«Таланты? — подумала поражённая Лея. — Магрода был наделён Силой?»
Это было нечто такое, чего она не знала, о чём Крей никогда не упоминала. Учитывая отношение Императора к Джедаям — в чём он не был одинок, — едва ли стоило удивляться, что учёный скрывал это.
Я думал, что мне удалось скрыть при экспериментах мои собственные способности влиять на это энергетическое поле посредством концентрации мысленных волн, способность, являющуюся, как я считаю, наследственной и присущей не только человеческому виду. Наверно, Роганда Исмарен или сам Император заключили по моим статьям в «Журнале Физики Высоких Энергий», что я знал о направляемых мыслеволнах больше, чем мне полагалось бы знать.
В любом случае, я, на свою беду, стал размышлять над легендой, о том что Джедаи были не в состоянии воздействовать посредством Силы на механизмы или дройдов. В свете природы, субэлектронных синапсов я теоретизировал о возможностях имплантированного субэлектронного преобразователя, хирургически вживлённого в мозг того, кто обладал такой наследственной способностью концентрировать мыслеволны; такой преобразователь что даст ему или ей возможность влиять, при надлежащей тренировке, на искусственные интеллекты разной степени сложности на индивидуальном синоптическом уровне.
Они хотели, чтобы именно это я и сделал.
«Ирек», — подумала Лея. Возможно, этот юнец действительно был сыном Императора, хотя, учитывая возраст Палпатина во время вероятного зачатия Ирека, стратегические таланты Роганды и её малую разборчивость в средствах, — существовали немалые шансы, что он с ним в родстве не состоял.
И если его матерью была Роганда, то для гарантии, что Ирек сам будет наделён Силой, семени Палпатина не требовалось.
Учитывая атмосферу Двора Палпатина, использование для убеждения стимулирования страха и угроз, грызню фракций и претендентов на власть. Лея могла лишь догадываться о том, какие совершались покушения на жизнь Роганды до рождения Ирека.
Неудивительно, что Роганда была лгуньей, хамелеоном, мастером подковерной борьбы. Будь она иной, её бы убили.
Судя по времени этих событий, становилось совершенно ясно, что Роганда, сама дитя Джедаев, почти сразу же задумала улучшить те карты, какие оказались у неё на руках с рождением Ирека.
Иреку имплантировали преобразователь в пятилетнем возрасте, ещё до того, как обломки Альдераана окончательно утвердились на своей постоянной, рваной орбите вокруг того, что было солнцем этой планеты.
При всём желании Лея и не могла бы измыслить более страшной мести человеку, обучавшему проектировщицу Звезды Смерти.
Наздру Магроди держали, давая ему лёгкие дозы антидепрессанта, как раз достаточные, чтобы лишить его всякого желания бежать, на комфортабельной вилле на планете столь негостеприимной, столь опасной, столь кишащей экстравагантными вирусами, разносимыми насекомыми, что выход за пределы окружавшего сады магнитного поля привёл бы через несколько часов к его смерти.
Я могу лишь радоваться тому, что меня уже успокоили при помощи телезана, прежде чем продемонстрировать этот факт. Я по-прежнему не знаю, ни как звали того человека, которого они привязали за пределами поля, ни в чём заключалось его преступление, если он совершил его — командовавший казнью заверил меня, что совершил, но это, конечно же, могло быть и ложью. Вытащившие, его туда громилы надели Т-скафандры, которые они, потом разрезали на куски у меня на глазах. Сам казнимый протянул два часа, прежде чем начал разбухать; его разлагающееся тело начало шелушиться уже почти на закате, и он умер незадолго до рассвета. Если бы не наркотик, думаю, я вообще не спал бы ни одной ночи за те четыре года, что провёл там.
Меня регулярно снабжали голограммами жены. Я жил с комфортом, изучал и совершенствовал технику, посредством которой можно контролировать субэлектронные синапсы. Думаю, что, несмотря на наркотик, я сознавал, что за эти два года лица Элизы. на голограммах совершенно не изменилось — равно как и длина её волос. А никаких снимков Шенны, которая за это время должна была вырасти из девушки в женщину, мне и вовсе не присылали. Я изо всех сил старался не думать о том, что это означало. Наркотики этому весьма способствовали.
Когда Иреку исполнилось семь лет, началось его обучение. Из того, что писал Магроди, для Леи было очевидным, что мальчик уже обучался применению Силы, быстрым и лёгким упрощениям её Тёмной Стороны. Благодаря менее суровым процедурам ускоренного обучения, изобретённым Магроди для омватской орбитальной станции, он к двенадцати годам усвоил достаточно, чтобы заслужить диплом с отличием в области субэлектронной физики или пост техника-мотиватора дройдов, — а уж какой ценой, об этом Лея, памятуя отчаянные попытки Крей ускорить обучение, могла только догадываться.
