Утром двадцать восьмого немцы пошли в новое наступление — видимо, они решили дожать наши окруженные войска, чтобы высвободить свои силы и заодно расчистить еще немного транспортных путей с запада на восток. Наступали они с востока. Как это стало у них принято в последнее время, они выставили дымовую завесу и под ее прикрытием стали продвигаться в направлении нашей обороны. Белый дым заволок нейтралку, закрыв от наших бойцов наступающих. Но не до конца. То здесь, то там наши начали постреливать в движущиеся тени — мы успели передать в эти батальоны по пятьдесят СКС, перестволенных уже на более длинный ствол в шестьдесят сантиметров. Ну и, чтобы не пропадать такому длинноствольному добру, заодно поставили на них простенькие оптические прицелы трехкратного увеличения. Они-то и стали постреливать на дистанциях уже в полкилометра. К ним подключились и пулеметчики — установка оптического прицела на пулеметы у нас уже полгода была стандартной практикой. Немцы продолжали идти вперед. А мы их видели. Вот в цепях лег минометный залп калибра восемьдесят два миллиметра, другой, потом россыпью пошли сыпать шестидесятки, потом сдвоенным выстрелом из пары СПГ был подбит Штуг, еще один, и на дистанции триста метров уже вовсю пошел отстрел фрицев.

Их подвела дымомаскировка. В последнее время немцы применяли ее все чаще и чаще, и не только для прикрытия от авиации, но и в наземных атаках. Десятки квадратных километров заволакивались дымом костров и дымовых шашек, немцы выныривали из дыма, и только плотный огонь на близких дистанциях спасал от взятия окопов. Высокая загазованность сделала очень популярными противогазы — немцы выныривали на наши позиции в противогазах, мы тоже стали активно их использовать — бои напоминали картинки из постакопалиптических книг или фильмов про события после ядерной войны — закованные в броню, с лицами, закрытыми противогазами, с автоматическим оружием с обвесом — сошками, оптическими прицелами, подствольниками с картечными выстрелами — наши и немцы порой сталкивались в скоротечных фронтальных схватках, где были важны наблюдательность, чтобы первым заметить вынырнувшего из дымовухи врага, и мощность залпа личного оружия, чтобы накрыть эту тень как можно большим количеством поражающих элементов. Автоматы и картечные выстрелы для подствольников как-то позволяли нам сдерживать первые натиски, но все-равно все чаще приходилось отходить с первой линии окопов, иначе немцы задавили бы массой — под прикрытием дымовухи и под воздействием наркотиков и пропаганды они превращались в истинных берсерков, прущих напролом.

Видимо, так предполагалось и сейчас. Причем легкопехотные части имели гораздо меньше автоматического оружия, и со своими СКС могли ставить менее плотный огонь на ближних дистанциях, так что даже винтовки с ручной перезарядкой становились эффективным оружием — наш боец уже не мог одной-двумя очередями задавить перед собой фронт в три-пять-семь метров, поэтому повышалась вероятность, что один из стволов наступающих произведет прицельный выстрел, и в нашей цепи обороны появится прореха, через которую немцы смогут просочиться и давить других бойцов уже и с флангов, тем самым наращивая прореху по принципу снежного кома.

