Арнольд поздоровался с небольшой группой завсегдатаев "У Клинта" и придвинул стул к Флойду Рикетту, который расправлялся с сэндвичем с беконом. Флойд был высоким, седовласым, остроносым, худощавым, в хорошо отутюженной почтовой форме. У него были твердые убеждения и непоколебимое чувство важности своего времени. Перейдем к сути, как он любил повторять, оттопыривая три средних пальца правой руки. Флойд много чего успевал: он встревал в разговоры, пробивался сквозь политическую оппозицию в клубе (где он работал секретарем по записи), проталкивался сквозь очереди и толпы. Жизнь коротка. Нельзя терять ни минуты. Перейдем к сути. В почтовом отделении он специализировался на решении проблем, возникающих у обычных людей. Флойд не терпел небрежной упаковки, неразборчивого почерка или неправильного указания почтового индекса.
— Выглядишь расстроенным, — сказал он, обращаясь к Арнольду.
Арнольд сел и покачал головой. — Я в порядке.
— Я так не думаю. — Укол. — У тебя плохой цвет лица. — Укол. — И ты избегаешь зрительного контакта. — Порез.
Арнольд тут же попытался заглянуть ему прямо в глаза. Но было уже слишком поздно. — Вчера со мной произошло кое-что странное.
Вот она, суть. — Что? — Флойд с интересом наклонился вперед. Странные происшествия, особенно такого рода, которые могли лишить самообладания столь солидного гражданина, как Арнольд Уитэкер, были редкостью в Форт-Мокси.
— Я даже не знаю, как это объяснить. — Арнольд поднял глаза, когда подошла Эгги, чтобы принять его заказ. Когда она ушла, он повторил свое замечание.
— Давай ближе к делу, — сказал Флойд.
— Вчера я бегал трусцой в лесополосе. Я хожу туда каждый день после закрытия.
Флойд пошевелился.
— Я услышал голос, — сказал Арнольд.
Флойд откусил еще кусочек от своего сэндвича, прожевал и нахмурился, когда больше ничего не последовало. — Сдаюсь, — сказал он наконец. — Кто это был?
— Там никого не было.
— Должен же был кто-то быть. За деревом кто-то был.
— Нет.
— Тогда в чем смысл?
— Это был не такой голос, как у тебя или у меня. Я имею в виду, что это вообще был нечеловеческий голос.
Флойд нахмурился. — А какие еще бывают голоса?
— Не знаю.
— Ладно. Что там говорилось?
— Ничего.
— Ничего?
— Только мое имя.
— И это все?
— Да.
Флойд наклонил голову, улыбнулся и допил чай со льдом. — Мне пора, — сказал он. Он понял, что этот разговор не имеет смысла. Не было необходимости тратить на него время. — Послушай, Арнольд, то, что ты слышал, было эхом. Или ветром. Ветер иногда выкидывает забавные штуки. — Он промокнул губы салфеткой. — Может быть, тебе нужно взять несколько выходных?
Арнольд вернулся в магазин и пересмотрел свое решение держаться подальше от лесополосы. Он не мог позволить себе отказаться от того, что ему действительно нравилось делать. Особенно когда ему было нечего объяснить, даже самому себе. К двум часам он решил противостоять тому, что могло скрываться (именно это слово постоянно приходило ему на ум) за деревьями. И плевать на последствия. Но в течение следующего часа подступили силы осторожности и отвоевали позиции.
Он подумывал о том, чтобы пригласить Дина, своего помощника-совместителя, пойти с ним. Но как он объяснит свою просьбу? И в любом случае, парень был в ужасной физической форме и только замедлил бы его, если бы возникла необходимость быстро уйти.
К концу рабочего дня он несколько раз менял свое решение и в конце концов остановился на компромиссе: он будет держаться подальше от деревьев, но будет подбегать к ним как можно ближе, оставаясь при этом снаружи.
