-А если не согласятся? -Вадим не удивлялся тому, что Исаев пытался предлагать свои варианты. Супермозг сделал иммунолога слегка заносчивым, возможно, вскоре потребуется поставить его на место профилактическим воздействием в грудную клетку...
-Тогда мы перекроем им доступ в город за припасами и пусть зараженные атакуют их без разбору. В этом мире нейтралитета не осталось, Вадим. Хотя решать тебе, ты главный и я не собираюсь идти поперек, мне интереснее с биологией возиться...
Соколовский медленно провел рукой по лицу. Он представлял себе строй из нескольких тысяч омег, соединенных в единое сознание, и понимал: с ордой тупых троглодитов, вечно натыкающихся на стены и грызущих мусор, далеко не уйдешь. Но армия обученных солдат, перестроенных вирусом... это уже сила, способная диктовать условия.
-Ты понимаешь, -тихо произнес Вадим. -Что мы с тобой решаем судьбу всего северо-запада страны?
-Не мы, -возразил Исаев. -Хронофаг решил. Мы лишь выполняем его программу.
Между ними повисла тишина, наполненная гулом приборов и дыханием двух омег-добровольцев, спящих после очередного обследования. Вадим закрыл глаза и кивнул:
-Ладно, отправлю послание в Кронштадт.
Радиостанция в штабе Дома Советов потрескивала, когда радист поймал нужную частоту. Слышался треск эфира, и наконец пробился уставший, но твердый голос:
-Кронштадт на связи. Кто говорит?
-Вадим, -представился Вадим, стоя прямо у микрофона. -Товарищ капитан третьего ранга, верно?
-Он самый.
Короткая пауза.
-Вопрос прямой, -сказал Вадим, глядя на Исаева, который молча наблюдал за ним. -Вы готовы или нет?
На том конце снова потянулась тишина. Потом осторожно, почти уклончиво:
-Мы... пока не готовы принимать столь радикальные решения. Нужно время. Нужно обсудить...
Вадим рявкнул так, что даже радист вздрогнул:
-Время?! Наемники на АЭС не будут ничего обсуждать, Варданян! Они уже построили целый, мать его, аэродром под Сосновым Бором, перебрасывают туда силы, расширяют зону контроля.
-Откуда тебе это известно? -голос капитана прозвучал резко, настороженно.
-Думаешь, только вы умеете радио слушать? -зло усмехнулся Вадим. -Нам тоже сообщают выжившие. Люди, что видели все своими глазами.
В эфире воцарилась напряженная пауза. Вадим воспользовался ею, чтобы добить оппонента:
-Решайте, с кем вы. С нами или нет. Если нет, я обрываю все контакты. Доступа к припасам в городе у вас больше не будет. Вы мне нужны гораздо меньше, чем я вам. Мы от не разграбленных складов, от ваших таблеток и топлива зависим куда меньше, ульи дают нам все необходимое. Мы зиму переживем. Вы — вряд ли.
-Это угроза? -сухо спросил Варданян.
-Это факт, — отрезал Вадим. -В крайнем случае мы спокойно уйдем на юг, затеряемся на просторах страны. Никто нас там не достанет, а вы останетесь заперты на своем клочке земли, окруженные и холодом, и врагами.
Он подался ближе к микрофону, каждое слово выговаривая четко, будто чеканил:
-Выбирайте сейчас, товарищ капитан.
Эфир снова зашипел. Варданян наконец ответил:
-Ответ вы скоро получите. Но решение... не может быть мгновенным.
Вадим сжал кулак.
-У тебя есть трое суток. Потом двери города для вас закроются.
Он резко отодвинул микрофон. Радист бросил на него испуганный взгляд, но промолчал. Исаев удовлетворенно кивнул:
-Жестко. Но по-другому нельзя.
Вадим, глядя на серый потолок штаба.
''Вот так и решается судьба тысяч людей. В одном радиоэфире. ''
-Эти вояки могут дать заднюю, -наконец сказал Вадим. -Придумают оправдания, будут тянуть до последнего.
Исаев пожал плечами.
