| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И ворох ответов, среди которых нет того, что мне бы нравился.
— Трис, не твоё ж это. Ты ж сам это понимаешь. Да и было б на кого работать на мадам работаешь. Давай хоть к демонам, в Новый Дом? Они ж рады будут.
— Что б через век вернуть Империю, а через тысячу править всем Лоскутным Миром? Спасибо, я там уже был. Мне не понравилось.
— А мотаться ручной собачкой по делам мадам, значит, нравится?
— Нет. И платить мадам Жоржет, если честно, не так чтобы платит
— Ради неё, значит.
— Ради неё. Ради тебя. Ради себя. Ради всех нас.
— В семью решил поиграть?
— Нет, пытаюсь вновь стать человеком.
— Трис, какое вновь? То, чем ты был тогда, на поле Последней Битвы, человеком назвать можно только с большой натяжкой.
— Но ведь можно было?..
— Ладно, вернёмся к этому вопросу лет через двадцать-тридцать. Тебя никогда на дольше не хватало.
— Нет, не ладно. Не ладно. Ты так говоришь, будто я не понимаю, что делаю.
— А ты правда, понимаешь, вот реально? Разлом растёт из Бездны пока ещё никто серьёзный вылезти не может, но это только пока. О проекте Город, тоже понятное дело, в курсе? Говорить о том, что Семипечатник окончательно с катушек слетел и готовит Гибель Богов, смысла нет, ты ж сам его видел он невменяем. А Семипечатник не один, с ним Командующий и Летописец. Мудрец этот, мертвец недобитый, оставил
— Прекращай, без тебя знаю я всё.
— И всё ж лучшего времени поиграть в семью ты придумать не мог.
— Всегда были тяжёлые времена, Эйн, всегда.
— А ты, Трис, всегда был Бродягой. Всегда, чтобы там тебе не казалось, чтобы там про себя не думал. Мне оно, знаешь, виднее, у меня ведь в голове твоих комплексов нет.
— Это ты верно сказала, в самую точку. Ты лучше меня, сильнее, умнее, но так, дорогая моя Эйн, и должно быть дитя должно превосходить своего родителя, быть умнее, сильнее, жить лучше, дольше.
— Трис, мы не обо мне говорим, а о тебе, так что давай ты не будешь вот это всё своё начинать тошно слушать.
— Как будто мне не тошно подобные банальности говорить? Думаешь, первая пришла ко мне с таким вот разговором?.. Да и глаза ещё есть сам ведь вижу, что происходит, а что не вижу, о том слышу хватает добрых людей, вести принесут, да и у слухов легка нога
— Пусть не тридцать лет, пусть сто, двести ты-то должен понимать, что когда-то вы с ней расстанетесь и ты вновь станешь тем, кем был, кем всегда был и всегда будешь? Этого не изменить. Только я могу быть с тобой рядом вечно. Я от крови твоей и плоти твоей, от мыслей твоих и желаний твоих. Только я. Я не она.
— Да знаю я, всё давай лучше расскажи, как там у тебя дела и не собираешься ли ты наконец вернуться к нам?
— Это ты или она спрашивает?
— Я. Хенья просила при встрече передать тебе это.
На стол, рядом с амритой, ближе к Эйн, чем ко мне, ложится небольшой мешочек.
Содержимое звякает, выдавая в себе монеты.
Эйн не спешит брать мешочек, и я успевая сделать несколько глотков джина.
— Золотые Старой Империи — оценив содержимое, с некоторым удивлением произнесла моя дочурка, — и как же она столько заработать смогла? Уж не с помощью ли мадам Жоржет?
— Не без помощи.
— И тебя это устраивает?
— Нет, но иного пути я пока не вижу. Мне нужна передышка время подумать понять, где моё место в этом Мире
— И что она в тебе нашла? Вот я бы поняла, если бы вы встретились, когда ты строил Империю, или когда воевал на Кровавом мире
— Ей просто не повезло.
— Не повезло это ещё слабо сказано. Так что ты б поскорее передал амриту, а то с её удачей как бы поздно уже не было.
