Что-то они еще ему говорили, но все это доносилось как сквозь вату, у него в мозгу шевелилась только одна мысль — он в плену. Какая разница, кто его пленил и как, главное то, что он в плену. Он рукой и то пошевелить не может, а уж бежать и подавно не сможет. Лучше бы они прошли мимо. Его уже не радовало, что он остался в живых. Ясно — понятно, при первой же исповеди мулле, они расскажут про шурави, которого спасли. Или у них нет исповеди, это у католиков есть? Да какая разница, все равно расскажут, они хоть и дети, но живут среди соплеменников, и покрывать какого-то неверного не смогут долго, да и не нужно им это. Разве только сыграть на их желании сделать из неверного поклонника Аллаха. Может, стоит укрепить у них это желание?
Сергею приходилось изучать религии и в училище и в диверсионной школе, даже в средней школе учительница таджикского языка объясняла основные положения мусульманской веры. Он хорошо помнил, как писал сочинение на тему: "Любовь к ближнему, в произведениях русских и таджикских писателей", где он и привел примеры из Корана, как раз накануне прочитав статью в газете об этом. Учительница потом долго с ним беседовала и пыталась понять, почему русский мальчик привел примеры из Корана. Он тогда сказал, что эта тема актуальна во всех религиях. Например, в Евангелие у христиан есть такие же понятия о любви к ближнему. Он даже привел пример, процитировав несколько слов из благой вести "Бог есть любовь". Тогда они с учительницей долго говорили на эту тему. Хоть и поверхностны были понятия у него о религии, но уже тогда он неплохо запомнил, что каждая религия подразумевает деление на течения и направления. Иудеи, например, разделились на 71 направление, такие как хасиды, фарисеи, саддукеи. Христиане на 72 направления — католиков, православных, протестантов и т. д. У мусульман даже пророк Мухаммед предупреждал своих приверженцев о том, что будут разные отклонения в учении. И у них 73 направления, такие как суннитское, салафитское, шиитское и другие.
И каждое течение или направление во всех религиях убеждены в своей исключительности и уверены, что именно они спасутся и попадут в рай. У мусульман еще есть фанатичная убежденность, что Посланник Аллаха уделял огромное значение заучиванию Корана наизусть и его распространению среди людей, обещая наилучшую награду Всевышнего Аллаха для знатоков Корана, указывая на то, что в распоряжении мусульман имелись записанные еще на заре ислама тексты аятов и сур Корана. Человека, который недавно принял ислам, даже посланник Аллаха обычно отправлял к чтецам Корана, чтобы тот научился у них священному писанию.
Изучая в училище и в диверсионной школе языки, им приходилось изучать и основные постулаты религий. Видимо когда его нашли мальчишки в развалинах блиндажа, он бредил, и почему-то пересказывал эти изречения да ещё при этом на фарси.
Сергей знал по рассказам, что пленных шурави оставляли в живых только в том случае, если они принимали ислам. Заставляли учить Коран и частенько заставляли стрелять в своих соотечественников. Он знал, что стрелять в своих не будет, ему претила такая мысль. Пусть лучше смерть, чем жизнь с вечным укором к себе.
— Мальчишкам где-то 12— 13 лет, они наверняка никогда не учились в школе. Мулла здесь, и папа, и мама, и учитель, и наставник. Дети чуть ли не с пеленок учат Коран, поэтому он так шпарит хорошо про суры и аяты. Я все это знаю в пределах знаний мальчишек, и то, что я знаю фарси, мне будет в заслугу, вернее мне легче понимать все, что будут говорить местные.
