-Представьте, мадам Равель, что мы нашли оригинальную партитуру Моцарта. Но поверх нее какой-то безумец нацарапал свою собственную симфонию — громкую, хаотичную, полную диссонансов. И чернила, которыми он писал, протекли и навсегда смешались с оригиналом. Мы видим гениальность исходной мелодии, ее математическую красоту. Это то, что, как мы предполагаем, изначальные создатели Маркера заложили в него -возможно, знание, технология, дар. Но мы также видим и слышим этот... ''шум''. Сигнал Схождения. И они неразделимы.

-Этот ''шум'', как вы выразились, и есть сам код, -уточнила Анисса, указывая на голограмму. -Он не просто наложен сверху. Он вплетен в саму структуру. ''Активированная'' версия кода использует изначальную матрицу как основу, как каркас, переписывая ее под свои цели. Наша задача — отделить изначальный сигнал от этой агрессивной, хищнической надстройки. Выделить чистый код, который был там до того, как Маркер стал оружием.

Равель молчала, обдумывая.

-Каковы ваши выводы, доктор Нарайен?

Нарайен тяжело вздохнула, сплетя пальцы.

-Директор, мы снова уперлись в технологический тупик. Но на этот раз проблема не в недостатке оборудования или вычислительных мощностей. Проблема в нас самих...

Она увеличила фрагмент кода. Структура замерцала, раскрываясь в многомерные фракталы.

-Этот код, несмотря на всю его чужеродность, обладает пугающей логикой. Часть его мы можем понять. Математические константы, физические законы... они универсальны. Но способ, которым они соединены, семантика этой структуры... она требует не просто анализа. Она требует интуиции. Творческого озарения. Это не просто набор инструкций, это философия, воплощенная в математике. Любая наша попытка ''взломать'' его в лоб, используя самые мощные суперкомпьютеры, обречена на провал. Мы уже проверили. Система просто замыкается в себе, генерируя бесконечные парадоксы. Она разумна в том смысле, что она способна к нестандартной защите.

-Что вы хотите сказать, доктор? -в голосе Равель появилась нотка нетерпения.

-Я хочу сказать, что, как мы и подозревали, для анализа и ''очистки'' этого кода нам нужен интеллект, способный мыслить так же нелинейно и творчески, как его создатель. Интеллект, на порядки превосходящий человеческий. Гигантские вычислительные мощности здесь не помогут, они -всего лишь быстрый калькулятор. Нам нужен поэт, композитор и гроссмейстер в одном лице, работающий на скорости света. Нам нужен полноценный, самосознающий искусственный интеллект.

В комнате повисла тишина. Слова Нарайен были окончательным приговором.

-И каковы сроки создания такого ИИ? -наконец спросил Максим, хотя уже знал ответ.

-По самым оптимистичным прогнозам... -Нарайен посмотрела прямо на Максима. -При текущем уровне инвестиций и, если не случится непредвиденных прорывов или катастроф... лет пять. Может, четыре с половиной, если нам очень повезет. До этого момента мы можем лишь каталогизировать то, что имеем. Изучать ''шум'', надеясь, что он не сведет нас с ума. Но выделить исходное ''послание''? Нет. Не раньше, чем мы создадим разум, способный говорить с этим... на равных.

Разочарование было почти осязаемым. Они совершили прорыв, заглянули за горизонт, но дверь, которую они с таким трудом приоткрыли, вела к стене высотой в пять лет ожидания. Пять лет, в течение которых самый важный и самый опасный артефакт в истории человечества будет лежать в их хранилище, как бомба с часовым механизмом, который они не в силах ни запустить, ни обезвредить.

-Пять лет, -медленно повторила Равель, и в ее голосе не было ни разочарования, ни паники, только холодная оценка фактов. -Пять лет — это роскошь, которой у нас может не быть. Доктор Нарайен, доктор Рашид, я хочу понять досконально. Вы утверждаете, что миллиарды кредитов, вложенные в наши квантовые вычислительные центры, бесполезны. Объясните мне как инженеру. В чем конкретно заключается барьер?

Первой ответила Нарайен. Она вызвала на центральную голограмму новую визуализацию -сложную, постоянно меняющуюся сеть, напоминающую одновременно и нейронную сеть мозга, и карту галактики.

-Директор, проблема в подходе. Наши компьютеры, даже квантовые, работают по принципу брутфорса. Они могут перебрать квадриллионы комбинаций в секунду, найти закономерности, провести корреляционный анализ. Но они ищут ответ на поставленный вопрос. А этот код не отвечает на вопросы. Он реагирует на самого спрашивающего.

Она выделила один из узлов сети.

-Когда мы направляем на него аналитический зонд, он не просто выдает зашифрованную информацию. Он анализирует структуру нашего зонда -его логику, алгоритмы -и мгновенно перестраивает сам себя так, чтобы стать для этого конкретного метода нечитаемым. Это похоже на попытку схватить рукой каплю ртути. Чем сильнее сжимаешь, тем быстрее она ускользает. Это не статичная шифровка. Это живая, адаптивная система самосохранения. Мы пытаемся вскрыть замок, а он на наших глазах превращается в стену, потом в дым, потом снова в замок, но уже с другим механизмом. Мы не можем превзойти его в скорости, потому что он реагирует, а не действует на опережение.