Обычно, после того как он запирал дом и переодевался в спортивный костюм, он ехал и парковался у Исторического центра, затем бежал обратно по Баннистер-авеню через весь город и добегал до дорожки для бега трусцой на западной стороне. Затем следовал по ней вдоль северного периметра Форт-Мокси, минуя место вчерашнего события, и в конце концов оказывался у Исторического центра. Маршрут был длиной около пяти миль. На самом деле он никогда не пробегал такое расстояние, не умел бегать так далеко, поэтому использовал комбинацию бега трусцой и ходьбы. А иногда и вовсе останавливался. На самом деле, он часто так делал. В целом, на прохождение всей дистанции ему может потребоваться от часа с четвертью до двух часов.
Сегодня все было по-другому. Он оставил машину в гараже и направился вдоль Баннистер-авеню, минуя почтовое отделение, банк, бар "Шхуна прерий", супермаркет "У Майка" и видеомагазин Интауна. Но вместо того, чтобы бежать дальше по западной стороне, он повернул на север по Пятой улице, срезая путь по усыпанной листьями территории начальной школы Томаса Джефферсона.
Прямо перед собой, примерно в шести кварталах, он увидел ряд вязов и кленов. Верхушки деревьев качались на свежем ветру прерий. Они выглядели достаточно безобидно. А еще они проникали вглубь: когда Арнольд был мальчишкой, его воображение с восторгом превращало узкую полосу деревьев в густой лес. В детстве Форт-Мокси был скорее редутом, высеченным в огромном лесу, чем одиноким аванпостом в прерии.
Он оставил школу позади, пробежал мимо жилых домов, пекарни и апартаментов "Северная звезда". В двух кварталах от Баннистер-авеню он миновал дом Флойда. Это был безукоризненно ухоженный двухэтажный дом бледно-зеленого цвета с закрытым крыльцом. На просторном, только что расчищенном переднем дворе росли два ясенелистных клена. Листья были собраны в пакеты и выложены вдоль боковой стены. Широкие подстриженные живые изгороди обозначали границы участка. Тщательно подобранные кусты свидетельствовали о почти маниакальном пристрастии владельца к симметрии и порядку. Посреди лужайки лежала сложенная вечерняя газета "Гранд— Форкс Геральд".
Красный "ниссан" Флойда был припаркован на подъездной дорожке. И в дверях появился сам хозяин, помахал Арнольду и вышел, чтобы забрать свою газету.
Арнольд помахал в ответ.
— Осторожно, в лесу что-то есть, — крикнул Флойд, когда Арнольд проходил мимо.
Не стоило ничего говорить. Арнольд слегка ускорил шаг, чувствуя, как горят его щеки.
Теперь он приближался к библиотеке Форт-Мокси.
Библиотека была гордостью города. Налогоплательщики поддержали выпуск займа, архитектор из Бисмарка спроектировал здание так, чтобы оно напоминало греческий храм, а пожертвования в виде книг и денег обеспечивали хорошее финансирование учреждения.
Греческий храм возвышался на вершине холма, окруженного лужайками, которые только начали буреть. Два вяза, флагшток, статуя солдата-кавалериста (сохранившаяся с тех времен, когда город на самом деле был крепостью) и несколько лесных кустов ириса и жимолости создавали ощущение оторванности от внешнего мира. Библиотека находилась в городе, в котором даже не было полицейского. Отчасти это было в Греции, отчасти в 1910 году. Через территорию была проложена дорожка из гальки, вдоль которой стояли зеленые скамейки. Скамейки были заняты подростками или пожилыми жителями, наслаждавшимися последними погожими деньками. А на одной из них, прямо перед храмом, лицом к нему, сидела незнакомая молодая женщина, которую Арнольд никогда раньше не видел. Она была, как он быстро заметил, когда у него перехватило дыхание и он сошел с обочины, женщиной необыкновенной красоты.
