Ролевик: Рунолог. Мелочь пузатая

— Отдохни, — Дерек любезно пододвинул одно. — Потом поговорим.

Присел в другое и создал столик с напитками.

— Я, видишь ли, тоже люблю красоту и удобство, — кивнул мне, откупоривая бутылку и разливая по бокалам вино, темное и густое, как венозная кровь. — Мне понравился ваш зал совещаний, этакий альвийский модерн.

— Скорее, альвийский хайтек.

— Да, вэль Ант его так и называет. Но ведь автор оформления — арсэ Анвэлад. У альвов исключительный вкус, правда? Они даже чужие идеи воруют элегантно.

— О каком воровстве может идти речь? Межмирового авторского права не существует, да и о ле Корбюзье в Эйде напоминают только панорамные окна верхних башенок и «аквариум» ллири на втором уровне донжона. Не знаю, как на родине Анта, а в нашей параллели Земли это давно стало банальностью.

— Разве я осудил? А насчет параллелей Земли... интересно. Сколько их вообще?

— Без понятия. Сама заглянула, как минимум, в пять, считая ту, откуда выдернули программера. Только их, наверно, гораздо больше.

— Да, Ант изложил свою... гипотезу. Но она принципиально недоказуема.

— Недоказуема или нефальсифицируема?

— А, — махнул рукой. — Давай оставим методологию академикам. Отменное вино. Такое привозят с нагханского побережья, и оно не из плодов, а из древесного сока цфишшты.

— Тут оно из астральной материи и твоих представлений.

— Верно. Но, чтобы иметь представление о вине, надо его как следует распробовать, оценить и запомнить все нюансы вкуса и состояния опьянения. Ты заметила — какой легкий хмель?

— Не с чем сравнивать. Я не любитель экзотических вин и плохо их знаю. Кажется, оно слишком густое и пряное для меня. Да и вообще я кофе люблю. Вот такой банальный робусту, — вытащила из памяти пару трехсотграммовых бадеек с крепчайшим содержимым.

Живой глаз Дерека широко распахнулся, демонстрируя крайнюю степень удивления, он заглянул в свою чашку и принюхался.

— И где ж такое зелье пьют?

Хотела ответить присказкой про «вышли мы все из Средьмаша», но ведь не поймет, опять что-нибудь про шпионов подумает.

— Лучшее средство для вздрючивания мозгов, — говорю. — Три-вэ-триста. Тройной кофе по валькиному рецепту в объеме триста миллилитров. Тей-фре рядом не валялся, хотя сердце нужно иметь здоровое, чтоб «ентот дёгеть» кружками глушить.

— Да, странноватые у вас в параллели напитки, — Дерек поставил кофе на стол, так и не отхлебнув.

А я свой выпила одним долгим глотком: и придуманный кофе — не настоящий, и дышать в астрале не требуется.

— Вообще-то я не затем пришла. Скажи мне, Райван был блондином или седым?

— Вот уж блондином он точно не был.

— Хорошо. А твое посещение Эйде можно считать за подготовку к смерти?

Тот аж вином подавился — хорошо, что в астральном теле не предусмотрено дыхательное горло, если ты, конечно, о нем не вспомнишь, так что все ограничилось прижиманием салфетки к губам.

— На меня готовится покушение?

— Не знаю. Мне Райван приснился и сказал: кой-чего, совершенно не связанное с тобой, сделать не раньше, чем ты будешь готовиться к смерти.

— Ну, присниться могут самые фантастические вещи.

— Он там по теме сна никак не вписывался. Значит, не снился, а пришел. Да и увидела я его беловолосым, но не блондином, как сказано в хрониках, а точно седым, а еще глаза у него были черные и лицо смуглое.

— И ты этого раньше не знала?

— А откуда?

— Действительно. Но ты могла неправильно понять...

— Хм. А еще я слышала пророчество одного сибла, что тебя схавает огромная тварь с фигурой человека и щупальцами кракена. И что магия против него бесполезна.

— И как ты только еще жива? — Дерек покачал головой. — Знать подобные вещи исключительно вредно для здоровья.

— Знать и не сказать тебе — вдвойне опасно. Во-первых, бесполезно уничтожать источник уже переданной информации. А во-вторых, если ты узнаешь, что я знаю, но тебе не говорю, что подумаешь? То-то.