-Мы пытаемся играть в шахматы с противником, который видит все наши будущие ходы и меняет правила игры после каждого нашего шага, -добавила доктор Рашид. Она взяла слово, когда Нарайен закончила, и ее объяснение перешло с технического уровня на концептуальный. В конце концов, теперь она напрямую занималась проектом после скоропостижной кончины Белова на ''Омеге''. -Все наше мышление, мадам Равель, и вся наша наука построены на линейной, каузальной логике. Причина-следствие. A приводит к Б. Наши компьютеры — это апофеоз этой логики. Но код Маркера, как мы полагаем, основан на совершенно ином принципе. Назовем его ''онтологическим''. Он не описывает процесс. Он является процессом. Каждый его элемент не просто несет часть информации, он содержит в себе отражение всей системы целиком. Нет начала и нет конца. Есть только ''состояние''.

Она жестом указала на парящую голограмму.

-Чтобы выделить изначальный сигнал, нам нужно не просто удалить искажения. Нам нужно понять философию этой системы. Постичь ее внутреннюю эстетику, если хотите. А затем, основываясь на этом интуитивном понимании, создать... контрсигнал. Нечто, что войдет с изначальным кодом в резонанс, а агрессивную надстройку просто проигнорирует, как фильтр. Это не математическая задача. Это акт творения. Это как написать идеальное стихотворение в ответ на другое стихотворение. Ни один суперкомпьютер не способен на такое. Ему не хватает того, что мы называем гениальностью, озарением, творчеством.

-И вы считаете, что полноценный ИИ будет на это способен? -спросила Равель, ее взгляд был прикован к лицу Нарайен.

-Мы считаем, что это — самая реальная возможность, -твердо ответила глава отдела кибернетики. -Настоящий, самосознающий ИИ не будет ограничен нашей биологией, нашей линейной логикой. Он сможет воспринимать такие концепции целиком, интуитивно. Он сможет ''мыслить'' на том же уровне сложности, на котором был создан этот код. Ему не нужно будет подбирать ключ к замку. Он сможет просто понять замок и убедить его открыться. Все остальное -это лишь отсрочка неизбежного. Мы можем потратить еще десять лет и триллионы кредитов, стучась в эту стену, или мы можем потратить пять лет на то, чтобы создать того, кто сможет просто пройти сквозь нее.

Замдиректора АСИ откинулась на спинку кресла, ее на мгновение стало непроницаемым. В конференц-зале снова воцарилась тишина. Объяснения были исчерпывающими.

Глава 22

РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА (РФР) В СОСТАВЕ КОЛОНИАЛЬНОГО АЛЬЯНСА

Исторический очерк

К концу XXV века Российская Федеративная Республика (РФР) остаётся одной из ключевых полуавтономных административных единиц в составе Колониального Альянса Правительства Земли (КАПЗ). Несмотря на глобализацию и унификацию управления под эгидой КАПЗ, РФР сохраняет уникальный культурно-политический статус, оставаясь важным центром промышленного производства, научных исследований и военного потенциала Альянса.

После серии глобальных кризисов в XXII-XXIII веках, включая климатические катастрофы, пандемии и региональные восстания, Земля окончательно перешла под централизованное управление Союза Суверенных Колоний, затем его преемника — Колониального Альянса. РФР, как и другие бывшие суверенные государства, утратила полную независимость, но сохранила внутреннее самоуправление в рамках установленных Альянсом норм.

Высшим органом власти в РФР является Дума, избираемая населением, но подотчётная Глобальному Совету EarthGov. Исполнительная власть принадлежит Административному Президиуму, возглавляемому исполнительным секретарем, утверждаемым центральным правительством на Земле.

Экономика и промышленность

РФР остаётся одним из главных промышленных узлов Солнечной системы. Основные отрасли:

-Космическое судостроение (верфи на орбите Марса и в Поясе астероидов).

-Добыча ресурсов (титановые рудники на Урале, последние месторождения нефти в Сибири и Арктике).

-Военно-промышленный комплекс (производство компонентов для плазменного оружия, боевой техники, двигателей для военных судов).

Из-за жёстких экологических ограничений КАПЗ тяжёлая промышленность постепенно переносится за пределы Земли, но РФР сохраняет контроль над стратегическими объектами.

Культура и общество

Несмотря на доминирование универсального языка Альянса на базе американского английского, русский язык сохраняется как региональный, обязательный для изучения в школах РФР. Традиционные праздники (Новый Год, День Единения 5 сентября) остаются государственными, хотя и дополнены общеземными датами.

Религиозные движения (в основном Российская Региональная Юнитологическая Церковь, Православная Церковь Нового Обряда и Всероссийская Мусульманская Умма) существуют под строгим надзором КАПЗ из-за истории религиозных конфликтов в XXI веке.

Военная роль

РФР поставляет значительное количество кадров для Сил обороны Земли(СОЗ).

