— Ничего я не запугиваю, — буркнула Вара, но Кирис заметил, как ее пальцы нервно скользнули по чехлу ножа. Он внутренне ухмыльнулся. Ага, сестричка, все-таки не такая ты стерва с железными нервами, какую из себя строишь.
— И замечательно. Я вижу, дэйя Баркхорн прибыла на место.
На экране и в самом деле появилась Труда. Дрон, превратившийся из сухопутной лодки в большую бесформенную каплю, подвез ее к самому креслу и аккуратно помог пересесть в него. Летчица поерзала в нем, устраиваясь поудобнее, и глянула в камеру.
— Я готова, — сказала она. — Начинаем?
— Да, дэйя Баркхорн, — откликнулся с экрана голос Харлама. Сидящий рядом с Фуоко физик даже не шевелил губами. — Включаю обратный отсчет.
На экране тут же появились красные цифры, бегущие от пятнадцати к нулю. Труда полуприкрыла глаза и неподвижно уставилась в потолок. Когда цифры достигли нуля, голос Харлама с экрана произнес:
— Зажигание.
Экран с внутренностями сарая на мгновение потемнел, но тут же вернулся к нормальной яркости, только пространство вокруг выходящей наружу трубы затуманилось. Стержни дифракционной решетки принялись изгибаться и смещаться, словно исполняя сложный танец. Такие же стержни окружили Труду. Снаружи сарая вдоль обрыва вытянулся длинный яркий язык пламени, тут же окутавшийся облаками светлого дыма.
— Чувствую реакцию, — сообщила летчица. — Флуктуации в пределах нормы, вмеша...
Она осеклась.
— Поторопилась. Только притушила один бросок.
— Да, мы зафиксировали, — согласился заэкранный Харлам. — Дэйя Баркхорн, не отвлекайтесь на устные отчеты, если вам сложно. Мы считываем ваши мышечные реакции на механическом уровне и умеем распознавать характерные шаблоны.
— А мне не сложно, — Труда открыла глаза и широко ухмыльнулась. — Не забывайте, я много лет броски гасила, пока самолет пилотировала. А реактивная птичка, я вам скажу, небрежности не прощает. Так что сейчас мне просто скучно, и как бы не лажануться из-за того, что слишком сильно на процессе концентрируюсь. Непривычно так, типа.
— Ясно. Если хотите, можем пустить на одном из вспомогательных мониторов любой видеопоток по вашему выбору. Полет на небольшой высоте, музыкальный клип, фильм — что угодно.
— Не надо. Эй, Кир! Ты там? И Фуоко? Как дела... о, спасибо, Харлам, теперь я вас вижу. Кир, помаши тете Труде ручкой, чтобы не скучала.
Кирис хмыкнул, приподнял руку и слегка мотнул ладонью.
— Скучно с тобой, — капризно поморщилась летчица. — Нет чтобы... Ох. Еще один бросок. Какой-то быстрый и сильный получился, еле прижучила.
— Минута прошла, — проинформировал заэкранный Харлам. Местный сидел в своем кресле совершенно неподвижный, словно статуя. — Полагаю, начало хорошее.
— Да уж неплохое, — согласилась Труда. — Харлам, раньше ни разу повода спросить не выдалось, так что воспользуюсь случаем. Когда вы намерены меня в космос запускать?
— Простите? — вежливо переспросил паладар. — Запускать в космос? О чем речь?
— Ну, мы же движок для ракеты испытываем, — удивилась женщина. — И я рядом. Я думала, вы проверяете, способна ли я ракету контролировать так же, как раньше реактивный истребитель вела. Разве нет?
— Боюсь, дэйя Баркхорн, здесь какое-то недопонимание. Мы вовсе не намерены запускать вас в космос. И сейчас мы не проверяем вашу способность к контролю реактивной реакции, а пытаемся уловить главные закономерности. Над вами расположен вовсе не настоящий двигатель, а тестовая схема, позволяющая наиболее полно отслеживать ваше влияние на процесс. Точно то же самое, что раньше в малой лаборатории, лишь в масштабе пятьдесят к одному.
— Но... — Труда покусала губу. — А как же вы тогда ракеты собирались запускать без меня?