— Передам, только пить она не будет.
Не нужно оно ей.
Безымянка вон оставила пустую книгу из Хранилища Запрещённых Книг прикоснись, кровью имя напиши, и бессмертие твоё, чтобы не случилось вернешься, пока цела книга та.
Большая Мать тоже в стороне не стала стоять даровала толику своего могущества, которой с лихвой хватило бы на то, чтобы стать богиней.
А Сатана-шутник, как прознал о Хенье, так кровь народа теней прислал, три бочки искупайся и забудешь о смерти.
Я тоже кое-что разыскал только без толку всё это.
Не нужно оно Хенье.
Ей и так хорошо.
Гори оно!
Может, не будь я тогда пьян, не будь так сосредоточен на себе, вспомнил бы как Клэ рассказывала о команде новичков, которая взялась за крупное дело, да то ли что-то не учла, то ли силы свои переоценила, то ли вообще карта не так легла, в общем, сгинула та команда, но не вся, один только боец выжил, ну как выжил за его голову корпораты солидную награду назначили. Правильные наёмники, за такое дело, конечно, не возьмутся, потом ведь руки никто из своих не подаст, но ведь отморозков и беспредельщиков хватает, да и охотники за головами не дремлют, частные военный корпорации, псы корпоративные, опять же всегда готовы свой хлеб отработать.
Не вспомнил бы это, так хотя бы поинтересовался у Эйн, как ей, демону, живётся здесь, в Вилле-де-Ньют, ведь магии тут почитай и нет, а значит, нет и тех сил, на которые моя дочурка привыкла полагаться.
Оно ведь потому меня сюда и отправила мадам стабильный проход в бордель её штатные специалисты третий месяц открыть не могут, пришлось мне огород городить.
Вроде работает.
Сейчас вон тестируют.
Они там, на верхних уровнях, тестируют, а я тут, на нижних, коротаю время, слушая чужие сказки, улыбаясь тому, как многие за истину часто выдают, да и никак не реже принимают, давно забытые мной глупости.
Межреальность. Бордель Мадам Жоржет. 2997 год после Падения Небес.
Ты можешь миллионы раз прокрутить в голове разговор, уткнувшись во множество тупиков, логических противоречий, или же придя к концовкам столь глупым и нереалистичным, что сама мысль, что ты мог к ним прийти, ничего, кроме смеха, у тебя и не вызовет.
Тебе под силу представить встречу в тысячах разных мест, с бесконечным множеством вводных, на основе которых ты разыграешь у себя в голове все те разговоры.
Ты всё это можешь, если у тебя, конечно есть достаточно времени, да и разговор действительно серьёзный, тот на который не жаль потратить всю эту пропасть мысленных усилий.
Ты можешь всё это, и всё равно окажешься не готов.
Так устроен этот Мир.
Или, может быть, я так устроен.
Глупый Бродяга, которому когда-то довелось убить Бога Сотворённого, и которого тот предупредил:
— Лучше нам больше не встречаться. Никогда.
Межреальность. Город. Орочьи Болота. 2998 год после Падения Небес.
Я уже ходил этой дорогой.
Дорогой к собственной неминуемой гибели.
Понимал, куда иду, чем всё закончится, но всё равно шёл.
Были ведь нормальные возможности поговорить, у Бездны, потом в борделе.
Так нет же
И обвинить бы во всём Его, так и я хорош.
Теперь вот иду.
Поговорить нам надо.
Очень надо.
С Ним я не слажу.
Надо договариваться.
Идти на любые условия, любые уступки лишь бы Он позволил мне осуществить задуманное.
Надо было раньше поговорить было ведь столько возможностей да, затянул я с этим разговором
Но ничего, иду уже.
Тут вроде не далеко до дома, в котором Он с Караваном обитает.
Быстрей бы тот дом показался, а то тошно думать, понимать, что в очередной раз я сам виноват во всех своих проблемах.
Межреальность. Бордель Мадам Жоржет. 3009 год после Падения Небес.
Не сам пойду, по собственной воле, — Он вызвал.
