Критический эксперимент 2033

Врачебное искусство карфагенян тоже было на уровне. В частности, полумужчины были результатом операции перерезки и перевязки семенных протоков, требующей высокой хирургической техники.

— 49. Астарта и Баал

Жена, пока Евгений объезжал поля, сады и пастбища, порою задерживаясь на ночь в очередной деревне, ревизовала кладовые, чуть не каждые два дня получала от служанок новые наряды. Возвращаться в город, пока муж в имении, неприлично без его разрешения, как ей почтительнейше, но твёрдо, объяснил Ад-Гербал. Сияния, поглядев на супруга. поняла, что если он и позволит, она потеряет очень много в его глазах. Хозяйка должна сначала взять всё в свои руки и навести полный порядок.

Скрасило ей это время то, что на пару дней и ночь заехали две знакомые дамы. Вольская царевна с наслаждением отдавала долг гостеприимства. Она просто упивалась богатством и роскошью. "Царский дворец" Аттия Туллия теперь вспоминался ей как амбар, её жилище на Склоне как жалкий сарай, а домусы римских патрициев — как дома слуг.

Авл вернулся в имение Ганнона лишь на день перед праздником Астарты. Рабыня, с которой он провёл до отъезда три ночи, подбежала к нему, омыла его ноги, но он не взял её даже в купальню. Бербер осведомился у молодого хозяина, кто будет его услаждать ночью, но тот раздражённо отослал евнуха прочь и запретил кого-то присылать. Потихоньку осмотревший наследника врач Гимилькон "успокоил" Сиянию и Фламина:

— Ваш сын, господа мои, серьёзно утомился и влюбился. А это чаще всего через некоторое время проходит бесследно.

Несколько цинично Евгений подумал, что сын слишком сильно поддался обольщениям жрицы Астарты, и успокоился. Излечить Авла будет почти что делом техники. Скорее всего, образумит сама жизнь: храм или Сенат прикажут его пассии очаровать кого-то другого, сын поругается и успокоится, поняв, что эта сирена лишь выполняла задание. Когда взволнованная супруга, которая искренне любила Авла, несмотря на то, что тот был сыном соперницы, стала порываться поговорить с пасынком и вразумить его, Фламин сначала удержал её жаркими ласками, а затем начал увещевать, объясняя, что Авл попал в общество опытных соблазнительниц впервые, но моральные устои и духовная подготовка у него отличные. Здоровый дух возьмёт верх над коварными чарами, и встряска будет сыну необходимым жизненным опытом: сколько ещё нимф и лилит встретится у него на пути! В идеале он научится сам подчинять их своей воле и использовать на благо Рима и Бога Единого, но уж противостоять им — безусловно!

Поэтому за обедом и ужином Фламин говорил с Авлом о карфагенском оружии, о его товарищах из Священного отряда, об их боевых навыках. Авла эти вещи искренне занимали, он оживлённо рассказывал всё, что видел и узнал. Но, когда пару раз упоминалось нечто типа: "А, когда они устали вдрызг, да и я как следует, мы сходили в купальню, выпили вина и пошли развлекаться", он сам себя обрывал.

Евгений решил пойти на риск.

— Не верю, что тебя не пленила какая-то местная красавица. Они наверняка на тебе гроздьями висли и вовсю применяли своё коварное боевое искусство. Ты ведь уже настоящий мужчина. Вот теперь тебе предстоит первая в жизни мужская, а не воинская, битва: с честью выдержать соблазн, не допустить, чтобы тебя бросили и ты стал ныть, и не подсесть на жрицу, как патриции влипали в Велтумну. Надеюсь, ты сумеешь вовремя и мужественно расстаться. В жизни тебе ещё не такие атаки предстоит выдерживать.

Авл повеселел и стал рассказывать, как виртуозно умеют обнимать мужчин жрицы, особенно Зи-Аст.