Перспективы

Хотя РФР уже не является независимым государством, её влияние в Альянсе по-прежнему сильно военному и технологическому вкладу. Некоторые национал-автономисты продолжают выступать за расширение суверенитета, но жёсткий контроль КАПЗ и общие угрозы делают сепаратизм маловероятным.

Россия XXV века — это не империя и не изолированное государство, но крепкий регион в системе межпланетного человечества, балансирующий между автономией и лояльностью Альянсу.

(Материал утверждён Комитетом по образованию КАПЗ, 2485 г.)

* * *

Айзек Кларк чувствовал себя здесь странно. Неуютно. За последние годы он привык к металлическим палубам космических кораблей и станций, к гудению систем жизнеобеспечения, к казенной мебели служебных помещений. Дом Максима и Евгении... жилой. Целый, мать его, дом со всеми удобствами глубоко в уральской глуши!

Мягкий диван, прогнувшийся под весом Айзека, казался аномалией. На полках стояли не технические руководства, а настоящие, бумажные книги с потертыми корешками — коллекция Максима, реликвии, которые ему достали шишки из Агентства. Казалось, они готовы были выполнить любой каприз пришельца из другой реальности. И Айзек завидовал, его самого после Эгиды-7 упрятали в психушку, где обращались как с животным, Максим же жил как богатенький сынок какого-нибудь корпоративного руководителя, ни в чем не нуждаясь.

-Красное или белое? — спросила Евгения ее голос вырвал Айзека из размышлений. Она стояла у кухонного стола, держа в руках две бутылки вина.

-Красное, если можно, — ответил Айзек. Это был почти автоматический ответ, привычка.

-Максим говорит, ты инженер до мозга костей, — Женя с легким щелчком открыла бутылку и стала разливать по бокалам темно-рубиновую жидкость. — Говорит, можешь починить все, что угодно.

-Не все, — коротко ответил Айзек, принимая бокал. Его пальцы, привыкшие к рукояткам плазменного резака, казались слишком грубыми для тонкой ножки бокала. — Только то, что имеет чертеж.

Максим сел рядом с ним на диван, откидываясь на спинку и с наслаждением вытягивая ноги. Он был уже без защитного лабораторного костюма, в простом свитере и джинсах, и выглядел на удивление расслабленным.

-Не прибедняйся, Айзек. Я видел записи, как тебя допрашивали по ''Ишимуре''. Ты пересобрал половину корабля из мусора, находясь в эпицентре кошмара. Жень, он гений. Просто очень скромный гений.

-Давайте не будем о работе, — мягко прервала их Женя, садясь в кресло напротив. Она подняла свой бокал. — Сегодня мы говорим о чем угодно, кроме Обелисков, ходячих трупов и сломанных кораблей. Договорились? За то, чтобы хотя бы один вечер побыть просто людьми.

Максим с готовностью поднял бокал. Айзек, после секундной паузы, последовал его примеру. Звук соприкоснувшихся бокалов был тихим, почти интимным. Они сделали по глотку. Вино было терпким, теплым, с нотками чего-то ягодного. Оно было настоящим.

Первым молчание нарушил Айзек, что удивило даже его самого. Его взгляд зацепился за одну из книг на полке. Старое, потрепанное издание в твердом переплете.

-У моего отца была пара таких экземпляров, выкупил у какого-то старьевщика за кругленькую суму, — тихо сказал он. — Он говорил, что бумажная книга хранит не только историю, но и прикосновения всех, кто ее читал.

Максим проследил за его взглядом и улыбнулся.

— ''Марсианские хроники''. Брэдбери. Забавно, правда? Для меня в мое время это была почти фантастика. Мечты о покорении космоса. А для тебя — это уже почти исторический документ.

-В наше время? — переспросила Женя, хотя знала историю Максима. Она хотела направить разговор в это русло. — Расскажи Айзеку. Мне кажется, ему будет интересно.

Максим сделал еще один глоток вина, собираясь с мыслями.

-Ну... Это сложно объяснить. Представь себе мир, Айзек, где космос — это что-то далекое. Нечто, что ты видишь в телескоп. Луна — это предел мечтаний, а Марс — едва ли недостижимая цель. У нас не было кораблей, способных пересекать Солнечную систему, не считая беспилотных зондов. Не было станций на орбите Юпитера, не было колоний у других звезд. Не говоря о сверхсветовых двигателях, астроинженерии, терраформировании.

Он говорил медленно, словно пробуя на вкус собственные воспоминания.

-У нас была... другая плотность и темп жизни. Информация не поступала тебе прямо в мозг через нейролинк. Чтобы что-то узнать, нужно было ''зайти в интернет''. Он был похож на современную Сеть, но по сравнению с ней медленный, неуклюжий. Фильмы нужно было скачивать часами. Музыку искать на специальных сайтах. Все было... материальным. Я еще немного застал эпоху, когда были диски с музыкой, кассеты с фильмами. Чтобы поиграть в игру, нужно было вставить диск в специальное устройство. Все можно было потрогать.

-Звучит... неэффективно, — заметил Айзек, но в его голосе не было осуждения, лишь любопытство.