Письмом.
Вон оно лежит.
Два слова на листе Он ждёт.
Даже не удосужился сам написать, бросил, походя кому-то из Каравана, они эти слова и записали, доставили.
Он ждёт, и я явлюсь к Нему.
Давно уже нужно было нам встретиться, переговорить.
Межреальность. Город. Орочьи Болота. 3012 год после Падения Небес.
Тринитас стоял в каких-то десяти-двенадцати шагах от меня.
Выше на самую малость, старше на капельку, в костюме на столько дорогом, что я даже в мыслях никогда не представлял, что на мне когда-нибудь такой будет.
Идеал мужчины, сама мысль о достижении которого кажется даже не безумием кощунством.
— Вот и свиделись вновь, Богоубийца. спокойно улыбнулся мне Он. Давай хоть в этот раз для начала попробуем поговорить — Он замялся, подыскивая слова, а потом произнёс, — поговорить, как люди.
Моё давай прозвучало глупо, вторично и не нужно.
— Здесь недалеко есть одно прекрасное заведение. Хозяина его ты должен помнить
— Тут поговорим. скорее извиняясь, чем высказывая своё мнение произнёс я.
Межреальность. Бордель Мадам Жоржет. 3014 год после Падения Небес.
— В общем-то неплохо. в который раз я повторил свою мысль.
Вроде бы удалось утроить всё наилучшим образом все получают пусть не то, что прям хотели, но всё же лучше, чем ничего.
И самое главное самое главное Он согласен.
Жду — одно слово на листе, что мне доставили утром.
Ждёт.
Это хорошо.
Это значит, всё было сделано правильно.
Межреальность. Город. Орочьи Болота. 3016 год после Падения Небес.
— Тебе этого никогда не простят. смотря на творение рук моих, шипит одна из Каравана.
Хотелось что-то ответить, огрызнуться, угрожать или хотя бы соврать что-то хотелось ответить хоть что-то, но сил на это уже не было.
Межреальность. Бордель Мадам Жоржет. 3018 год после Падения Небес.
Наверное, и хорошо, что в этот раз я никуда лезть не стал лучшего будущего, чем написал Тринитас в своих Записках о грядущем, Лоскутному Миру никто бы дать не смог.
Дом ста дверей. Год 3012 после Падения Небес.
Я умею и люблю готовить.
Первое просто за почти три тысячелетия прошедших с моего пробуждения на Расте, я научился вещам куда более сложным и куда менее приятным.
Второе куда сложнее прожитые годы без жалости стирают из памяти былые привычки и чувства, обращают некогда любимое дело в рутину.
Я часто питался отбросами, голодал, даже умирал от голода, но я также наслаждался и блюдами, которые не то что величайшие правители Мира сего позволить себе не могли, богам те яства не всегда были доступны в тех количествах, что довелось отведать мне.
Первое просто бродячий образ жизни, что вёл я до недавних пор, меняет представление о съедобном, заставляя считать таковым всё, что можно запихать себе в рот и после этого не умереть.
Второе куда сложнее но это лишь на первый взгляд. Странствуя, попадаешь в места, где щепотка травы, которой в ином мире лишь нищие приправляют свою баланду, стоит доброго коня. В чащах попадаются ключи, вода из которых лечит любые раны, пьянит сильнее иного хмельного, подаётся та вода лишь на коронации нового правителя или продаётся по каплям на аукционах, куда лишь магов пускают. Прибрежные отмели, непролазные горы, выжженные пустыни и пронизанные ветрами степи всё они дарили мне нечто, что для них было ничего не стоящей безделицей, и сокровищем для других. Я просто путешествовал достаточно долго, вот и заметил это.
Мне доводилось ночевать под открытым небом, давясь собственным кашлём шагать под дождём, который мог лить неделями, но и опочивальни сильных Мира сего не раз были моим пристанищем.
Первое просто Дорога редко балует своих многочисленных пасынков хорошей погодой и крышей над головой.