— Она ради меня дала отставку своему постоянному любовнику, а я уже подготовил ей в подарок при расставании: отличное золотое кольцо с изумрудами и рубиновое ожерелье. Она уверена, что покорила меня полностью, но я ведь твой сын и получил духовные силы в службе Богу. Пока что я не намерен разрывать связь, а затем постараюсь сделать всё с достоинством и твёрдостью. Так что не волнуйся за меня, отец, я твои уроки внимательно усваивал ещё на Склоне, да и Медония многое мне рассказала и показала.

Вот теперь отец взволновался. Значит, усталость и влюблённость — разные вещи. Карфагенская невеста гораздо опаснее для Авла, чем жрицы. Но пока что отец не стал показывать тревогу, твёрдо решив сначала увидеть, в кого же влюбился сын, а потом разработать конкретный план действий. А жена неожиданно приревновала пасынка к друидке:

— Мало ей того, что она мужа нашего порою себе забирает, она, оказывается, и тебя уже попробовала! Ненасытная вульва!

— Мать, — в данном случае это слово далось Авлу с трудом, — она не развлекалась со мною, а учила меня. Соединялись мы всего один раз, но она довела меня до того, что я, как сатир за нимфой или пёс за сучкой, за нею погнался. А потом объяснила, что она делала и какие ошибки я допустил, оказавшись бессилен перед соблазном. В другие разы она просто показывала женские приёмы искушения, учила, как вежливо и твёрдо отбиваться и, наоборот, самому влюблять в себя женщин. Отец и мать, не считайте меня наивным мальчиком. Я отобьюсь от этих соблазнительниц и постараюсь покорить Зи-Аст так, чтобы она плакала после расставания. Может быть, если нам понадобится, уговорю её что-то важное для нас узнать или сделать. Но только если это будет честно и ей вреда не принесёт.

Самонадеянность сына ещё более встревожила Фламина. Он может и недооценить Зи-Аст, и не увидеть за первым соблазном второй, менее очевидный, зато более коварный. В таком состоянии Евгений почти пропустил мимо ушей рассказ сына, как они вышли в море на двух лодках, там отрабатывали морское сражение и вдвое меньшая команда Авла побила соперников, захватив их лодку и искупав их как следует.

— А потом на пирушке они меня так расхваливали, что Зи-Аст расцвела от гордости за любовника и до самого утра мне спать не давала.

Сияния немного успокоилась и ночью сказала мужу во время объятий:

— Как мне будет приятно узнать, что сын подарил этой обольстительнице отступное и она ушла как побитая собака! Как мне будет приятно видеть до этого, что соблазнительница подчинилась нашему наследнику и он овладел не только телом её, но умом и чувствами. Ты прав, мой любимый муж: сын наш должен быть отличным воином и в этих сражениях. И мои сыновья станут такими же, ты ведь постараешься?

— Конечно, любимая! Надеюсь, что дети наши станут славой и гордостью нашего рода и Рима.

— И вольсков. И Карфагена. И кельтов, — каждый раз целуя мужа, высказала свои мечты жена. — У нас их как раз четверо. Хватит на всех.

Фламин не стал гасить её энтузиазм. А про себя подумал, что жена уже распределяет в уме "уделы" между сыновьями. Так хорошо относится к Авлу не только потому, что ей симпатичен красивый и умный юноша, но и потому, что она не видит в нём соперника своим детям: им всё равно придётся разойтись в разные страны и лучше, если они будут поддерживать друг друга.

И вот торжественно двинулось семейство Фламина в Карфаген. Хозяин и наследник ехали на слоне, Сиянию несли в паланкине. Сопровождало их человек двадцать челяди. Жена чуть ли не два часа подбирала драгоценности и платье, а до этого часа четыре ей делали сложную причёску. Правда, в паланкин она уселась в старой одежде, чтобы платье не пропотело в дороге. Мужчины решили одеться строго, без драгоценностей, но по-пунически. В городской дом заглянули на часок, чтобы обмыться и переодеться.