-Ну и черт с ними. Ты им и так разжевал все как детям: перспективы, угрозы, варианты. Мы никого насильно в свою команду не тащим. Не захотят, их проблемы.
Вадим хмыкнул, но спорить не стал. А к вечеру Дом Советов превратился в один сплошной лазарет, где десятки людей слегли с лихорадкой и тихо ждали своей судьбы. Вадим дал Исаеву полную свободу действий.
-Итак, каковы итоги по нашей группе? -спросил альфа у иммунолога, заглянув в очередную импровизированную палату с пятью будущими омегами. Исаев перелистнул бумаги и начал перечислять, будто читал доклад в Академии наук:
-На данный момент обработано семьдесят человек штаммом совместимости. Потери минимальны: восемь летальных исходов. Из них шесть — лица преклонного возраста с хроническими заболеваниями, один младенец и один подросток тринадцати лет. Остальные пережили первую фазу мутаций без серьезных последствий.
Вадим нахмурился:
-Младенец... подросток... это будет воспринято очень болезненно.
-Биология не знает сантиментов, -холодно ответил Исаев. -Но обрати внимание: восемь из семидесяти — это всего лишь одиннадцать процентов, меньше прогнозируемых пятнадцати. И это только начало.
Он сделал пометку в журнале и продолжил:
-Теперь мы не зависим от одного-единственного омеги. Уже обращенные способны сами передавать трансформацию по цепочке. Сначала слюна, первичный вектор, затем инъекция крови для закрепления.
-Получается, процесс уже можно запускать массово? За пределы нашей группы.
-Именно. И что самое важное, смертность со временем, скорее всего, снизится. Хронофаг автокорректируется. В новых носителях он подстраивается под физиологию, становясь менее смертоносным. Вирус всегда стремится к максимальной выживаемости популяции.
Исаев усмехнулся, в глазах мелькнуло что-то почти игривое:
-Вспомни COVID-19. Первые штаммы были жесткими, но с каждой новой волной вирулентность падала, а заразность росла. Здесь будет то же самое, только быстрее.
Вадим слушал, и внутри у него росло странное чувство. Он понимал, что Исаев говорит правду, но от этих слов веяло чем-то нечеловеческим. Будто речь шла уже не о людях, а о какой-то новой биологической форме, где смерть одних лишь удобный фильтр для рождения других. Исаев между тем спокойно заключил:
-Через пару недель мы получим цепочку из сотен омег. И вот тогда ситуация изменится в корне.
Вадим кивнул, ему оставалось лишь ждать ответа из Кронштадта и готовиться к новой реальности, в которой Хронофаг диктовал правила игры.
Первые десятки обращенных еще держались особняком, жили в разных от необращенных помещениях, но уже через сутки врачи и наблюдатели заметили странное явление. Стоило Вадиму появиться в зоне видимости, как все омеги начинали вести себя одинаково: взгляд тянулся к нему, дыхание учащалось, зрачки расширялись.
-Уровень серотонина и дофамина зашкаливает, -докладывал один из врачей, глядя на экран с результатами ЭЭГ и анализов гормонального фона. -У них мозг входит в состояние, близкое к эйфории, только стоит поймать биосигнал Вадима.
Омеги не скрывали своего восторга. Некоторые буквально падали на колени, протягивая руки к нему, как к святыне. Их лица светились благоговением, которое нельзя было спутать ни с чем. Вадим чувствовал себя неловко. Однажды, когда очередная группа омег встретила его молчаливым поклонением, он отвел Исаева в сторону:
-Это что, теперь все будут падать на колени?
-Побочный эффект, -сказал Исаев без особого сожаления. -Локусы, отвечающие за критическое восприятие и независимость мышления, временно угнетаются. Зато формируется устойчивая иерархия, где ты — альфа.
-Отличное оправдание, -мрачно усмехнулся Вадим.
-Слушай, -продолжал Исаев. -В гипотетическом будущем это все можно будет откатить. Когда штамм стабилизируется, когда мутации перестанут быть необходимыми для выживания, мы сможем вернуть людям их критическое мышление. Более того, я убежден: итогом станет новый тип человека. Сверхинтеллектуалы. Люди, равные мне, а то и выше.