Второе куда сложнее если, конечно, не брать те случаи, когда в опочивальни благородных господ бродяги, вроде меня, попадали в роли живых игрушек, истерзанные тела которых утром выкидывались прислугой на городской свалке. Сложнее, но если в запасе есть время и знания, которых нет у других, то может так случится, что вчерашний бродяга может оказаться лицом куда более влиятельным и могущественным, чем даже сам император.
Я убивал и был убит множество раз.
Первое, как и второе просто, ведь и для первого, и для второго, бывает так, и делать-то ничего не нужно. Нужно просто ни во что не вмешиваться.
Первое, как и второе сложнее, чем может подуматься, и дело тут не в чисто материальных проблемах, вроде, убийства молодого голодного вампира бродягой, которому тот заступил дорогу, или поисков в тихой глубинке того, кто согласится задаром прирезать человека. Дело тут в том, что и после первого, и после второго нужно ещё суметь остаться самим собой.
В последнее время я всё чаще оглядываюсь на себя-прошлого, листаю рукопись, которой не хватает ещё много глав для завершения, задаюсь вопросами, что задавался когда-то и, отвечая на них, пытаюсь убедить себя в том, что я не перестал быть собой, я просто повзрослел.
— Пошёл бы куда, хоть в бордель свой, к дурам этим смешливым, а то от твоей кислой рожи тесто опадёт. вырвало меня из размышлений гневное восклицание Хеньи.
Тесто дело святое. Размышления ещё неизвестно куда выведут и выведут ли вообще, а вот подзатыльник другой, недовольный взгляд и обвинения во всех смертных грехах, если хлеб не поднимается, мне точно гарантированы.
— Пошёл бы, если бы одна лохматая и подозрительная сверх всякой меры особа не обещала откусить задницу любой из обитательниц борделя, вздумайся им вертеть этой самой задницей я меня перед носом.
— Но ведь вертят?.. моя подруга даже не обернулась, чтобы проследить за моей реакцией.
С её слухом и нюхом в визуальном наблюдении смысла не было.
— Вертят. простой ответ год за годом вызывал у меня один и тот же прилив гордости. Ох, вертят.
— Я бы тоже вертела. Мытый, бритый, сытый да прилично одетый посмотрели бы они на тебя лет двести-триста назад, когда ты бродяжил по дорогам Мира — Хенья никогда и не скрывала, что считает мою популярность среди представительниц слабого пола, своей, а не моей заслугой.
Хотел в ответ напомнить, мол, помнится мне, некая вервольф хвостом вертела и перед лохматым мной, да смолчал, вспомнив, что тут же услышу, как любила она в детстве всяким убогим тварям помогать, то оленёнка домой притащит, то ёжика-ужика какого, то наглого вервольфа, который если, что и умел делать лучше иных, так выводить из себя Царицу.
Указывать на то, что лет двести-триста назад не было тех, кто нынче задом-то передо мной вертит, тоже не стал. Не живут они столько. Двадцать девять лет вот и весь срок жизни дочерей мадам Жоржет. Больше, чем иным выпадает. Меньше, чем многим из них хотелось бы.
— Что-то ты надолго замолчал гадость какую хотел сказать да передумал? безошибочно определила ход размышлений моя подруга.
Мысли Хенья точно не умела читать, соответствующими артефактами и заклинаниями не владела, а всё ж местами, казалось мне, владеет телепатией она не хуже Безымянки.
— Если кто о ком и говорит гадости, так это некая необразованная и невоспитанная вервольф по какой-то невыявленной до сих пор причине, считающая меня-любимого своей собственностью, о которой только и можно, что гадости всякие говорить.
— Твоё счастье, что я от плиты отойти не могу, и Эйн рядом нет, а то б получил ты заслуженный тычок в живот.
Тычок, значит? А ведь недавно, вроде за это же полагался мне подзатыльник. Что хочет, то и творит. И ничего ведь не возразишь: сделает вид, что обиделась, а Эйн увидев это, опять начнёт слухи разные в борделе распускать, и тоже вид делать, что обиделась, причем и на меня, и на Хенью одновременно.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
