в сторону обозлённых ищеек, что одна из новоявленных подопечных тут же напорется на других и так бездарно...
Хотя определённый талант, чтобы так вляпываться в неприятности, всё же должен присутствовать. Сложно было представить, как две девицы скудного резерва и сомнительных наклонностей с такими талантами умудрились дожить до своих девятнадцати с полным составом органов и без каторжных татуировок.
"Вот уж кто бы мог подумать! — беззвучно возмущался чародей, пытаясь одной рукой придерживать возле носа тряпицу, чтобы (не приведи Триликий) не мазануть где-нибудь своей кровью, другой — раскрывая на основании собственной перчатки небольшой силовой капкан. — Охотиться на ищеек! Меня в штабе засмеяли, если б осмелились. В следующий раз буду волчью яму на инквизитора копать".
Злобная, какая-то пропитанная смертельной усталостью ирония не слишком помогала от подёргивания в руках и совершенно сумасшедшего желания хихикать, как заправскому сказочному злодею. Желательно при этом швырять молнии и сокрушать горы.
"Стареешь, братец: уже слабоумие подкрадывается", — с тоской подумал чародей, глядя на перепуганную чарами белку, что так и застыла с грибом в зубах.
Небольшая, видимо, не старше года животинка, не мигая, смотрела круглыми остекленевшими до голубоватого оттенка глазами на открытый капкан. По рыжеватой шкурке пробегали волны нервной дрожи, заставляя волоски вставать дыбом, а многообразную членистоногую живность осыпаться дохлой шелухой. Наконец, зверёк отмер, словно очухавшись от транса, и, тряхнув мохнатой головкой, ловко юркнул в дупло.
"Хм, неужто никто так склеп и не запечатал? Как интере-е-есно. Это княжество и без меня рухнет, хотя бы из-за своей бесхозяйственности. Эти старые князья, небось, в гробу все мослы стёрли ворочаясь, от такого упадка своих кровных вотчин".
Низкий с лёгкой простуженной хрипотцой голос, который имел все шансы превратиться в его самый ужасный кошмар, заорал всего в нескольких шагах, сотрясай кусты и валежник:
— Э-э-эл!!! Ви-и-иль!!! Упырь вам в дядьки!!! Завязывайте кусты орошать!!! Мы такими темпами ночевать в лесу будем!!!
Чародей едва не выругался от наплыва чувств и попытался спешно зарыться в валежник, но вынужден был отступить, помня о расположенной там ловушке. Взгляд загнанного в угол мужчины судорожно метался по лесу в поисках мало-мальски пригодного укрытия, приятным показалось даже беличье дупло. Он даже подумывал о призыве стихии, но шаги девушки стали отдаляться: видимо, она нашла то, что искала.
* * *
* * *
*
* * *
*
* * *
*
* * *
**
Мутноватое бурое варево, покрытое тонкой, словно мыльной плёнкой, что переливалась на солнце всеми цветами радуги, бодро, даже подозрительно радостно бурлило в старом остродонном чугунке, реквизированном из хозяйских запасов. Тонкий, слегка горьковатый аромат, настойчиво пробивающийся сквозь потоки пляшущего на сквозняке дыма, поднимался от поверхности, маня лёгкими нотками розмарина и вероломно дразня аппетит. Сам вид смеси, напротив, мог заменить лучшую из диет, моментально отбивая любые поползновения к поглощению пищи, особенно в момент всплытия отдельных ингредиентов вроде плотных тараканьих панцирей и кусочков окаменевшего жира. Крепясь к кованой подставке, чугунок слегка раскачивался под мерными ударами тяжёлой деревянной ложки. Конечно, здесь бы лучше использовать другую: длинную со специальной, лихо закрученной желобками ручкой, по которой так удобно было вливать жидкие составляющие, и мягкой подкладкой из особого материала, что не обжигал рук. Только за неимением специального инвентаря приходилось довольствоваться скромной заменой. На качество конечного продукта существенного влияния недостаток приспособлений не оказывал, но значительно уменьшал удовольствие от самого процесса.
В первое время процесс действительно приносил удовольствие и порядком увлекал особенно, когда местные мальчишки, любопытные, как все дети, старались втиснуть свои лохматые головы в щели забора или проскользнуть мимо бдительной старушки, самовольно вызвавшейся на роль охранницы. Были и особые ловкачи, что в желании превзойти дружков, да показать всем собственную удаль умудрялись протискиваться в щели, пролазить в дом и даже свешиваться с деревьев целыми гроздьями хитрых измазанных мордашек. То и дело над чугунком, словно из неоткуда, появлялась детская пронырливая ручонка с зажатым пером, корнем, а то и дохлой крысой, грозя опасно усовершенствовать медленно кипящий состав. За руки ловили, в дома возвращали, с деревьев стягивали, особо прытким даже выпадала привилегия получить персонального пенделя от господ чародеев. Интерес детворы постепенно угасал, сменяясь праздным любопытством, которое, впрочем, заглохло, стоило в другом дворе начаться родам у кошки.
Без постоянного надзора пронырливой малышни следить за составом стало совсем неинтересно и даже утомительно. Солнышко, щедро припекавшее макушки и раздающее окружающим предметам сочные золотистые, только начинающие наливаться брусничными бликами оттенки, наполняло тело вялой размеренной негой. Аромат раструшенного по небольшому подворью сена, которое для лучшего эффекта перекладывали чабрецом и полынью, дурманил голову почище звёздной пыли. Где-то в глубине дома натужно пел забытый уловитель, настроенный хозяйкой на ту нить чародейской паутины, что всегда щедро транслирует нескончаемые романсы да заунывные народные пения, здорово отдающие ностальгией по Царству и такому забитому, нищему и удивительно уютному однообразию отцензуренной стабильности. Большой хозяйский пёс, неухоженный, желтозубый и печально-добродушный с завидной периодичностью зевал из-под крыльца, следя своими подслеповатыми глазами за беспределом на вверенном ему участке. Глядя на его блаженную кудлатую морду, Яританна, оставленная, ввиду совершенной бытовой непригодности, бдить за варевом, отчаянно пыталась не заснуть, плюхнувшись головой в столь малопривлекательную жижу. Прецеденты засыпания стоя, сидя и даже едя на метле у неё были, так что волновалась девушка небезосновательно.