Мне бы раскидать уродцев! Расшвырять во все стороны! Но возможности пошевелиться не было — меня оплели черными кольцами гигантские черви, вылезшие прямо из раскаленной скалы. Они продырявили мою плоть: протащили свои колючие тела между ребер, сквозь руки и бедра. Оставалось только рычать от злобы на свою беспомощность, проклиная все и всех до тех пор, пока язык не распух от жажды. Кода же он почернел и перестал умещаться во рту, я взмолился, прося воды или смерти.
Кто-то из карликов сунул под нос чашку, и теплая жидкость хлынула в высохшее горло. Но через три глотка вода превратилась в горький яд, разъедающий нутро. Тогда я попробовал сам стать демоном, надеясь на силу второй ипостаси. Увы, не получилось — видно, мои мучители были могучими колдунами.
Сколько тянулась эта пытка, сказать не могу — я потерял счет времени. Каждая секунда, проведенная в этой пропитанной жаром и дымом преисподней, казалась вечностью. Возможно, что минуло несколько лет, а может, всего пару часов!
Иногда в непрерывных мучениях случались передышки: откуда-то издалека долетал изумительно красивый голос — женщина пела на неизвестном мне языке что-то похожее на колыбельную. И в этот момент, повинуясь незримой певице, скалы становились холоднее, карлики прятались, а к измученному телу прорывался свежий ветерок. И даже язвы болели меньше. Тогда я проваливался в забытье и засыпал. Правда, пробуждение было ужасным — демоны не оставляли меня в покое.
Если бы я мог освободиться от оков!
Когда боль становилась невыносимой, я кричал, пробуя вырваться.
И все это время задавал сам себе вопрос — за что Ирия возненавидел меня, отправив в это страшное место? За что?!!
Наконец, в тот момент, когда моя плоть почти превратилась в истлевшую головешку, способную рассыпаться на куски от неловкого прикосновения, жестокий бог спохватился, решив, что такого страшного наказания я все-таки не заслужил. Тело пронзило знакомое чувство, даруя облик, в котором мне сам царь мертвых не страшен. В тот же момент острые шипы рассекли панцирь колючих червей, словно лезвие клинка — пергамент, давая возможность двигаться.
Я рванулся прочь от боли, горя желанием добраться до своих мучителей... И тут же пекло исчезло, явив взору ровные стены спальни и яркий свет.
Зрение, ослабленное ядовитым жаром, восстановилось не сразу: комната плыла и кружилась. Из этой круговерти я с трудом выхватил сердитое бледное лицо, склонившееся надо мной. Маленькая ладошка легла прямо на шип и толкнула меня обратно в кровать.
Туда я не хотел, ох как не хотел! Ведь стоит лечь, как снова попаду в пекло!
Однако воспротивиться я не мог — реальность тесно переплелась со сном. Мои ноги оказались туго спеленаты простыней и привязаны к кровати, а с рук свисали обрывки прочного плетеного шнура. И язык не повиновался — он по-настоящему распух и едва умещался во рту. Поэтому я зарычал.
И тут же оттуда-то со стороны послышался голос сирин:
— Ох, ты, дело дрянь! Опять порвал веревки?! Придержи его, Эрхена, напоим бедняжку лекарством!
Помню, что в тот момент удивился: "Что за глупый приказ? Да разве удержит меня какая-то женщина?" И рассердился на невозможную наивность волшебника. Даже хотел отругать его, но не удалось: в тот момент, когда я открыл рот, о зубы стукнул металл, и в горло залили теплую жидкость. Она пахла медом и липой.
Я покорно проглотил настой, чувствуя, как лекарство гасит бушующее внутри пламя.
Стало так хорошо, что я откинулся на подушки и позволил врачевателю теребить меня, как ему заблагорассудится.
Меня несколько раз повернули, меняя постель. Чистая, хрусткая от крахмала ткань приятно остудила тело, и я почувствовал — хочу спать. Да так сильно, что не могу даже открыть глаза, чтобы глянуть, чьи же это руки так бесцеремонно обтирают меня. Ведь не мог сирин отрастить себе дополнительную пару, пока я валялся в бреду.