— Дэйя Баркхорн, космическая программа, базирующаяся на способностях единственной персоны в мире, нежизнеспособна. Даже если оставить в стороне пробные запуски ракет, куда вас точно никогда не поместили бы, вы, простите за констатацию факта, всего лишь человек. Вы можете заболеть или даже умереть — и что тогда стало бы с программой? Нет, мы пытаемся разработать стабилизатор процесса, пригодный для установки на ракету. У нас есть возможность использовать эффекторы из обычного псевдовещества, из которого сделаны дроны, но их требуется столько, что на полезную нагрузку места попросту не останется. Так что нужна технология Арасиномэ — ваша технология. Единственный способ ее получить — обратная реконструкция. А чтобы ее выполнить, нам требуется подсмотреть, как вы применяете свои способности.
— Понятно... — протянула Труда. — Ну, ладно, разочаровали вы меня. Я-то уже морально приготовилась...
— Вы могли просто спросить в любой момент, и вам бы ответили. У нас нет привычки лгать партнерам.
— Ага, можно ведь просто не говорить, — тихо пробормотала Фуоко. Харлам, однако, расслышал. Его тело шевельнулось.
— Я не работаю с вами, дэйя Винтаре, претензия не ко мне, — ответил он. — Но, насколько я понимаю, координатор просто оберегал ваше душевное спокойствие. Сейчас вас полностью ввели в курс дела, верно? И что, знание о глобальном влиянии ваших способностей сделало жизнь легче? По вашему настроению так не скажешь. Возвращаясь к теме космоса, пилотируемые полеты — дело весьма отдаленного будущего. Первоначально планируется запустить сеть спутников связи, а также конструкции для монтажа орбитальной космической станции, служащей базой для роботизированных кораблей. Поначалу выполнять работы в космосе станут наши дроны, их потеря не имеет значения, в отличие от людей.
— А зачем же тогда вообще нужна космическая программа? — спросила Фуоко.
— На данном этапе? Отработка технологий запуска грузов на околопланетарную орбиту. Восстановление сетей спутниковой связи и телевещания. Запуск исследовательского оборудования. Проведение биологических экспериментов. Общее оживление планетарной экономики, связанное с массированными инвестициями в космическую программу... В общем, здесь множество причин. Но запуск человека на орбиту, дэйя Винтаре, к сожалению, пока невозможен в принципе. Околопланетарное пространство усеяно хаотически возникающими и пропадающими областями высокой аномальности. Человеческая нервная система просто сгорит при попадании в них. Про границу защитного пузыря вокруг Паллы я даже не упоминаю — там такие флуктуации метрики, что зачастую разрушаются даже наши устройства из псевдовещества, как мы ни пытаемся защищаться. Да вы их и сами можете видеть невооруженным взглядом, если на ночное небо посмотрите. Нет, к сожалению, на данной стадии человек не выдержит космического полета.
— Выдержит, — Фуоко повернула голову и исподлобья взглянула на паладара. — Я выдержу. И Кир тоже. Мы в кольчонов уже сколько раз попадали, еще зимой, в самом начале, а ведь в них другие люди тоже умирали.
— Возможно, и так, дэйя, — вежливо согласился Харлам. — Возможно, что и дэйя Баркхорн, чье тело тоже насквозь пропитано энергоплазмой, способна выжить в космосе. И очень даже возможно, что с течением времени на Арене мы выявим еще сто, тысячу или миллион людей, способных стать космонавтами. Но зачем? Экономической потребности в пилотируемых полетах сейчас нет. Они имеют смысл только для подготовки массовой эвакуации населения Паллы в убежища далеко за пределами аномальных зон. Даже если мы эвакуируем миллион — что делать с оставшимся почти миллиардом? Оставить погибать? Вы лично захотите отправиться в такое убежище, зная, что ваши близкие останутся здесь навсегда?
Фуоко вздохнула и помотала головой.
— Я тоже так думаю. Кроме того, учтите, что планета заключена в защитный кокон, и законы физики здесь сильно отличаются от тех, что в окружающем пространстве. Вполне возможно, что энергоплазма в ваших телах разрушится и уничтожит их при пересечении граничных областей кокона. Тогда ваши личности в лучшем случае навсегда останутся в чужой виртуальности, а худшем просто погибнут. Нет, дэйя, с учетом всех рисков сейчас человеку в космосе делать попросту нечего. Там темно, холодно, пусто и скучно — поверьте мне, я там провожу почти все свое время. А красивыми космическими пейзажами вы и в терминале Арены насладиться сможете, разницы для ваших глаз никакой. Дэйя Баркхорн, как самочувствие?
