— Друзья мои, положение дел таково, что президент не может ни о чём заявить в открытую раньше, чем за три месяца до катастрофы и вот почему. Если это сделать, то в стране начнётся массовый психоз, а не просто какая-то там паника. Хуже того, в Россию хлынут толпы народа с Юга, чтобы полютовать над гяурами напоследок. Ну, а вообще-то мне по секрету сказали, что пусть и совсем крохотный, но всё же есть шанс, что комета промчится над Землёй впритирку, но и в этом случае последствия будут катастрофическими. Если это и произойдёт, то над Атлантическим океаном, и будет сопровождаться чудовищным взрывом в атмосфере и нам в любом случае не избежать удара волны. Мы ведь находимся после Калининградской области на самом западном рубеже страны. Так что пусть Кремль занимается своими делами, а мы будем заниматься своими и ещё раз повторяю, не болтать. Кликуш и болтунов мы будем уничтожать без шума.
Я не выдержала и спросила:
— Василий Семёныч, те люди, которые хотят переждать катаклизм в горах Тибета, смогут вылететь из страны?
Ответ меня порадовал:
— Да, Ярославна, и даже более того, тот, кто уже об этом позаботился, сможет взять с собой бесплатно не только продукты питания, но и оружие. Если у тебя есть такие на примете, то оружие они смогут получить у Трёх Богатырей. С документами.
В этот же вечер Димка взял у меня самый большой микроавтобус "Форд-Транзит" и вместе с Мишкой поехал в воинскую часть, где ему выдали шесть пулемётов "Печенег", четыре снайперские винтовки, дюжину автоматов Калашникова и множество патронов, после чего он тут же укатил в Питер и отсутствовал целую неделю. Я дала ему сто пятьдесят тысяч евро наличными и на все эти деньги он накупил продуктов питания, в основном риса, макарон, муки, сахара и мясных консервов. Груда получилась огромная и Димка боялся, что она не влезет ни в какой самолёт. Однако, влезла. В военно-транспортный "Ил-76", в него наши военные засунули ещё и четыре щитовых домика, разобранных на части. На этом самолёте он отправил в Лхасу не только своих и Наташиных родителей, но ещё и три семьи преподавателей из ЛГУ. Сам же он вернулся в Невель одновремённо и удивлённым, и озабоченным. Китайские власти в Лхасе, по его словам, а он созвонился с родителями сразу же, как только самолёт долетел до места, очень обрадовались, что русские профессора привезли с собой столько оружия и решили поселиться не в Лхасе, а в Гиангзе, да, ещё и будут пасти яков. Они немедленно предоставили им не только грузовики, но и выделили солдат, чтобы те помогли установить щитовые домики. Как и Димке, мне сразу же показалось, что просто так такие чудеса не происходят. Когда я стала расспрашивать, где же мой братец поселился, он достал карту Тибета, несколько фотографий и сказал:
— Вот, смотри, Валюха, это их столица, Лхаса, это река Цангпо, в Индии она называется Брахмапутра, а прямо за ней находится городок Гиангзе, но мы будем жить не в нём самом, а километрах в двадцати от него, рядом с шикарным горным озером. Вот там и находится наше ранчо. Оно довольно большое и я теперь крупный скотовод, у меня целых триста яков. Сейчас за ними ухаживают монахи из монастыря Пархор.
Внимательно посмотрев на Димку, я принесла из своей комнаты ещё сто пятьдесят тысяч евро и сказала:
— Тебе нужно лететь туда сейчас, Димка, чтобы до холодов построить несколько бетонных бунгало самого простого вида. Их нужно отливать из монолитного железобетона и ставить не на фундамент, как обычно, а просто на груду камней. В общем затарься в Питере оконными и дверными блоками, арматурой, печками-буржуйками, бери ещё несколько профессорских семей, но чтобы профессора были не слишком старые и имели детей вашего с Натахой возраста, и создавайте в Тибете маленькую русскую колонию, но только чтобы всё было тихо, а не то зачистят.
Димка пристально посмотрел на меня и спросил:
— А их что, ваши, псковские, к себе не пустят? Знаешь, мы ведь тоже с Натахой думаем, а не остаться ли нам здесь.