Мальчишки разговаривают на смеси пуштунского и таджикского языка. Ну да, конечно, мы же у границы с Пакистаном, где живут в основном гильзаны. Это одно из племен пуштунов и занимаются в основном скотоводством, передвигаясь по краю границы вслед за своими стадами овец. Но здесь есть и племя Сулейман-хейль, очень воинственное племя и ко всем неверным относится как к своим врагам, которых надо убить. Как-то надо выяснить, у кого я нахожусь? Но пока будем делать вид, что мне очень плохо и я слаб. Хотя мне и в действительности хреново. Рана в плече видимо, не очищена и в нос шибает запахом гнили. Как бы не началась гангрена. Дышать очень тяжело, видимо придавило меня здорово на высотке, наверняка сломаны ребра. Судя по перевязанным ногам, и им досталось не слабо.
Мальчишка продолжал что-то бубнить про Аллаха и его заповеди, но Сергей уже ничего не слышал, провалившись в забытье.
Очнувшись в очередной раз, он увидел, что в землянке никого нет. Около него на земле стоит кувшин с водой, он это смог разглядеть, хотя в пещёрке, где он находился, было сумрачно. Он решил немного продиагностировать свое тело. Поднял одну руку, вроде действует, попытался поднять другую и от боли чуть снова не потерял сознание. Ноги хоть и с трудом, но шевелятся, значит, переломов нет. Судя по тому, что трудно дышать и отдающую в голову боль при попытке пошевелиться, грудная клетка повреждена. Ощупав голову действующей рукой, убедился, что повязки нет. Значит можно предположить, что были небольшие порезы, которые уже почти зажили. То, что состояние его плачевное он понял, но, тем не менее, чувствовал потребность в еде, а это говорит, что жизнь налаживается. Вот только еды рядом не было. Сергей с трудом дотянулся до кувшина и кое-как смог напиться.
— Уже плюс, значит, дело на поправку идет, — пацаны видимо за ним присматривали и делали перевязки, обильно смазывая его раны какой-то вонючей мазью. — Как бы суметь посмотреть, что там с раной в плече. Если эта вонь от раны, то плохо дело, а может это так мазь воняет. Этот вариант мне больше нравится.
Но, снять бинты и посмотреть рану, мне было не под силу. Слабость сковывала все попытки понять, в каком состоянии я нахожусь. В пещерке было относительно тепло, несмотря на зиму, но, тем не менее, меня укрыли каким-то не то одеялом, не то шерстяной накидкой. Стоящая недалеко жаровня еще сохраняла тепло, видимо мальчишки ушли недавно.
Я так и не определился, благодарить судьбу или проклинать. Совсем недавно рядом со мной были мои боевые товарищи, была какая никакая цель.
А сейчас? Одна неизвестность.
Смысл жизни более — менее я понимал и делал все, чтобы остаться в живых. То, что я не понимал смысла войны, еще ни о чем не говорит. Это дано моим руководителям. Не мое это дело копаться в мотивах, которые толкали их на эту войну, по сути, никому из людей Союза не нужной. То что я хоть и молодой и неопытный, но понимал, что не всегда заканчивается хорошо попытка разнять и помирить дерущихся. Они могут решить, что ты не в свое дело влезаешь и, объединившись, накостыляют тебе же. Не всегда благое дело во благо. И не всегда прав тот, кто позвал тебя на помощь. Становясь на чью-то сторону, ты поневоле становишься соучастником и в ответе за уже общие дела. Тут главное во время понять и отойти в сторону, если видишь, что твоя помощь только усугубляет дело. Не становиться в гордую позу непонятого человека, а просто по-тихому слинять, предоставив дерущимся самим решить свои отношения. Не зря же есть такая поговорка "милые дерутся — только тешатся". Но видимо до наших милых "старичков" это не доходит, или доходит, но не могут изменить ситуацию без ущерба своей репутации.
Я раньше как-то не задумывался над вопросами меня не касающимися и только-только начинал понимать что не все так безоблачно и хорошо в нашей стране. Напичканный пропагандой и воспитанный на примерах беззаветного служения своему народу и Родине, я и в мыслях не допускал другого понимания сегодняшнего положения дел, мне как и многим моим сверстникам тоже хотелось послужить на благо Родине. И только уже здесь стал понемногу задавать себе вопросы и понимать что не все то что нам пихали в мозги, следует понимать буквально, что надо иногда думать и своей головой.