Евгений повторил Авлу и Сиянии правила поведения, если их разведут по разным местам. Не возмущаться ничем, мы гости и изменить ничего не сможем. Не одобрять ничего, что не согласуется с Путём Бога Единого. Если спросят, не лгать, а вежливо уйти от оценки. По мере возможности одобрять то, что возвращает на Путь Господа, даже если оно окружено мерзостями. Такая похвала, в частности — возможность уйти от оценки дурного. Не поддаваться дурным воздействиям и стараться избегать одурманивающих средств. Если чувствуешь, что начинает расслабляться воля, лучше впасть в физическое расслабление и попросить немедленно отправить домой из-за плохого самочувствия. Всё время применять духовную защиту, и в трудных случаях немедленно взывать внутри себя к Богу, не стесняться просить у него сил и стойкости, ясного ума и духа. Твёрдо отказываться от кровавых обрядов, мучений и извращений, не приносить жертвы идолам и не поклоняться им, ссылаясь на обет Богу Единому, но можно молитвой Богу Единому попросить поддержать остальных в духовном совершенствовании. В остальном стараться следовать местным обычаям.

А затем на конях и в паланкине новоиспечённые латифундисты проследовали в главный храм Астарты.

В храме их сразу же разделили. К Фламину подошёл верховный жрец Баала Миркан вместе с другими жрецами высшего ранга, и начал с ним беседу о вере Бога Единого, её обрядах и соотношении с верой Баала. При этом он с товарищами постепенно уводил Евгения всё дальше от остальных и усадил на скамьи верховных жрецов. Авла сразу осадили молодые аристократы и их отцы, уговаривающие принять их сыновей в учение. Сиянию подхватили дамы и жрицы. Более того, именно к ней почему-то подошёл суффет с семьёй. Старшая жена суффета Аллит представила мужу Сиянию, и та оказалась среди жён и дочерей высшей знати, в середине семьи Бод-Мелькарта.

Празднество началось с торжественного шествия под музыку, как будто давящую людей и внушающую им чувство ничтожества перед богиней. Молодые жрецы Баала преподнесли Астарте "подарки от мужа", а затем начались молитвы и танцы. Постепенно молитвы становились всё более экстатическими, а перемежавшие их танцы всё более эротическими, доходящими до моментов плотского соединения в фигурах. В конце концов под громогласный удар барабанов и вой труб один из молодых жрецов отрезал себе до крайности напряжённый фаллос и бросил на жертвенник перед богиней.

Карфагеняне ликующе закричали: "Богиня оплодотворена!". Искалеченного унесли. Остальные запели гимн Астарте, матери всего живого, покровительнице любви и плодородия. Под тяжёлыми взглядами жрецов Евгений нашёл выход: он воздел руки к небу и возгласил:

— Бог Единый, имя которого неведомо, благослови всё то в этом празднике, в народе карфагенском и в его богах, что соответствует Пути, который Ты им предначертал!

Удивительно, но его слова и мысль проникли в умы Авла и Медонии, и они произнесли практически то же самое. Можно было бы рассматривать это как чудо, но ведь они так долго настраивались на одну и ту же волну, так что, может быть, это была лишь маленькая помощь помощников Бога. Жрецы Баала, а за ними и остальные, подхватили эти слова, переведя их на пунический почти точно: "Могущественнейший Бог, имя которого неведомо людям, благословил наш праздник и подтвердил, что мы идём по Пути, предначертанному им для Карфагена"! Народ возликовал: ещё один могучий бог благословил Карфаген.

После кульминации все мужчины, даже евнухи, покинули храм Астарты. Оставшаяся часть мистерий была женской тайной.

Евгения не отпустили. Его увели к себе жрецы Баала. Миркан в ходе пиршества подвёл некоторые итоги:

— Баал — бог мужской силы, воинов и правителей. То, как вы служите своему могучему Богу, похоже на наше служение Баалу. Завтра мы испросим у него благословение нашим сыновьям, если они пожелают, служить Безымянному Богу.