Время от времени удобритель деревьев будет слегка сходить с ума и бродить по улицам города, прыская питательным раствором на прохожих…
Когда джевакс рассказывал ей об этом прошлой ночью, сказанное казалось достаточно экстравагантным, но выглядело ясным как день, сообразила Лея, когда поняла, что мальчик двенадцати-тринадцати лет развивал свои способности изменять поведение дройдов.
«Наглядно представь себе», — сказала Роганда.
Лея подумала о механических интеллектах, управлявших всеми кораблями во флоте Республики, и снова задрожала.
Чубакка отремонтировал Арту, явно сделав новую схему не такой, как прежде, и Ирек утратил свою власть над дройдом.
«Хэн, — отчаянно подумала она. Как и Драб Мак-камб, она должна, пусть даже ценой собственной жизни, известить их об опасности, которая их ждала впереди, и объяснить, как обойти этого юнца Ирека. — Они там… они намерены…»
«Намерены убить вас всех».
Ей вспомнились новые подробности того вечера на приёме у Императора. Тётя Селли, пухленькая и розоволицая, с выцветающими светлыми волосами, скрученными в своего рода покрытый глазурью парик из завитков, жемчугов и искусственных скаток, популярный двадцать пять лет назад, отвела её в сторонку и заговорщицки зашептала:
— Тут настоящий рассадник интриг, милая; просто ужасный. — Она бросила взгляд на стройных, изысканных наложниц. — Мне говорили, что они все на ножах друг с другом, милочка. Все, конечно, потому, что от какой бы из них ни родился ребёнок, он и будет наследником.
Лее особенно запомнилась Роганда, похожая на изображение, покрытое малиновой и золотой эмалью, переходящая от одного сановника к другому с тем же видом уязвимой робости…
А в то время, сообразила Лея, Иреку, должно быть, было четыре года, и Роганда уже готовила себе политическую опору, составляла свои планы. Судя по тому, что писал Магроди, она, должно быть, уже обучала своего сына следовать Тёмной Стороне Силы.
Палпатин ни в коем случае не допустил бы существования подобной силы, не использовав её для собственных целей. И, поработав на него однажды, было бы легко потом сказать: «Эти приказы исходят от него».
Она гадала, как Роганда вообще подобралась к этому старику и он ли обратил её к Тёмной Стороне, как сделал с Вейдером и едва не сделал с Люком, или же Роганда отыскала его, когда увидела судьбу Джедаев, попытавшихся остаться свободными. Лея почему-то сильно подозревала, что верно последнее.
Мысленно вернувшись на тот приём при дворе, она испытывала ужасное ощущение, будто видит ещё один палимпсест, новый ряд обстоятельств, проступающий сквозь другой в сложных джунглях двойных значений, о которых она — восемнадцатилетняя и напичканная республиканскими идеалами отца — в то время не ведала ни сном ни духом.
Её собственная реакция на слова Селли до сих пор заставляла её морщиться. Она негодующе процитировала из Сенатской Конституции дюжину параграфов относительно передачи власти, как будто Палпатин не собирался в том же году порвать этот документ.
Но фактически, при вакууме власти, последовавшем за падением Палпатина, все генералы, за немногими примечательными исключениями, стали бороться каждый и каждая за себя. Никто не хотел подчиняться какому-то регенту, особенно регенту при ребёнке.
"Мальчику теперь тринадцать (писал Магроди в последнем абзаце). Его контроль над драйвами и механизмами возрастает с каждым днём; он все более мастерски применяет различные артефакты Джедаев, принесённые ему матерью. Он умеет изменять сенсоры и сенсорные поля, держась в пределах электронных схем всех стандартных моделей; он забавляется, заставляя разлаживаться мелкие механизмы. Мать требует от него многого, и вследствие этого он, боюсь, начал баловаться снадобьями, которых она не одобряет, — говоря себе, что они увеличивают его восприятие и способности применять Силу, но в действительности, как мне кажется, просто потому, что знает, что она не одобрила бы.
Я отлично вижу, что создал. Мон Мотма, мой друг Бейл — все те, кто пытался заручиться моей поддержкой и помощью для противодействия росту власти Палпатина… Я могу лишь умолять вас постараться понять меня, так как знаю, что сделанное мною простить невозможно.
Я постараюсь как-то передать эти заметки вам. Если у меня не получится, то боюсь, что все поверят самому худшему, сказанному обо мне. Я пытался принимать по возможности наилучшие решения… И молюсь, чтобы вам никогда не довелось увидеть, к чему они привели.
Для вас я расписываюсь в своей никчёмности,
Наздра Магроди."
Лея сложила заметки и сунула их в карман Т-скафандра.
«Боюсь, что все поверят самому худшему, сказанному обо мне…»
При всей своей Силе, коль скоро Император погиб, Роганда не присоединилась к немедленно последовавшей всеобщей грызне за власть — возможно, потому, что Ирек был слишком молод, чтобы использовать свои способности Силы, а возможно, потому, что могущественные военачальники, вроде Верховного Адмирала Трауна, имели против Роганды что-то такое, что Роганда считала неодолимым… например, сравнение ДНК Императора и малолетнего Ирека, доказывающее, что в действительности мальчик не был сыном Палпатина.