Думай не думай, теперь уже значения не имеет. Сейчас надо понять есть ли смысл бороться за свою жизнь, не проще ли будет просто умереть? Враги, а духи для меня враги и от этого никуда не убежать, спрашивать вряд ли станут. У них свои понятия в этом вопросе. И уж явно жалеть меня никто не станет. Ситуация прямо скажем патовая, только мое решение, надо жить или не надо, могут повлиять на нее.
Я представил, как отреагируют на мою смерть родные мне люди, как они смогут пережить смерть своего сына. Любовь матери, отца, всегда чувствовалась не на словах, а сердцем. Их отношение ко мне, забота и любовь всегда и во всем поддерживали в любых передрягах и давали силу. Я тоже очень любил родных мне людей и не хотел доставлять им огорчение, боль и страдания. То, что так и будет, если меня не станет, можно не сомневался. Слезы обиды и отчаяния от безысходности застилали мои глаза. Я еще не до конца понял и не осознал что я, как и все люди по меркам Вселенной всего лишь песчинка, вернее даже частичка атома, но точно и четко чувствовал, что жизнь для меня священна, именно моя жизнь. Ничья другая жизнь для меня ничего не значит, ну разве только близких мне по крови. Только мое бренное тело в данный момент меня и интересовало.
Простите и не поминайте лихом, если я не выживу! Но знайте, я приложу все силы, чтобы выжить. Не ради мщения, даже не ради Родины и ее руководителей, только ради того чтобы вы были счастливы от осознания, что и я счастлив. Счастлив от жизни. Слезы не от слабости духа, вы не думайте, что я боюсь, что я трус. Нет! Только от ран и слабости телесной. Я сильный! Я не поддамся страху! Я все смогу выдержать, я смогу победить свою судьбу и повернуть тропинку жизни к основной дороге и пройти её до конца! Я смогу....
Нервное накручивание самого себя не прошло даром, и я снова ушел в забытье.
Очнулся или вернее проснулся от ощущения, что кто-то смотрит на меня. Но рядом никого не было. Хотя в воздухе вроде как мелькнула тень и скрылась. С трудом вспомнил, что и во сне со мной разговаривал какой-то старик. О чем он говорил, почему приснился, и кто вообще это такой? Одни лишь вопросы пронеслись в голове. Ничего не помню. Лишь чувство, что старик на моей стороне и явно желал добра. И сейчас вот это ощущение присутствия кого-то или чего-то прямо таки довлело. Но нет, хоть и темно в пещерке, но углы просматривались, и постороннего в ней нет. Видимо сон навеял это чувство. Может это дух отшельника тут мне спать мешает? Все может быть. Надо будет спросить мальчишек, как выглядел этот отшельник. Образ старика, который разговаривал с ним, как ни странно ярко стоял перед глазами, но вот что ему говорил старец я так и не смог вспомнить.
Толи забота мальчишек, толи желание выжить, но что-то явно способствовало моему выздоровлению. Я стал чувствовать себя намного лучше. Попытавшись приподнять руку, я ощутил, что могу двигать рукой и, преодолевая боль, смог переместить свое тело, которое сползло с лежанки и лежало на каком-то предмете, которое сильно мешало и давило. Подвинувшись, я принялся шарить рукой по камням пола вокруг себя в поисках того, что так давило в поясницу. Наконец нашел. Это оказался какой-то камешек, причем в кожаном мешочке и с тесьмой.
— Странно. Ведь не было его до этой ночи. Или был? Может мальчишки обронили? Это похоже на талисман и его явно положено носить на шее. Наверное, его надо отдать мальчишкам. А может не надо, может его мне "подарили"? Во всяком случае, я его раньше не ощущал. Хуже уже не будет, если я его одену на шею.