— Нет. — Твёрдо сказала я — Летите. Цемент вы и там купите, а вот окна-двери, лучше с собой привезти, и ещё несколько семей. Китайцы не дураки, они тоже приказ выполняют, хотя и негласный, а это, Дима, называется — класть яйца в разные корзины.
На следующий день, взяв с того же армейского склада ещё оружия и боеприпасов, Димка и Наташа уехали в Питер, а через пять дней, с восьмью семьями преподавателей ЛГУ, улетели. Ещё через неделю брат позвонил мне и сказал, что у них уже вовсю кипит строительство и они надеются успеть до холодов, а они были уже не за горами, построить пятнадцать железобетонных, однокомнатных коробок с тамбурами. Дом, сложенный из камней и несколько хозяйственных построек они развалили. Димка счёл, что в случае землетрясения они превратятся в груду камней и погребут под собой всех, кто в них находился. Самым же радостным для меня было то, что рядом с ними решили поселиться ещё почти два десятка семей, причём это были научные сотрудники, из Пекина, Парижа и Токио. Это окончательно убедило меня в том, что завеса тайны установлена не случайно и я, подумав, дала знать об этом Джимми, а тот ещё нескольким людям. Ну, а в августе я получила ещё несколько подтверждений тому, что президент не сидит сложив руки, а занят своим делом. Невельский завод АТС, обувная фабрика, льнозавод и молококомбинат, получили большой госзаказ на свою продукцию и работали чуть ли не в три смены без выходных. Ну, а поскольку все эти предприятия принадлежали тем людям, которые были на сходняке, это никак не отразилось на темпах строительства убежищ.
Невель очень быстро окутала собой пелена молчания и произошло это сразу после того, как бесследно исчез местный цыганский барон, а с ним с десятка полтора его приспешников обоего пола. Остальные цыгане сорвались с места и, побросав свои дома, скочевали в Латвию, откуда они к нам и прибыли лет двадцать назад. Ну, тут хотя бы всё было сделано тихо, а вот в Великих Луках нескольких цыган-наркоторговцев, а вместе с ними их русских подельников, расстреляли средь бела дня прямо в кафе, где они собрали свой сходняк, причём стрелял не кто-то там, а сами повара и официанты, после чего сели в микроавтобус, уехали и их больше никто не видел. Кроме тех, кто работал на строительстве убежищ. Они стали кормить уже совсем другой народ. Ну, а поскольку милиция приехала только часа через четыре, чтобы вывезти трупы, то всем сразу же стало ясно, что обо всём лучше помалкивать и не задавать никаких вопросов. В общем чуть ли не всю, а может быть как раз именно всю Псковскую область, накрыла пелена молчания и напряженности. Радоваться то по большому счёту было нечему.
Однако, вместе с тем стали происходить и другие, ничуть не менее странные вещи. Многие люди, в основном те, про которых слова плохого не скажешь, стали расплачиваться в магазинах не деньгами, а разноцветными листками бумаги. Как то раз баба Катя в кои веки решила зайти в магазин, расположенный в нашем доме со стороны улицы, чтобы купить молока и когда она вместе с Алёнкой подошла к кассе и достала кошелёк, кассирша улыбнулась ей, дала моей дочери самую большую плитку белого пористого шоколада и сказала, что за всё уже уплачено. Баба Катя удивлённо ойкнула и стала уточнять, так ли это и кассирша попросила её не сомневаться. Ну, у моей бабули тут же появилось желание купить ещё чего-нибудь вкусненького, но кассирша не дала ей особенно разгуляться, но и пустой из магазина не выпустила, а позвала грузчика и велела принести бабушке "богатырский набор" и отнести его к нам в квартиру. Набор, надо сказать, был просто роскошный и в него входило немало таких деликатесов, которые и я не всегда покупала. Когда я приехала вечером из Карасей, баба Катя стала допытываться:
— Валюша, что же это такое у нас в городе творится? Пошли мы сегодня с Алёнкой в магазин молока купить, только я кошелёк достала, как мне Зина, кассирша, и говорит — за всё мол уплачено. Ну, а потом и вовсе что-то странное произошло. Как только я захотела взять для тебя колбаски копчёной, так мне какой-то "богатырский набор" вручили, да, ещё и до дверей его донесли. Прямо, как в советские времена, набор от профсоюза к Новому году выдали или к какому другому празднику. И вот ещё что я хотела спросить, Валюша. У нас что, деньги уже отменили что ли? Передо мной соседка каким-то розовым листком за целую телегу продуктов расплатилась, а ведь продуктов тыщи на две было. Чудные дела творятся в городе. Вчера соседка рассказывала, что в Невеле люди исчезать стали. Нет, нормальные, трезвые, да, работящие никуда не деваются, а вот пьяницы и наркоманы всякие, то ли вслед за цыганами уехали, то ли утопли.