Вадим посмотрел на него с подозрением:
-И ты сам в это веришь?
-Конечно. И я согласен с тобой, что цивилизация-муравейник — путь в никуда. Вечный застой, нет инициативы, творчества, инноваций. Но сейчас идет борьба за место под солнцем. И пока эта борьба не окончена, нужна жесткая вертикаль командования. Нужен центр. Нужны альфы вроде нас с тобой.
-Ты не альфа.
-Я независимо мыслю, -надменно сообщил Исаев. -Мой контроль над собственной физиологией таков, что я смогу легко игнорировать приказы, исходящие от роя.
Вадима передергивало от мысли, что люди, еще недавно такие же, как он сам, теперь видели в нем объект поклонения. Но возразить нечего: Исаев был прав — без жесткой диктатуры все развалится. Он посмотрел на строй омег, которые синхронно подняли головы к нему. Пути назад уже нет.
Радиостанция снова ожила на третий день. Радист передал Вадиму наушники, и в динамике сразу раздался голос капитана третьего ранга Варданяна:
-Вадим, слушай внимательно. Весь Кронштадт не готов, но часть людей согласилась. Росгвардия под командованием полковника Стасевича, а также несколько сотен гражданских. Они понимают, что другого пути нет.
Вадим посмотрел на Исаева, тот только кивнул.
-Хорошо, -сказал Вадим в микрофон. -Пусть переправляются в город. Но не кучкуйтесь в одном месте. Наемники не дремлют, я знаю, что эфир прослушивается. Пусть лодки и катера швартуются в разных точках побережья, случайным образом. Мои люди всех встретят и сопроводят.
На том конце послышался глухой смех.
-Ты думаешь, мы совсем идиоты? -Варданян снова обрел уверенность. -У нас голова на плечах есть. Но ладно, твои указания учтем.
-И не забудьте про защиту с воздуха, -жестко добавил Вадим. -Дроны-разведчики и камикадзе у наемников есть, я видел, как они размазали целую орду зараженных.
-Воздух мы держим под контролем, -парировал Варданян. -Наши ПВО собьют любую дрянь в радиусе двадцати километров.
-Я бы не был так самонадеян, -Вадим нахмурился. -Дроны-камикадзе маленькие, радиолокационная сигнатура слабая. Не прозевайте.
-Мы позаботимся, -твердо сказал Варданян.— Каждый катер и лодка будут прикрыты.
Эфир замолк, Вадим снял наушники, положил их на стол.
-Ну вот, -тихо сказал он Исаеву. -Первые пошли.
Исаев улыбнулся краем губ:
-Росгвардия это хорошо, у нас нехватка подготовленных бойцов, а оружия по городу брошено немеряно.
Вадим только кивнул. Уже завтра в город прибудут вооруженные люди, готовые добровольно пройти через штамм, наполняла его одновременно надеждой и тревогой.
* * *
Ночь была густой и тихой, только редкий плеск волн у бетонных свай выдавал движение на воде. Вадим стоял на причале, в бронежилете и с автоматом через плечо. Рядом десяток его ульевых бойцов, рассредоточенных в темноте, часть вооружена автоматами, часть охотничьими ружьями для стрельбы по БПЛА, если таковые появятся в зоне досягаемости. Лампы были выключены, свет только выдавал бы их позицию.
Сначала донесся гул моторов, потом силуэты лодок стали вырисовываться на фоне черной воды. Двадцать фигур шагнули на берег. Все они были облачены в химзащиту: герметичные костюмы с замкнутым циклом дыхания, панорамные стекла противогазов поблескивали в свете луны. Впереди шел их командир.
-Полковник Росгвардии Эдуард Стасевич, -представился он твердым голосом. Потом усмехнулся, почти устало. -Хотя можно просто Эдуард. Звания теперь, похоже, ничего не стоят.
Вадим протянул руку, полковник пожал ее с легкой опаской, словно проверяя, не случится ли что-то сразу после контакта.