— Не безымянному, а Богу, который столь далеко и высоко, что имена Его не могут быть названы на бедном людском языке, — возразил Фламин.

— Могучему Неведомому Богу, послом которого ты служишь, — уточнил верховный жрец. — Ты заметил, что мы наметили на жертвеннике в городском доме слова "Неведомому Богу" по-пунически? Доволен ли ты тем, как их разместили, и можно ли будет их вырезать?

Евгений вдруг понял, что, поскольку римские и пунические письмена идут в противоположных направлениях, для каждого из народов его надпись кажется расположенной выше. Он улыбнулся и одобрил.

— Мы знаем, что ваш Бог запрещает возводить Ему храмы. Наши художники и скульпторы представят тебе рисунки, которыми мы распишем портик, и статуи, которые воздвигнем, а ты вынесешь алтарь на площадь перед твоим домом и будешь там служить и учить наших людей своим обрядам. Постепенно мы сделаем это место одним из красивейших в городе.

С жрецами всё стало ясно. Психология древних религий: могущественного бога нужно переманить к себе и поселить в своём городе.

— Но ведь священники Господа будут беспощадно бичевать те обычаи и нравы, которые сбивают Карфаген с Пути Божиего, — предупредил Евгений.

— Мы уже знаем, как ты и твои люди ведут себя в Риме. Латинянам это пошло на пользу. А наши люди тем более склонны прислушиваться к полезным советам и внимать предупреждениям богов, — улыбнулся Миркан.

В принципе создать общину Единобожников ещё и в Карфагене вроде бы было полезно для веры и "прогресса". Но, как только проклятое словечко "прогресс" всплыло в мозгу Евгения, он почувствовал, что здесь что-то не так. И, более того, он вдруг ясно понял, что цель перетащить к себе ещё одного небесного покровителя — второстепенная. На него рассчитывают в основном по другой причине. А распространение своей веры, как считают карфагеняне, лучший способ накрепко и навсегда привязать полезного человека. Но что же им нужно, если прижимистые карфагенские отцы расщедрились на такие подарки?

В этот вечер жрицы Астарты не выступали перед пирующими, они были заняты на своей мистерии. В основном музыкантами и танцорами были юноши и мужчины, чуть разбавленные рабынями. В самый разгар пира вбежал слуга верховного жреца и что-то сказал ему на ухо. Тот приказал: "Зови!", с достоинством поднялся со своего места и жестом пригласил Евгения стать рядом. Вошла роскошная черноглазая, черноволосая, зрелая женщина, единственным одеянием которой были драгоценности и тиара на голове.

— Чем я обязан визиту в столь неурочный час, верховная храмовая блудница Фамиат? — строго спросил жрец, поцеловав гостью.

— Наша богиня велела передать Фламину, что она желает его.

Евгений почувствовал опасность, то же понял и Миркан. Практически одновременно они сказали:

— Фамиат, Баалу и Карфагену Фламин нужен живым. Ты и твоя богиня хотят навлечь на Карфаген гнев могущественного бога ради нескольких часов наслаждения? Передай богине, что её муж недоволен.

— Мой Бог запрещает мне любиться с ненасытной Астартой.

Неожиданно жрица улыбнулась и спросила:

— Сегодня или навсегда?

Евгений замялся. На сей раз ясного осознания неотвратимой опасности не было. Ощущение очень большого риска... но ведь он воин Господа, и это его бой! Предупреждения не последовало, хотя почему-то первосвященнику почудилась чёрная тень за спиной и усмешка: "Ведь провалишься и попадёшь на мой путь!" Но жрец и жрица ожидали ответа, и вдруг Евгений решился:

— Когда мой Бог сочтёт, что я готов, я смогу обнять жрицу, в которую вселилась богиня. Но не в её храме, опоганенном в глазах моего бога кровавыми жертвами, а у себя в поместье, в освящённом мною помещении. И никаких жертв во время поединка с Астартой. За этим проследят жрецы Баала.