Ну, и что мне ответить ей было на такие слова? Врать бабуле мне не хотелось и я негромко сказала:
— Баба Катя, это, наверное, наша власть за ум взялась.
— Ага, как же, власть, — усмехнулась баба Катя, — тут дело чем-то другим пахнет, Валенька. Участковый-то наш, который лейтенант Зинченко, грубый такой, тот, что людей по домам прописывал за взятки, тоже говорят, исчез бесследно, как и не было его никогда. Неужели народ, наконец, взял власть в свои руки?
Шумно выдохнув, я набралась смелости и сказал:
— Так оно и есть, баба Катя, только ты бы об этом помалкивала сама и соседке своей тоже велела помалкивать.
Моя бабуля покрутила головой и с укоризной в голосе сделала мне замечание:
— Не учи учёную, Валентина. Я, к твоему сведению, девчонкой, связной в партизанском отряде была, так что знаю, что такое конспирация, а за соседку не волнуйся, она кроме как со мной, об этом ни с кем не говорила. Так это что, правда, что народ сам руководить всем стал и больше никому не подчиняется?
— Правда-правда, баба Катя, — сказала я и добавила, — дай мне спокойно поесть и я спать рухну.
Через несколько дней я перевезла Алёнку и бабу Катю на озеро. Наступил октябрь, но было ещё очень тепло, а самые шумные работы, когда мы пилили металл болгаркой, уже завершились. К этому времени наш спасательный батискаф приобрёл вполне узнаваемые очертания и даже более того, неподалёку от него, слева был построен громадный бункер, в который ежедневно загружался керамзит, а справа стадвадцатипятикубовая ёмкость для бензина. Каждый день на участок приезжали машины и привозили керамзит и бензин. Всё чаще и чаще я брала нужные мне материалы на складах бесплатно и при всём этом все молчали, словно в рот воды набрали. По всей видимости люди уже знали, что болтунов и паникёров будут зачищать точно так же, как и всяческое отребье, которого становилось в области всё меньше и меньше. Куда они девались, гадать особенно не приходилось, ведь Псковская область это край озёр, не говоря уже о том, что болот в ней тоже хватало. Поэтому люди и молчали, боясь попасть в разряд тех, с кем так безжалостно расправлялись летучие отряды братков, разъезжающие по дорогам на джипах вместе с милиционерами, фээсбешниками и военными. Порядок, надо сказать, они навели просто идеальный, хотя и очень уж строгий.
При этом транзитный транспорт следовал через область беспрепятственно, но машины с контрабандой, особенно спиртным и наркотиками, выявлялись чуть ли не мгновенно. И то, и другое уничтожалось прямо на границы, транспорт конфисковали, а водители если это были иностранцы, выдворялись за пределы страны в пешем порядке. Российских же водил довозили до границ области и давали им там пинка под зад. Время от времени я встречалась с Богатырями, они не забывали про меня и частенько заезжали, чтобы посмотреть, как идёт строительство батискафа. От них я узнала, что некоторые чиновники сами приходили на стройку и просили дать им в руки лопату. То же самое делали и банкиры. Было удивительно только одно, похоже все знали, что за холмами Бежаницкой возвышенности, на восточной стороне, строится множество убежищ, на этой стройке работало многие тысячи людей, но никто не говорил об этом ни по радио, ни на телевидении, ни в газетах. Более того, строительство велось и на Судожской возвышенности и, вообще, Три Богатыря всерьёз поговаривали о том, что они "упакуют" в бетонные подводные лодки чуть ли не весь Питер, да, ещё и для лабасов места приготовят, не погибать же им, тоже ведь живые люди, хотя и вредные.