— Восемь раз, медленных и печальных, — меланхолично сообщила летчица. — Восемь бросков, я имею в виду. Специально считала. Все предсказуемо, никаких неожиданностей. Девять минут прошло, шесть осталось, скучно до зевоты. Дэй Харлам, а Арасиномэ не вмешается в нашу космическую программу?
— Поясните вопрос, дэйя. Почему он должен вмешиваться?
— Ну... мало ли. Если он, как вы говорите, какую-то вашу Станцию проглотил, может, и наши аппараты ему по вкусу придутся?
— Для чисто энергетической формы жизни вещественные объекты интереса не представляют. Волюты интересуются энергонасыщенными предметами типа лазерных пушек или наших дронов, но, похоже, с чисто познавательной точки зрения. Для них такие вещи должны выглядеть ярко сияющими, вот они и сближаются для подробного рассмотрения. Чисто тепловая эмиссия их внимания на нашей памяти не привлекала ни разу, да и радиостанции они игнорируют. А ничего сверх того в космической программе нет.
— Понятно, — Труда полуприкрыла глаза. — Десять минут прошло... о, запульсировало-то как! Три пика подряд. Простите, Харлам, я на всякий случай сконцентрируюсь.
— Разумеется, дэйя.
Наступила тишина. На экранах не менялось абсолютно ничего, если не считать таймера на экране с Трудой. Уже через несколько секунд Кирис широко зевнул. Стало скучно. Он коснулся коленом бедра Фуоко, и вдруг ему вспомнилась Марта вчера утром — как она сидела на кушетке в боксе медпункта, закутавшись в простыню и глядя в сторону, когда он спешно уходил, чтобы вернуться к Фучи. Что-то в выражении ее лица сильно ему не понравилось, но что именно, понять он так и не смог. Он знал лишь, что что-то не так. Наверное, если бы он спросил у Дзии, тот объяснил бы причину, но что-то внутри не позволяло задать такой вопрос. Вот и сейчас ему захотелось вцепиться пальцами в волосы и как следует дернуть, чтобы наказать себя... за что? Нет, нафиг-нафиг, обойдемся и без таких мыслей. Когда Фучи отправится назад, нужно найти Тату и посмотреть, как она там. Может, и разъяснится что. Хотя бабы — странные создания, никогда напрямик ничего не говорят. Каждый раз в угадайку играть приходится. Фучи вот тоже... Тьфу. Надо отвлечься.
Кирис вгляделся в длинный факел реактивного выхлопа. В нем никаких флуктуаций не наблюдалось. Интересно, сколько же горючки сгорает за пятнадцать минут в таком пламени? Небось, целая цистерна. А где она расположена? На экране, показывающем внутренности сарая, ничего похожего не наблюдалось, но несколько труб выходили сквозь стену, противоположную дюзе. Может, там? Но внешняя камера показывала сарай с противоположного угла. Как бы увидеть? Можно, конечно, подождать еще пять минут, а потом на обратном пути подъехать к сараю и посмотреть на все своими глазами. Но ведь Фучи упрется, ей обратно в виртуальность не терпится, десять минут ну просто суперкритичны. А что, если?..
Он закрыл глаза и потянулся наружу, как не делал уже давно, в поисках невидимого летающего глаза. Ночной мир заполонил тьму под веками, а потом Кирис как-то сразу обнаружил себя парящим под облаками высоко над землей. Переход случился настолько легко и неожиданно, что он машинально дернулся всем телом, пытаясь восстановить равновесие. Откуда-то издалека дошла боль в запястье: видимо, он ударился о подлокотник или даже умудрился вывалиться из кресла. Фигня. Куда же он попал?..
Планета расстилалась далеко внизу. Отчетливо просматривающееся океанское побережье складывалось в хорошо знакомые очертания береговой линии Хёнкона и окрестного побережья Могерата. Выходило, что ему повезло, и он, для разнообразия, с первой попытки поймал глаз прямо над головой, а не на противоположной стороне планеты и не в другой звездной системе. Однако высота, похоже, километров сто, а может, и больше, не разобрать ничего. Теперь попытаться вглядеться в восточную оконечность маленькой отсюда Ланты и плавненько к ней приблизиться...