— Поверь, подавляющее большинство придворной сволочи не только промолчало бы, но и порадовалось этому пророчеству.

— Они тупые. Поверь, мне, да и большинству разумных существ Ирайи гораздо выгоднее, если ты будешь живым и полностью дееспособным. Кроме того, я тебе тоже нужна, а всяким ктулхам? Если магия на того монстра не действует... а я, вообще-то, из немагического мира и из оборонки.

— Если твой кракен — бог, архидемон или очень сильный маг, его не убьешь и ядерной бомбой. Но я подумаю над твоим предложением. Не забывай, что мы можем вызвать его и сами, нечаянно, тем, что готовимся дать отпор. Мысль материальна. Так что лучше, если ты пореже будешь об этом вспоминать. А уж я как-нибудь разберусь. Да, кстати... я одобрил создание второй экспериментальной установки для регенерации утраченных органов и конечностей, так что через полгода ждем твоего ученика... как его звать?

— Топор.

— Да, забавно... так вот, ждем твоего Топу в лаборатории целительства Энсторской Академии.

— Благодарю... Неудобно тебя еще и об этом просить, но все же... не мешай моим ребятам обучать население самообороне, и, если возможно, легализуй использование стрел с руной и глифа «приманки».

— Братцы-кузнецы, что ли? Так и просить не надо, это у них спецсредства, для магов не более опасные, нежели стихийный файерболл. Одобряю. Но под твою ответственность: народ не мутить.

— В смысле?

— Поведение нашего наблюдателя в Мшане должно быть забыто. Полезней для здоровья, знаешь ли. При ментальной корректировке памяти даже лучшими специалистами всегда есть опасность повреждения рассудка.

— Забудут, не вопрос.

— Хорошо. Надеюсь, наше взаимопонимание и дальше не ухудшится.

— Я тоже надеюсь. Счастливо оставаться, — махнула рукой и вывалилась в неосознанное сновидение. А поутру почему-то вспомнила фразу из мемуаров Армана де Коленкура: «слава Наполеона, как непобедимого полководца, произошла от того, что помнить о его поражениях было опасно для жизни». Не дословно, но смысл именно такой.

До утра я еще успела подремать, тем более что Увах, наконец-то, отладил саморегуляцию влажности и температуры внутри силового доспеха. Теперь она зависела не от заранее заданных параметров, а от моих собственных ощущений и пожеланий, причем в определенном интервале температур, так что, например, заморозить себя до смерти я бы без слома этой системы не смогла. Как благоразумно, однако! А Топа с себя одеяло сбросил. Так что моя сложная функциональность проиграла его простоте вчистую. Ну, это пока мы в теплом доме...

Утро началось со звяканья посуды, аромата растапливаемой плиты и резкого сквозняка чисто пореалового происхождения — дверь в сени распахнули и забыли закрыть. Занавеску, отделяющую нашу импровизированную кровать от кухни, Мила задернула, когда я спала, а отодвигать неохота, и я прислушалась. Кто-то там возился с одеждой и обтрясал с обуви снег. Наконец, вошло трое: две девушки и мужчина, и дверь прикрыли. Знакомые голоса — вэль Римин с ученицами. Тихонько поднялась и села на лавке. Топа приоткрыл глаза.

— Утро?

— Ага. Как ты?

— Жив, как ни странно... — приподнялся на локтях, осмотрелся, хмыкнул. — И отлить надо. Как бы так исхитриться...

— Да не вопрос, сейчас выйдем.

— Выйдем?

— Ага. Левитацию никто не отменял. Вчера весь день ею пользовалась, чтобы твой вес скомпенсировать. Стаскаю тебя в отхожее место, только при мне все это делать придется. А мне — при тебе, кстати, — посмотрела на его округлившиеся глаза и улыбнулась. — Не очень удобно, понимаю. Но это в первый и последний раз, если сегодня к источнику подключишься. Вон, вэль Римин пришел — подстрахует, когда канал уберу.