Было бы преувеличением сказать, что Арнольду никогда не везло с женщинами. В его жизни было несколько женщин, возможно, с полдюжины, которые переспали с ним, и даже одна или две, которые могли бы пойти с ним к алтарю. Но ни одна из них при свете дня не смогла, так сказать, разжечь его пыл. Женщины, которые могли бы быть способны на это, всегда пугали его, и поэтому они неизбежно оказывались в чьих-то руках, в то время как Арнольд сохранял свое хрупкое эго нетронутым. К своему стыду, он мог бы сказать, что ни одна по-настоящему красивая женщина никогда не отвергала его.
Женщина на скамейке была по-настоящему красива.
У нее были ясные зеленые глаза и русые волосы, подстриженные до плеч. Когда она двигалась, волосы развевались и отражали свет. Черты ее лица были точеными, аристократичными в самом лучшем смысле этого слова, излучавшими внутреннюю энергию, от которой у Арнольда до опасной отметки подскочило кровяное давление. Выражение ее лица совершенно ясно говорило о том, что она будет неприступной.
На коленях у нее лежала раскрытая книга, а у ног валялся потертый портфель из искусственной кожи. Она была одета в консервативную светло-коричневую блузку и темно-бронзовую юбку.
Излишне говорить, что Арнольду и в голову не пришло бы изменить курс, поздороваться или даже помахать рукой, когда он проходил мимо. Вместо этого он просто продолжал идти, наблюдая, насколько это было возможно, пока не пересек Патчер-стрит и красивая молодая женщина не скрылась из виду за желтым каркасным домом Каза Джохансена.
Пятая улица более или менее заканчивалась, переходила в грунтовку и тянулась вдоль квартала, где в настоящее время строилось несколько домов, и где на самом деле жил только Эл Конвей. Арнольд прошел мимо дома Эла и дошел до конца улицы.
Позади здания был пустой участок, покрытый густой травой и опавшими листьями. Участок постепенно подходил к ветрозащитной лесополосе. Арнольд замедлил шаг, но не остановился. Он гордился тем, что справился со своими страхами. Он спрашивал себя, сомневался ли когда-нибудь в этом, пока пробирался по неровной земле, поднимался по небольшому склону и входил под деревья.
Заявленная цель лесополос — защитить города от ветров, пронизывающих прерии. Прошлой весной поэт, приехавший из Сент-Луиса, чтобы выступить в библиотеке, сказал, что настоящая причина появления лесополос не имеет ничего общего с ветром; людям больно смотреть на всю эту пустоту, простирающуюся до самого горизонта, поэтому они возводят вокруг себя стены. Арнольд предположил, что поэт никогда не бывал в Форт-Мокси зимой.
В узкой полосе леса было очень тихо.
Он перешел на шаг. Ветер мягко колыхал верхние ветви, на которые падал солнечный свет. Его страхи рассеялись: лес казался спокойным и безоблачным. Вчерашнее происшествие казалось нереальным и очень далеким. Эти деревья принадлежали ему. Среди них не было ничего пугающего.
Он ускорил шаг. Слева показалась беговая дорожка, и он свернул на нее. Воздух был прохладным и бодрящим, но в нем чувствовались первые признаки долгой грядущей зимы.
Он подумал о том, чтобы окликнуть голос. Бросить ему вызов. Привет, Голос. Я снова здесь. Но к нему еще не вернулось столько мужества. Лес вокруг него зашевелился. Ветки качались, насекомые шептались в кустах, и звуки, которые он издавал, эхом возвращались к нему.
На северо-востоке показалась река. Он приближался к тому месту, где произошло событие.
Арнольд сбавил скорость, двигаясь размеренным шагом, экономя силы. Тропинка теперь вела к дальней стороне деревьев, за пределы полосы, где она продолжалась до тех пор, пока река не сделала поворот. Впереди замаячил черный валун.
Он остановился.
Ветер налетал на него, теребил одежду, колыхал траву.
— Ты здесь? — спросил он очень тихо, не совсем уверенный, что вообще произнес эти слова вслух.
Ветви скрипели и вздыхали.
Река текла своим чередом.
Но больше ничего не произошло. Почувствовав себя намного лучше, Арнольд перешел на бодрую, победоносную рысь.