А ещё Богатыри говорили, что весной, как только сойдёт снег, они начнут перевозить людей в лагеря спасения, которые уже также начали строить рядом с бетонными подводными лодками, всех до одного. Хотя они и уговаривали меня не дурить, я всё же так и не отказалась от мысли спасаться на батискафе. Невель ведь не был моим родным городом, хотя в нём, начиная с шестидесятого года, жила баба Катя и потому он знаком мне с раннего детства. Вообще-то я если о чём и жалела иногда, так это о том, что не улетела вместе с Димкой и Наташей на Тибет. Вот туда-то я смогла бы забрать бабу Катю, хотя та и говорила, что больше всего хочет только одного, быть похороненной на невельском кладбище рядом с мужем, хотя там в землю был опущен пустой гроб. Настоящая могила дедушки Пети была где-то в Атлантическом океане. В конце октября, когда батискаф был практически построен, нас с Алёнкой постигла беда, умерла баба Катя. Ещё вечером она была бодрой и весёлой, поужинала вместе с нами, легла спать, а утром не проснулась. Когда же я поняла, что мне её уже никогда не разбудить, то чуть не сошла с ума от горя. Озеро забрало у меня ещё одного дорого человека. К счастью Алёнка спала, а потому я вместе двумя мужиками смогла тайком увезти бабу Катю в город и пока ею занимались соседки, обмывали и готовили в последний путь, съездила в Караси и сказала дочери, что бабушка приболела и я отвезла её к врачу.
Баба Катя провела свою последнюю ночь в родном доме, но уже лёжа в гробу, а не на своей кровати. Я просидела возле её гроба всю ночь, а она лежала в нём такая умиротворённая, что от этого мне стало особенно горько. Баба Катя ушла от нас с Алёнкой так и не узнав о грядущей катастрофе, а мне теперь предстояло спасаться самой и спасать моего ребёнка. Алёнку привезли утром, сказав, что бабушка умерла в больнице. На похороны Екатерины Андреевны Ковалёвой, вдовы капитана второго ранга, старшего механика подводной лодки "Красногвардеец", собралось очень много людей. Пришли Три Богатыря, надевшие по такому поводу форму солдат внутренних войск с краповыми беретами на головах, а также многие из братков. Гроб для бабы Кати привезли самый дорогой, красного дерева, а на кладбище в её честь был построен взвод солдат и его опустили в землю под автоматные залпы. Я понимаю, что таким образом братва отдавала дань уважения мне, но в том-то и дело, что баба Катя и без меня была всего этого достойна. Потом были поминки, а вечером я вернулась вместе с Алёнкой домой. Мой ребёнок хотя и очень тосковал о бабе Кате, всё же не плакал, а вот у меня глаза были полны слёз, но наутро я проснулась, умылась, мы позавтракали и принялись за работу, чтобы не последовать за нашей бабулей.
Батискаф уже был практически построен. Даже поплавок мы обтянули плотным поролоном в пять слоёв, а потом ещё и ярко-синей, прочнейшей тканью, пропитанной винилом. У него было две гондолы, одна для Алёнки и бабы Кати, снабженная тамбуром, а вторая для меня и Аргона. Главной особенностью спасательного батискафа конструкции Джеймса Дональда Флетчера являлось то, что к нему был прикреплён стальной парус, оснащённый стеклопластиковыми поплавками, и он был оснащён гидрореактивным двигателем. Парус должен был увлечь батискаф вперёд сразу же, как только его накроет волна, и потащить вверх, так как он был оснащён ещё и крыльями, создававшими подъёмную силу. Однако, помимо поплавка, заполненного бензином, а он будет всего лишь не давать батискафу погрузиться на критическую глубину, для того, чтобы он не был погребён под волной и раздавлен теми обломками, которые понесёт с собой волна, вверх ему поможет поскорее подняться гидрореактивный паровой двигатель, также сконструированный английскими инженерами. Именно поэтому я и разделила батискаф на две гондолы.