Но, как и в любом другом деле, в постановке дымовых завес есть свои нюансы. Маскирующие свойства дыма заключаются в нарушении прохождения света. Дымы выполняют это с помощью двух процессов — поглощения и рассеяния световых лучей. Причем рассеяние гораздо эффективнее. Дело в том, что человеческий глаз различает предметы, только если между ними и фоном есть разница в яркости, в среднем — как минимум процент с четвертью. Некоторые люди могут увидеть предметы при разности и менее процента, некоторые не видят различий и при двух процентах, но в среднем — один-двадцать пять. И как раз рассеяние сглаживает разницу между фоном и предметом — свет попадает в облако дыма, рассеивается на нем, часть света попадает на сами предметы — они становятся ярче, но большая часть рассеивается во все стороны — само облако начинает светиться, становится для маскируемых предметов ярким фоном, на котором эти предметы теряются. Сама природа рассеяния может быть различна — тут и преломление лучей, в случае если частицы дыма прозрачны, и отражение от частиц, и дифракция, если размеры частиц сравнимы с длиной волны. Именно поэтому белесые дымы предпочтительнее черных — последние только поглощают свет, но не отражают и не преломляют его, разве что могут дать дифракцию, но последняя не так эффективна. Вот белесые дымы работают по всем направлениям, поэтому они эффективнее. Причем чем мельче размеры частиц — тем лучше дым рассеивает свет. Так, в высокодисперсных дымах рассеивание пропорционально размеру частиц в шестой степени, а для грубых — только во второй. Но тут есть и обратная сторона — грубые частицы рассеивают все цвета спектра одинаково, тогда как мелкие сильнее рассеивают короткие лучи и слабее — длинные — именно поэтому высокодисперсные дымы и туманы, в том числе и небо, при наблюдении сбоку относительно источника света выглядят синими, а в сторону источника — красными. Вейцер с Лучинским — авторы книги 'Химия и физика маскирующих дымов' — много порассказали нашим специалистам, когда те ездили в Москву на консультации и получение опыта в военной пиротехнике.

Так и в данном случае — немцы выставили дымы и под их прикрытием пошли в атаку. Но то ли дымопостановщики были криворукие, то ли просто не учли одного момента — солнце было за немецкими позициями, соответственно, оно светило в задний фронт дымовой завесы, то есть сильнее были освещены именно задние слои. И свет от них начал высвечивать контуры немецких пехотинцев и бронетехники, которые довольно свободно шли по полю под редким заградительным огнем наших войск, вынужденных экономить боеприпасы. Как раз первыми их и разглядели наши пехотинцы, у которых были длинноствольные СКС с оптикой — пулеметчики пока не смотрели в свои оптические прицелы, высаживая короткие очереди вслепую, по площадям, только чтобы хоть немного притормозить продвижение немецкой пехоты. АГС же вообще молчал, ожидая подхода немцев на совсем близкую дистанцию, чтобы максимально эффективно использовать свой небольшой боекомплект. А через некоторое время облако дыма достигло и наших позиций — довольно свежий ветер с востока быстро нагнал его на наши окопы. Тут уж немцы стали видны и невооруженным взглядом — ведь граница облака частично отражает свет наружу, соответственно, этот свет дополнительно ослепляет наблюдателя и повышает маскирующие свойства белесых дымов (еще одно их преимущество по сравнению с черными, которые свет практически не отражают, соответственно, от них нет и ослепления). И, когда граница облака прошла через наши позиции, этот эффект пропал — он и так-то был не особо большим из-за неудачного для немцев положения солнца, а тут ...

В общем, через пять минут немецкое наступление окончательно захлебнулось — пехота залегла, а все четыре самоходки и одна четверка задымили черными клубами. Но немцам выбраться с поля боя не дали. Сначала одно отделение, до того заходившее во фланг по заросшей ложбинке, выбралось на поле и придавило несколько метров пехотной цепи, потом в виде длинного щупальца рота выбросила вглубь поля боя взвод, который мощным рывком, под прикрытием пулеметов, бивших с флангов сосредоточенным веером, сблизился перекатами с немецкой пехотой, гранатной атакой вломился в ее залегшие ряды, и прошел быстрым фланговым ударом через весь центр, расстреливая сбоку и со спины залегших пехотинцев, чье внимание было сосредоточено лишь на фронт. Ну а за этим взводом шел второй, который прошел уже в другую сторону. За десять минут все оставшиеся немцы были 'готовы' — либо в виде трупов, либо в виде пленных. А до немецких позиций оставалось рукой подать, поэтому мы подновили немецкую дымовую завесу уже своими дымовыми шашками и под ее прикрытием ворвались уже в их окопы — как раз сейчас солнце было на нашей стороне, отлично подсвечивая фронтальную часть завесы, обращенной к немцам, тем самым ослепляя их и скрывая за этим рассеянным светом наших бойцов. Да и сами немцы максимум чего ожидали с той стороны, так это своих товарищей, возвращавшихся из атаки, но никак не русскую пехоту. Поэтому даже когда дымовую завесу уже почти снесло с немецких окопов, они не были готовы к гранатной атаке и последующей жесткой зачистке окопов. В первой линии не осталось даже пленных, и лишь в тылу мы смогли взять несколько человек, которые рассказали нашим о том, какие силы у немцев находятся дальше.