Повторного попадания в преисподнюю, которого так опасался, не случилось, и я проснулся почти здоровым. Почти — потому что слабость удерживала в кровати похлеще любых оков. Но в душе крепла уверенность, что это ненадолго — ведь вместе с хозяином проснулся аппетит. Хотя нет, он проснулся немного раньше, еще во сне.
Я открыл глаза: приглушенный свет, исходящий от светильников, спрятанных в нишах, больше не резал глаза, зато простыни были — хоть выжимай. Очень захотелось перебраться на соседнюю, свежую постель, но она оказалась занята. В ней спал... нет, если судить по женственному изгибу бедра и длинным светлым волосам — спала... А, собственно, кто это там разлегся?
После болезни память не желала сразу приниматься за работу, пришлось немного напрячься.
Ах, да... Драчливая находка из лавки! Эрг.... Эхр.... Эрхена!
Надо же... прижилась.
Я попытался встать, сопроводив это действо тихим ругательством. Его хватило, чтобы разбудить девушку. Она резко села, напряженно вгляделась в меня и приготовилась сорваться с места и бежать. Должно быть, я напугал бедняжку — за время болезни она уже привыкла к неподвижному телу, а тут...
— Прости, — из горла вырвался едва слышимый хрип. Я нахмурился, подвигал языком и попытался сглотнуть.
Странно, горло болело так, словно сорвал голос...
Эрхену, однако, мое карканье успокоило. Более того, она буквально расцвела, будто эти сипящие звуки были пением птиц небесных. А потом девушка вскочила и выбежала из комнаты, громко крича на ходу:
— Датанг, датанг!# # 1
І
І
# # 1Очнулся! ( пер. с хогарского автора).
І
Сторукий Мо... лучше бы пить налила или сбегала на кухню за едой.
Я откинулся на подушку в ожидании более здравомыслящих посетителей. Не прошло и пары минут, как в комнату влетел сирин. Увидев пациента в добром здравии, он просиял, напомнив мне парадные доспехи его величества.
— Дюс!!!
Надо же, какое короткое слово, а сколько эмоций.
— Ты жив!!!
— Вполне, а что, могло быть по-другому? — криво усмехнулся я и попробовал сесть.
— Не двигайтесь, Лирой, все равно не получится, поверьте мне, — добавил еще один мужской голос — в дверях стоял исхудавший, но живой Рис.
Молодчага, Агаи! Спас-таки нашего гостеприимного земляка!
За Лаланном переминалась с ноги на ногу Эрхена.
Вся честная компания собралась, не хватает только Морры. Стоило мне вспомнить про девочку, как она явилась собственной персоной. Ужом пролезла между ног столпившихся взрослых и угнездилась на моей кровати.
Сирин сердито сдернул малышку на пол, намереваясь отругать, но я остановил:
— Оставь, Агаи. Она не мешает.
А потом спросил:
— Сколько я провалялся? Дней пять, наверное, не меньше?
Волшебник неуверенно оглянулся на Риса в поисках поддержки и уточнил:
— Вообще-то, почти десять.
Мо шизане... Вот так приболел... то-то у меня желудок крутит от голода!
— Агаи, я есть хочу, — с надеждой посмотрел на сирин и признался. — Просто зверски!
Аптекарь повеселел еще больше:
— Тогда ты точно выздоровел! Сейчас принесут, только сильно не расстраивайся, первые дни придется поголодать, много тебе нельзя.
Ну что ты будешь делать... Опять воздержание! Еще один такой пост, и можно смело записываться в монахи.
А потом Агаи рассказал новости последних дней. Оказывается, Рис, к великому облегчению аптекаря, пришел в себя довольно быстро — дня через два после того, как я заболел. Только долго набирался сил. Сегодня они в первый раз выходили на улицу, раздавать соседям приготовленное лекарство.
При этих словах я чуть не застонал — чума их раздери, да как эти две дохлятины оттуда живыми вернулись, непонятно?! Однако вслух ругаться не стал, вовремя сообразив — Агаи, конечно, парень наивный, зато Рис давно выбрался из розовых пеленок. Свой город и его нравы знает отлично. Раз счел возможным выйти на улицу, значит, были основания.