Непонятно отчего, но меня прямо распирало желание надеть этот мешочек с камнем, и я непроизвольно ему подчинился. Надев на шею и спрятав его под одежду, почувствовал облегчение от проделанной работы и удовлетворение. Облегчение оттого, что теперь сам смогу повернуться на бок и достать уд, чтобы облегчиться, и это доставило мне огромное удовольствие. Запах, который шел от одежды заставлял думать, что никто не озабочивался его естественными позывами, и в туалет по малому, по всей видимости, ходил под себя. Запах мочи, крови и гниющей плоти пропитал всю пещерку и давил на обоняние. Этому способствовало и наглухо закрытая дверь.
— Дело идет на поправку, раз я стал обращать на это внимание. Совсем недавно все это мне было без разницы, но чтобы встать самостоятельно.... Да уж, видимо, еще не скоро станет возможным. Интересно, мальчишки придут одни или с кем-то из взрослых?
Мысли опять скакали наперегонки, и опять появилась головная боль, но просто лежать и ни о чем не думать, мне уже было невозможно. Как поставить себя в данной ситуации я так и не придумал. Просто не знал, как поведут себя душманы, и что мне предстоит, даже представить себе не мог. Понятно, что ничего хорошего не ожидало, но постараться выжить я должен. Никогда у меня и в мыслях не возникала такая возможность, что он попадет в плен. Куда не шло — убьют, но плен....
В свою бытность я читал много книг о великой отечественной войне, везде были и герои, и предатели и люди, попавшие в плен. У меня и в мыслях не мелькало, что я не стану героем, как тот же Матросов бросившийся на амбразуру дота, что попаду в плен, и буду так отчаянно цепляться за жизнь. Уверенность что со мной все будет хорошо, и я выживу в этой войне, всегда сопровождала меня, как само собой разумеющее. Рядом гибли мои сослуживцы, я кого-то убивал, меня пытались убить, но все это воспринималось как обыденность, как работа и не больше. Да, было страшно, было трудно, но это вроде, как и должно было быть. Ведь сколько я себя помнил, всегда хотел стать военным, и став им мне привили, и не плохо, определенные знания и навыки, я знал, что в любой момент мне придется убивать людей, и что могу быть убит и сам. Но никогда не предполагал даже, что могу попасть в плен, был уверен, что этого со мной не случится.
Но как говориться "судьба предполагает, а бог располагает". Действительность вот она, налицо. И только от него зависит: буду я жив или мертв. Очень хорошо понимал, что человек слаб, что, поддавшись минутной слабости, может покатиться по наклонной, и уже ни о каком сопротивлении и речи не может быть. Если человек духовно сломлен, в нем только страх остается основным инстинктом, остальные чувства исчезают. Я же не чувствовал страха, только чувство безысходности и отчаяния, которые, как я понимал, нужно подавлять. Нет не решаемых ситуаций, есть не правильный подход к данным ситуациям.
Меня лихорадило и страшно хотелось есть. Я бы, наверное, смог сейчас съесть и сырое мясо, но рядом ничего не было. Я попытался подняться, и это усилие отозвалось болью во всем теле.
— Неужели, рана такая тяжелая? Или это последствие взрыва? Без врача не определить. Придется ждать моих спасителей.
Они появились не скоро и не одни. С ними были вооруженные люди, которые молча вытащили меня из пещеры отшельника и загрузили на коня. Руки и ноги повисли по бокам лошади, привязали веревками и таким образом повезли. От боли я потерял сознание и очнулся уже в каком-то помещении от холода. Я был гол и ничем не прикрыт, но лежал не на полу, а на каком-то топчане. Комната была не большой, в ней стояли лишь две подобии кроватей, вернее скамьи и ничего более. Рядом никого не было, повязки, и одежда были сняты, и я опять стал себя осматривать. На ногах были не до конца зажившие рубцы и синяки, грудь хоть и болела, но не так как раньше, рана на плече была открыта и видимо, обработана мазью и йодом.