Дальше у немцев никаких сил не было. Они рассчитывали на небольшое сопротивление легкой пехоты, ослабленной предыдущими боями, поэтому не подперли свою атаку никакими резервами — все свои подразделения они ускоренными маршами гнали на север, чтобы закрепить стенки пробитого коридора. С такими известиями, да окрыленные победой, наши вошли в раж. Бойцы хоть и не воевали последний год, но все-таки были хоть немного да пообстрелянные, да и по два получасовых учебных боя с краскострелами каждую неделю в течение последних семи месяцев, как мы наклепали около ста тысяч этих пневматических краскострелов как раз для обучения войск в тылу (я удачно вспомнил про страйкбол), приучили их не выпячивать филейные части тела, отслеживать обстановку боковым зрением, держать в голове примерное положение 'своих' и стрелять на любое движение со стороны противника. Так что на поле боя, да после недели реальных боев, они чувствовали себя уже уверенно, а прописанное в наших уставах 'Делать чуть больше, чем требуется' (честно списанное у немцев) гнало их дальше вглубь немецкого тыла.

За два часа батальон почти весь втянулся в прорыв, оставив по фронту старой линии обороны лишь небольшое прикрытие — только чтобы фрицы слышали на нашей стороне шевеление. Две роты фланговыми ударами расширили его, а одна вышла на дорогу, по которой непрерывными колоннами шли на север грузовые автомобили, бронетехника и пехотные колонны, подготовила позиции и установки для стрельбы, и за две минуты смахнула километр дороги вместе с находившимися на них немцами. Единственная оставшаяся самоходка и шесть СПГ прогвоздили борта танковой роты, еще три СПГ и десять гранатометов разнесли в возникшем заторе около двадцати грузовиков, а крупнокалиберные и обычные пулеметы, наши и трофейные минометы размесили немецкую пехоту. Да, давненько мы уже не устраивали таких огневых засад. Две пехотные роты, танковая рота, батарея противотанковых пушек — за пять минут вся эта мощь была превращена в кровавую труху. Правда, мы не стали выбираться на дорогу, чтобы добить раненных и уцелевших — выжили — и хрен с ними — будет кому рассказать, как связываться с русскими. Но и устроенного разгрома было более чем достаточно. Поэтому рота стала откатываться под давлением уже спешивших на помощь немецких подразделений, что находились на шоссе уже за или еще до места засады. Естественно, немцев мы сдерживали короткими арьергардными боями, но те особо и не стремились нас преследовать — так, отогнали на полтора километра от дороги, но дальше не пошли — ведь у них приказ двигаться на север, тем более что наши еще опасались вступать в решительное столкновение — дали немцам по мордасам, показали клыки — и отступили. А больше пока и не нужно — не наседают — и ладно. Да и поиздержались мы изрядно — за эти четыре часа батальон израсходовал три четверти боеприпасов, что им закинули вместе с пополнениями ночными транспортниками, поэтому еще два часа ему потребовалось на то, чтобы как-то распределить трофеи между боевыми группами. Но уж после этого батальон снова вышел на большую дорогу, устроив к вечеру еще одну засаду — немцы почему-то так и не удосужились проверить, что там вообще происходит — все гнали и гнали войска на север. Из них-то еще раз, чуть южнее, и выдрали пару пехотных рот. Ходят тут всякие ... Так что неудачная дымовая завеса дорого обошлась немцам.