Пока мы разбирались с насущными житейскими вопросами, Мила угощала целителей жутко вредными и страшно вкусными свежеподжаренными пирожками, с которых горячее масло разве что не текло. А потом Татин с Илгой в четыре руки мастерили над плитой нейтрализатор дыма — простенькое плетение вроде утилизатора в помойном ведре. Единственная сложность — цеплять тут его не на что, а без материального якоря оно недолговечно. Под конец «мудрый учитель» порылся в сумке, достал плоский штампованный гвоздь и загнал в стену.

— Если бы вы знали, сколько странных вещей приходится постоянно носить с собой, — это он мне.

— Почему же? — говорю. — Знаю. Больше десяти лет с целителем-алхимиком на двоих квартиру снимала. И не раз подбирала штукенции, которые у нее и из карманов вываливались.

— Это специфика профессии, — пояснил вэль Римин. — В полевых условиях не отыщешь самых банальных вещей, да что в полевых — во многих домах не найти чистой посуды! Спрашиваешь, в чем заварить сбор, а тебе подсовывают горшок с налипшими остатками вчерашних щей и позавчерашней каши.

Потом он осмотрел Топу, а девушки сделали перевязку.

Закрыл сумку, спрашивает:

— Когда операцию будем делать?

— В ближайшее время — вряд ли, — отвечаю. — Нам пообещали через полгода такую же процедуру, что и герцогу островов.

— А, вы о регенерационной установке? Читал, но, честно говоря, счел газетным враньем. Не подумайте плохого, но там пишут непрофессионалы, вряд ли можно доверять им в нашей области.

— Я ее видела. Первую, в которой сейчас лежит Иллх Оифа. Вторую закончат через полгода. Как раз будет известна ее эффективность.

— О, надеюсь узнать из первых рук. Это действительно интересная тема. Только самые искусные и сильные целители берутся за регенерацию, и даже у них не всегда получается.

— Знаю. Слишком много активных плетений нужно держать длительное время, при этом обеспечивая прямой подвод строительного материала для регенерации. Удачно подвернулся этот ллири, с их кожей проблемы всасывания нет. С человеком, конечно, сложнее, но для Топы это — шанс.

Вэль Римин кивнул, для него обсуждать пока нечего, девочки навострили ушки, а Топа явно повеселел, но лицо сделал каменное, вроде как, разговор его не касается. Его эмоции я, правда, чувствую напрямую, но это уже недолго, пора нашу тесную связь разрывать.

Переключение прошло гладко и относительно быстро. В нужное состояние Топа вошел сразу, оставалось только закрепить его в этой области. Теперь он постоянно в соединении с силой, не как маг, а как волшебные существа вроде фэйри, водяных, леших и русалок. Это имеет свои плюсы и минусы. С одной стороны, призывать силу не надо — она всегда готова включиться в работу, а, с другой, стоит оборвать подключение — парень погибнет. Кроме того, постоянное нахождение в контакте с определенной энергией необратимо меняет характер. Для Топы это пока не столь заметно, он и раньше был любознательным, все-таки, подросток, но теперь любознательность и изобретательность станут определяющими чертами его сущности, и с возрастом не пройдут, а усилятся. Что окажет определенное влияние не только на эту жизнь, но и на все его будущие перерождения.

Вэль Римин после всего этого меня в сторонку отвел и высказал резкое «фи», на что я спросила, а не лучше ли было Топе погибнуть.

— Не знаю, не знаю, — пожевал губами. — Все живое оказывает влияние друг на друга и меняет чужую судьбу. Просто ваше влияние... чересчур сильно, что ли...

— Считаете, лишает выбора, да? А ведь я никого не принуждаю, даже своего ученика. Кстати, Топа сам пожелал дать ученическую клятву, я хотела обойтись без нее.

— Нет, я сейчас не об этом. Можно увлечься... нет, не так. Любое разумное существо, по идее, само делает выбор, но, на самом деле, многое решает его окружение, воспитание, наследственность. А вы со своим влиянием временами сильнее всех этих факторов. Они, во многом, случайны. Вы — нет.

— Хорошо. Чем это грозит моему окружению?

— Оно потеряет себя.

— Себя... А ребенок, который растет под боком у пьяницы, себя не теряет?

— Известно немало случаев, когда дети из неблагополучных семей становились магами, учеными или просто искусными мастерами своего дела. А скольких еще мы не знаем, тех, что прожили трезво и честно, но вполне рядовую жизнь?