Поднялся ветер. Запахло водой и зелеными кустами. Листва зашевелилась. Дневной свет изменился в лице, как будто что-то встало между ним и солнцем. Облака поплыли по небу на восток. Небо начало темнеть.
И ветер заговорил.
— Не...
Колени Арнольда подогнулись. Он упал и растянулся плашмя. Позади него ничего не было. Он ничего не мог разглядеть. Звук был стереозвуком: он доносился со всех сторон.
— Не бойся.
Если что-то могло напугать Арнольда больше, чем приход на пустынную поляну, то это был приказ не поддаваться панике, неважно, откуда тот исходил. Он скорчился на земле, сердце его бешено колотилось. Среди деревьев никто не двигался. Река была тиха, и тропинка, насколько он мог видеть, пуста. Голос раздавался слишком близко, чтобы доноситься с противоположного берега.
Ни одно человеческое горло не смогло бы издать такой тихий, булькающий звук, доносимый ветром. — Кто там?
Сердце у него затрепетало, дыхание перехватило, но он сумел подавить охватившую его накануне панику.
— Привет, Арнольд. — Верхушки деревьев медленно покачивались взад-вперед, как будто гигантская невидимая рука играла с ними. — Я надеялся, что ты вернешься.
Теплый ветерок коснулся его щеки.
— Где ты?
— Здесь. — Сквозь листву послышалось что-то похожее на смех. — Я рядом с тобой.
— Где? Покажись. — Арнольд боролся с нарастающей паникой.
— Здесь нечего показывать.
— Повтори еще раз?
— Здесь не на что смотреть. Если только освещение не шалит.
Это, должно быть, какой-то подвох. Кто-то же должен был это говорить. Собирался ли он услышать это в "Элкс" в следующую субботу вечером? — Кем бы ты ни был, мне эта игра не нравится. — Он по-прежнему говорил негромко. — Это ты, Флойд?
Тишина окутала деревья и реку.
Порыв ветра пронесся по поляне, на которой он прятался. — Кто такой Флойд?
— Друг.
— Друг, который умеет подшучивать?
— Не знаю. Где ты, Флойд?
— Здесь никого нет, кроме нас с тобой.
— Кто ты? На самом деле?
— Посетитель.
— Турист?
— Можно сказать и так. Послушай, Арнольд, почему бы тебе не присесть? Ты выглядишь совсем не в своей тарелке.
— А почему бы тебе не выйти, чтобы я мог тебя видеть? Чего ты боишься? Как ты делаешь этот трюк с голосом?
— Я в поле твоего зрения.
— Где? Ты за деревом?
Снова этот тихий смех, разносящийся среди вязов и кленов. — Я рядом с тобой, Арнольд. — Внезапно его обдало потоком теплого воздуха. — Я рад возможности поговорить с тобой.
Арнольд все еще наблюдал за лесом. — Что это? Где-то здесь спрятаны динамики?
— Тебя трудно убедить.
— Убедить в чем?
— Ладно. Если хочешь, я проведу демонстрацию. Выбери дерево.
— Что?
— Выбери дерево. Любое дерево. — Это прозвучало нетерпеливо.
— Хорошо. — Он указал на американский вяз. — Вон то.
Это было самое большое дерево в округе, около шестидесяти футов высотой. Его ствол был около двадцати пяти футов в окружности и покрыт толстой серо-коричневой корой. Примерно на трети пути вверх он разделялся на крепкие ветви, а они разделялись дальше и в конце концов переходили в лиственную паутину, которая соединяла их с соседями. Белка прильнула к морщинистому стволу, не сводя с него темных глаз.
— А теперь смотри.
— Я гляжу.
Над головой завыл ветер. Верхние ветви заскрипели, зашевелились, начали раскачиваться. Они кружились в едином, синхронном танце, как во время шторма. Но воздух там, где стоял Арнольд, был почти неподвижен.
Падали листья. И ветки. Они плыли вниз в сером свете.
У Арнольда пересохло во рту. — Кто ты? — медленно спросил он. — Чего ты хочешь?