И этот опыт с дымами не был забыт, более того, он был применен тем же днем комбатом соседнего участка, правда, немного в ином ключе — когда немцы так же под прикрытием дымовой завесы пошли на его позиции, он приказал подсветить с тыла дымовуху осветительными выстрелами. Конечно, это не сравнить с подсветкой солнцем, но все-равно посветлевший фон позволил открыть огонь из оружия с оптикой с дистанций более двухсот метров, с последующей атакой с таким же результатом.

Так что группа из двух относительно целых и разрозненных частей еще пяти легкопехотных батальонов, что находились в окружении между Городней и Воздвиженским, к вечеру двадцать восьмого фактически ликвидировала три из пяти километров восточного фаса немецкой обороны, что прикрывала дорогу на север. Вот только кроме блокирования этой шоссейной дороги это ничего им не дало — дальше на восток были тоже открытые пространства, и немцы не попытались вернуть утерянные территории только потому, что в пяти километрах к востоку шла еще одна дорога, и общий путь увеличивался на пять километров максимум — так, выставили пехотные заслоны против засад — и все. Не ожидали они, что у нас тут есть большие силы, поэтому и не стали тратить время. И правильно делали. Так что какого-либо улучшения в конфигурации фронта наши окруженцы не получили. Ну — не они выбирали, где немцы начнут их атаковать, так что как вышло — так и вышло — грех жаловаться — все-таки смахнули с театра военных действий более тысячи фрицев — тоже неплохо. Наши-то, наоборот, собирались провести ночную атаку в сторону запада, пока немцы не установили там минные поля и колючку, и их атака с востока лишь раздраконила нашу легкую пехоту — на СПГ оставалось по два-три выстрела, да и со стрелковкой было не лучше. Да, добавили фашистам трупов, но исход все-равно был безрадостным. Оттого-то и зашкаливала борзота наших окруженных батальонов, что они считали себя уже мертвыми, и своими действиями они просто сами справляли по себе тризну. Самураи с их готовностью к смерти ? Да не смешите ! Многие русские песни готовят к этому с раннего возраста, причем не какую-то отдельную касту, а весь народ. С такими соседями по другому никак. Так что нам своими психологическими методиками оставалось лишь развить это чувство 'ты уже умер, поэтому бояться нечего'.

Естественно, батальоны не спешили хоронить себя бездействием. К полудню двадцать восьмого августа они уже сорганизовались в полковую группу с выбранным из трех оставшихся комбатов командиром и набранным из офицеров полковым штабом. До вечера шли локальные перестрелки, чтобы держать фрицев в тонусе, а основные силы были направлены на подготовку ночной атаки. Для нее был выбран участок заболоченной местности. Его главным преимуществом, как это ни парадоксально, была его открытость — это давало надежду на то, что немцы не будут ждать тут атаки. Еще некоторым преимуществом было то, что на стоявших на той стороне холмах и возвышенностях были высокие деревья, которые, выделяясь на фоне ночного неба, дадут хорошие ориентиры в ночной темноте — едва ли не самое главное условие для успешных действий. К девяти вечера на участке атаки были собраны семь штурмовых групп с наиболее подготовленными бойцами, пять ПНВ, которые выдавались каждому легкопехотному батальону по одной штуке — чисто на всякий случай, и группы пошли вперед под звуковым прикрытием редкой стрельбы и 'шарманок' — механических устройств, которые издавали звуки рытья окопов — тоже еще одной придумки студентов, которые обучались на конструкторов и технологов — сделали их под тысячу штук, тоже чисто на всякий случай, и вот — пригодилось. Ну и менее чем в километре справа и слева порыкивали двигателями три самоходки — и не напротив атакуемого участка, чтобы не насторожить немцев, и вместе с тем не далеко, чтобы звук был еще достаточно сильным и хоть как-то заглушал продвижение наших штурмовых групп.