Океан рванулся навстречу с такой скоростью, что парень рефлекторно взмахнул руками, чтобы удержать равновесие. Кажется, он опять за что-то зацепился (хорошо бы не за физиономию Фучи). В нескольких сунах перед носом покачивалась водная поверхность с бегущей по ней мелкой рябью, ошметками пены, какими-то клочками водорослей, дохлой рыбой и прочим обычным мусором. Очень аккуратно он повернул невидимый глаз параллельно воде, а потом описал им круг. Горизонт оставался пустым. Пришлось поднять глаз на сотню метров в высоту (еще несколько попыток, то улетая в далекий космос, то снова бороздя носом волны), и лишь тогда ему удалось разглядеть на горизонте лесистый берег, а далеко за ним — белые вершины гор. Еще с полминуты ушло на то, чтобы приблизить глаз к берегу (тот действительно оказался Лантой). По ходу дела он ощутил легкие толчки в плечо и успокаивающе, как надеялся, помахал ладонью.
— Фучи, я летучим глазом управляю, — сказал вслух он, не слыша себя, но надеясь, что остальные его слова разбирают. — Погоди немного.
Еще какое-то время ушло на то, чтобы подвести глаз к нужной точке космодрома. Сегодня управление давалось необычайно легко, словно в кабине самолетного тренажера он наконец-то приноровился к рулям. Главное, как оказалось, не дергаться, а посылать очень аккуратные короткие импульсы. Теперь ему казалось, что он и в самом деле парит в небе, управляя полетом по своему желанию. Он облетел ангар, внутри которого находилось его тело, подавил искушение попробовать пройти сквозь его стену и посмотреть на себя извне (прикольно, наверное, но не сейчас), после чего отправился к далекому сараю, возле которого поднимался густой столб дыма от факела.
Приблизиться, однако, ему не удалось. На расстоянии примерно в четверть цулы по глазам вдруг резанула яркая зеленая вспышка такой силы, что он невольно отшатнулся — и летающий глаз оказался над морем по крайней мере в цуле от береговой линии. Несколько секунд Кирис непонимающе пялился на береговые склады и ангары, после чего устремился назад.
На сей раз зеленая вспышка ударила по глазам на расстоянии примерно в цулу от испытательного ангара. Он успел разглядеть, как комок ослепительного пламени, не затмевающего, однако, ничего вокруг, по странной ломаной траектории упал с неба и ушел в крышу сарая с двигателем. Третий огненный сгусток прилетел откуда-то с востока по не менее странной траектории. За ним последовали четвертый и пятый. Тщательно сощурившись, чтобы не дергаться рефлекторно при каждой вспышке, он все-таки приблизился к сараю — и его пробрал мороз по коже.
Откуда-то со стороны отчетливо шла ледяная злоба такой силы, что живот скрутило приступом колик. Вблизи сарай вдруг окутался частой сетью из изломанных фиолетовых линий, от которой отдельные нити тянулись в небеса и там пропадали. Большой сгусток ядовито-розового цвета пульсировал в центре сети, соединенный с ней множеством разноцветных нитей. По сети быстро бегали разноцветные огни, хаотично вспыхивая и потухая тут и там. Очередной сгусток зеленого пламени свалился с неба, прошел сквозь задрожавшую сеть и скрылся в ангаре. Мир вдруг потускнел, провалился во тьму, и перед ним остались только розовый сгусток, сеть и накрытое ей бесформенное веретено, чей дальний конец вибрировал и хлестал из стороны в сторону, словно хвост раздраженной кошки. Внешняя злоба постепенно усиливалась, и Кирис почувствовал, что внутри поднимается ответное чувство — ярость и желание крушить и убивать. Его невидимые ладони словно ощутили тяжесть невидимой дубины, которой он сражался с горилломедведем в виртуальности Арасиномэ. Мир скачком вернулся обратно, огненный факел двигателя возник на месте извивающегося веретена, и он увидел огромные стаи волют, могучей серой пургой кружащиеся вокруг сарая. Они тоже являлись частью сети, во сто крат большей, чем минуту назад. Мешанина переплетающихся линий мерцала вокруг, и розовый сгусток мерно пульсировал где-то под землей и под факелом.