Странный разговор. Такое впечатление, что мой собеседник ходит вокруг да около, удаляясь от темы, и это злит. Ответила грубо:

— Не сомневаюсь, что, имея волю и желание, можно остаться тупым и нелюбопытным даже у меня под боком.

— Проблема в том, что у таких личностей воля слаба. К тому же, многие неплохие люди живут, как спят — и счастливы этим. А вы пришли, разбудили, и их потянуло куда-то — а они даже не знают, куда, и они потеряли покой.

— То есть, я нарушила сон... Вы правы — нарушила. На Ирайе вообще не очень-то поспишь. Каждые два тысячелетия «меняется звездное небо» — мы входим в соприкосновение с другими мирами. Слегка «дрейфуют» законы природы, начинают просачиваться неведомые до того существа и сущности. Надо быть к этому готовым, сразу — а не потом. Этого «потома» может не быть, если промедлим.

— Да это-то понятно... Но неужели бодрствовать всем?

— В идеале — да. Но идеалы хороши в мыслях, а не в реальности. Так что, можно обойтись где-то третью, а то и пятой частью населения. Как тут у нас получилось.

— А, вы про Ступы с Приречным и восточную Мшану? Да. У вас потерь почти нет. А мы вчера вечером были в западной части города и у Трясинки. Там погибло больше ста человек, и точное число до сих пор неизвестно. Если бы в какой-то момент твари не повернули к Ламейне, их жертвами стали бы все...

— Если бы они не повернули, мы бы тоже легко не отделались, но шанс выжить был неплохой.

— Да... именно поэтому я вас нисколько не осуждаю. И когда вы спасли, казалось бы, безнадежного... — и замолк. Минута, другая — а он все губами жует.

— Договаривайте же! Что не так? Обещаю, что бы вы мне ни сказали — не обижусь, на дуэль не вызову, мстить вам не буду.

— У нас на руках погиб ребенок с критическими разрывами ауры. Гораздо меньшими, чем у вашего Топы, но столь же смертельными. Когда вырваны четыре сплетения нади, в том числе и сердечное — это приговор. Если бы мои ученицы до того не видели, как вы восстанавливаете эфирное тело своему ученику, они бы восприняли это нормально... так, как положено целителю. Но теперь они просят меня освободить их от ученической клятвы, чтобы принести ее вам.

— И вы не знаете, что делать?

— Да. Тяжело расставаться с теми, кого учил много лет. И потом, вы ведь, по большей части, рунолог. А они — будущие целители. Вы не сможете завершить их образование.

— В общем, мне надо их переубедить, да?

— Вы правильно поняли.

— С этого и надо было начинать!

— Так неужели наш разговор не принес никакой пользы?

— Принес, — говорю. — Зовите ваших учениц, сразу с обеими потолкую.

А что особо толковать? Сказала, что восстановление чужой ауры сделано мной неосознанно, что это лишь результат «особого строения и необычного функционирования эфирного тела», что тема регенерации тонких тел крайне интересная и нужная, но у меня нет возможности ею заниматься, и пусть они напрягают своего учителя. А чего он хотел, чтобы я лишила их надежды и пресекла желание совершенствоваться в профессии? Шиш, не дождется. Тем более что под мое влияние они вчера действительно попали, и не только они, но и вэль Римин скоро ощутит все прелести нечаянного «благословения». Как бы это еще обозвать... «Благословение Вийды»? Нет, сила, хоть и моя, но не только моя, нечего приписывать себе лишнее. Пусть будет «благословением Омелы». Ага, и красивый жест к нему прицепить... только вот одни неприличные в голову лезут. Будет время побездельничать — тогда и додумаю. Кстати, а ведь целитель-то в бутылку лез не только из-за учениц. Начал же не с них, а с того, что дурно принуждать людей... к прогрессу, по сути, принуждать. Почувствовал в себе некое побуждение, которое не смог контролировать, вот и взбесился. А еще я узнала, почему Дерек так настаивал на нашей забывчивости. Из-за той тетки-наблюдателя, вовремя не проинформировавшей Контору (а, может, и проинформировавшей, вполне возможно, что преступное промедление — это очередные «манипуляции плетельщика») много народу погибло. Зато остальные хорошенько перепугались, и за наши методы схватятся всеми конечностями, гарантированно.