-Добро пожаловать в новый мир, -сказал Вадим. -Уверяю, вы не пожалеете.
Стасевич кивнул.
-Пан или пропал. Другого выбора у нас все равно нет.
-Сколько у вас добровольцев? -уточнил Вадим. Полковник снял перчатку, вытер пот со лба и ответил:
-Гражданских — больше тысячи. Из них многие сами просятся, бойцов моего батальона — сто девяносто, не считая членов с семей. Люди готовы идти до конца.
Вадим почувствовал, как в груди у него разливается тепло, смешанное с мрачным удовлетворением. Вот оно, именно того не хватало, нормального костяка для новой армии. Не толпы полуголодных выживших, не кучки фанатиков, а настоящие подготовленные бойцы.
-Отлично, товарищ полковник. С этого момента мы работаем вместе. Завтра ваши люди начнут процедуру. А сегодня располагайтесь, отдыхайте, мы подготовили для вас подходящее место неподалеку... Скоро не понадобится никаких противогазов и лекарств.
Бойцы Стасевича, не снимая химзащиты, рассредоточились по назначенным местам, в их движениях не было ни суеты, ни паники, только дисциплина и ожидание.
Глава 24. Беда не приходит одна
Бывшая гостиница на Невском проспекте, уцелевшая после первых бомбежек и пожаров, теперь больше напоминала казарму. Стекла в окнах были заколочены фанерой и металлическими листами, по коридорам протянулись кабели от переносных генераторов, на полу стояли ряды армейских раскладушек, а запах тушенки и дизеля смешался в тяжелый фон, в котором дышалось трудно.
Именно сюда переправили первую группу росгвардейцев во главе с их полковником.
Утро встретило туманом над Невой и серым небом. Когда Вадим с Исаевым вошли в здание, сопровождаемые тремя обращенными бойцами, внутри уже стояла выученная тишина. Солдаты сидели по койкам или стояли у стен, молчаливые, но собранные, словно ждали приказа.
Стасевич вышел им навстречу. На нем уже не было герметичной химзащиты, только камуфляж и бронежилет поверх тельника. Он остановился прямо перед Вадимом и чуть приподнял подбородок.
-Ну что, командир, -сказал он хрипловатым голосом. -Где тут нужно кровью расписаться?
-Все проще, чем вы думаете.
Полковник пожал протянутую руку, но осторожно, словно проверяя, не скрывается ли за этим какой-то подвох. В его взгляде читалась настороженность, привычка доверять только себе и своим людям. Исаев, стоявший чуть позади, шагнул вперед и достал пробирку с прозрачной жидкостью.
-Вот, -сказал он и протянул Стасевичу.
Полковник нахмурился, заглядывая внутрь:
-Это еще что за ерунда?
-Слюна омеги, -спокойно ответил Исаев.
-Слюна? -недоверие в голосе было настолько сильным, что несколько солдат сзади переглянулись. -Ты издеваешься, дохтур?
-Абсолютно серьезно, -подтвердил Исаев. -Внутри — искусственно выведенный вирусный вектор на основе Хронофага. Он запускает подготовительный процесс, перестраивает иммунную и эндокринную системы, подготавливает организм к основной трансформации.
Стасевич приподнял пробирку на уровень глаз, медленно поворачивая ее в пальцах.
-И что дальше? -спросил он.
-Просто выпить. Через двое суток вводится кровь омеги, -объяснил Исаев, словно читал лекцию. -Тогда начинается вторая фаза. Возможные побочные эффекты первой стадии: высокая температура, галлюцинации, лихорадка, боли в мышцах. Смертность составляет десять-пятнадцать процентов, в основном среди стариков и больных.
-Смертность, значит... -повторил Стасевич. Его лицо оставалось каменным, но глаза выдавали напряжение. Вадим вмешался:
-Лучшей альтернативы все равно нет.
Полковник перевел взгляд на своих бойцов. Те молча смотрели на него, не отводя глаз. Никто не сделал шага назад, не усмехнулся, не возразил. Только кивнули, коротко и решительно.