А возможно, эта женщина просто не нравилась Трауну.
Подобной точке зрения Лея от души сочувствовала.
И тогда Роганда отправилась сюда, на родную планету, где сама провела детство, где ей удастся вырастить и обучить сына никем не замеченной и где, как она знала, Джедаи оставили по крайней мере некоторые материалы, помогающие обучению. Вырастить и обучить его до тех пор, пока его нельзя будет больше игнорировать.
Она задумалась, а готовила ли вообще Роганда собственного ребёнка только для того, чтобы тот заменил Палпатина.
Все куда как больше походило на то, обеспокоенно подумала Лея, будто Роганда намеревалась взрастить не нового Палпатина-. а ещё одного Дарта Вейдера.
Глава 19
— Мастер Люк? — Это было очень важно. — Мастер Люк?
Ему требовалось очнуться, выйти из этого, перейти обратно из мирной подводной темени в мир яви. Он устал, его тело отчаянно нуждалось в отдыхе. Без отдыха вся Сила, какую он мог привлечь для самоисцеления, пропадёт втуне, как если б он пытался наполнить водой кувшин прежде, чем заделает дырку в донышке.
Нога у него болела, неистовствующая инфекция и повреждения, вызванные усилиями, превратили в кровавую ношу то, что первоначально было просто перерезанными сухожилиями и сломанной костью. Все мускулы и связки казались растянутыми и разорванными, и каждый сантиметр тела болел так, словно по нему стучали молотками. Сны ему снились неприятные. Каллиста-.
Что могло быть столь важного на другой стороне, что не могло подождать?
После того как Каллиста удалилась — или, возможно, когда она ещё лежала в его объятиях, положив голову ему на плечо в послелюбовной истоме, — он постепенно погрузился в более глубокий сон. Он видел, как она уходит в юность, оставшуюся на Чаде, скачущая по волнам за гладким, чёрно-бронзовым сай'ином — каштановые волосы блестят, волны разбиваются над её головой; или сидящая в одиночестве на внешнем буе, глядя, как солнце погружается в море. В голове у него вновь прокручивался их разговор: Ты говоришь так, словно ты изучала их. Они, можно сказать, мои давние соседи…
Только они с Каллистой находились уже не в тёмном кабинете, где оранжевые слова появлялись на чёрном экране, словно звезды на закате. Они, скорее, сидели бок о бок в том старом Т-70, который он продал за гроши, чтобы оплатить свой с Беном проезд на «Тысячелетнем Соколе» уже целую вечность назад.
Его удивляло, что он не знал Каллисту ещё тогда. Что она не всегда была кем-то, кого он знал.
Они стояли на скалах над каньоном Нищего, попеременно передавая друг другу старый макробинокль, наблюдая через него за неправдоподобно медленным продвижением цепочки бантхов среди скал противоположного края: эти неуклюжие животные двигались быстрее, чем можно было предположить по их виду; сухой ветер развевал покрытые песком плащи их всадников, и заходящее солнце резко сверкало, отражаясь от металла и стекла
— Никто так и не придумал, как отличить охотничью партию от передвижного дома племени, — сказал Люк, когда Каллиста подправила фокус, — и никто никогда не видел детей, или подростков, или что там у них есть, — никто не знает, не являются ли некоторые из этих воинов самками, или хотя бы есть ли у песчаного народа самцы и самки. По большей части, когда видишь песчаный народ — или даже хотя бы слышишь, как рычат бантхи, — то просто как можно быстрее направляешься в другую сторону.
— Кто-нибудь пытался когда-нибудь завести с ними дружбу? — Она вернула ему бинокль, смахнув с глаз брошенную на них ветром прядь волос. На ней по-прежнему был тот мешковатый серый комбинезон, который она носила в прежнем сне, но лицо у неё теперь было чистым и лишённым шрамов, и выглядела она менее напряжённой, менее измотанной, чем раньше. Он был этому рад, рад видеть её счастливой и непринуждённой.
— Если кто и пытался, то не уцелел, чтобы рассказать об этом. — Люк просто по привычке просканировал свою сторону края каньона и скалы внизу. Он не заметил никаких признаков тускенов, но, впрочем, их часто не замечали. — В Анкорхеде был один трактирщик, которому взбрела в голову светлая мысль попытаться привлечь их на свою сторону, — по-моему, он хотел заняться пустынным пиратством. Он заметил, что они совершают набеги на посадки ттики и деб-деба — это сладкие фрукты, которые выращивают в некоторых оазисах, — и наварил в перегонном кубе подсахаренной воды, желая посмотреть, нельзя ли будет её использовать для заключения с ними сделки. От неё они, предположительно, делались пьяными в хлам и, кажется, очень любили. Он наварил ещё одну партию, и они вернулись и убили его.
Люк пожал плечами:
— Может, им не нравилось чувствовать себя хорошо.