— И как там? — поинтересовался я.
— Нехорошо, — коротко ответил Агаи.
— Дерьмово, — перевел на язык правды Лаланн, помогая мне сесть.
Я промолчал, пытаясь зацепиться за ускользающую деталь. В мыслях вертелось что-то важное, то, что обязательно должен был рассказать Рису и Агаи. Давно должен.
Взгляд упал на пустой стакан, сиротливо прижавшийся к одному из пузатых горшков с отваром, и я вспомнил — колодец!!!
— Агаи. Рис. Я нашел источники заразы! Это колодцы, в них скинули зараженные трупы!
— Все-таки вода, — задумчиво протянул аптекарь и уточнил. — А где?
— В верхнем городе, я покажу.
— И не думай! — тут же нахмурился целитель. — Тебе еще дней пять отлеживаться надо! Без тебя справимся!
Я вспомнил озверевших мародеров, труп девочки, вампиров.
Как же... Справятся они...
— Без меня не пойдете, — прекратил дальнейшие споры. — Ты, Агаи, лучше придумай, как меня быстрее на ноги поднять!
Сирин мрачно зыркнул в ответ. Думается, он охотнее усыпил бы непослушного пациента, чем взялся ему помогать, однако я получил поддержку Риса:
— Агаи, Дюсанг дело говорит. В городе полно банд. Так что давай, лечи его, а я пока по друзьям пробегусь. Может, кто жив еще.
— Один? — пришла моя очередь морщиться и скептически задирать брови.
Бывший соотечественник тонко улыбнулся:
— Один, но не переживайте, Дюс. Мои пути безопаснее ваших.
Не прост наш новый приятель. Ох, как не прост! Даже гадать не надо, что он имел в виду: наверняка гора проедена ходами, о которых чужакам знать совсем не надобно. Даже если они твои земляки, а может, именно поэтому.
Пока мы вели наши мужские дебаты, у меня на кровати убавилось места — к Морре подсела Эрхена. Девушка смело протянула руку и принялась ощупывать мой лоб, а потом, как у неживого, не спрашивая разрешения, откинула одеяло и стала развязывать бинты на ногах. При этом на бесцветном личике не мелькнуло и тени смущения — она явно делала это не в первый раз.
Агаи, глядя на ее заботу, ухмыльнулся и сказал:
— Позволь вас заново познакомить. Это твоя постоянная сиделка — смелая девушка, которая совсем не боится демонов и сыновей подземных богов! Если бы не она, мне пришлось бы не спать целыми сутками, пытаясь удержать тебя в кровати.
Слова друга сначала оставили меня в недоумении.
Что несет? Каких демонов? Они что, в мой бред заглядывали?
А потом дошло...
Остолоп недоделанный, ты, похоже, не только в бреду шипами обрастал! И этот... Олух... какого хрена допустил, чтобы во время бреда кто-то находился со мной в одной комнате?! Я же запросто мог убить любого, если бы дотянулся!
Сирин истолковал мой потрясенный взгляд неправильно, заявив:
— Ну что, понял, кому обязан своим спасением? Не забудь девочке спасибо сказать.
И я сказал... Правда, не девочке, а одному глупому магу, растерявшему последние мозги, и не слова благодарности, а совсем другие. И самым мягким из них было "умбло недоделанное".
Кончилось это тем, что Агаи метнулся к малышке, с интересом вслушивающейся в мой монолог, и закрыл ей уши. Мне же волшебник прошипел:
— Еще одно ругательство, и я наложу на тебя печать молчания! Сроком на год!
Я тут же открыл рот, чтобы продолжить, но меня опередила Морра, она жизнерадостно, высоким тонким голоском произнесла:
— Умбло!
А потом добавила пару совсем непечатных слов.
Сирин застонал от огорчения:
— Я знал, что именно этим твоя несдержанность и закончится! Нет, ну почему ты, Дюс, не способен нормально выражаться?! Ведь не на улице вырос!
А я развеселился — воистину, у девчонки есть будущее, если первыми словами, которые она смогла произнести на человеческом языке, стали именно эти.
Морра, нисколько не огорчившись от сердитого чириканья Агаи, оттолкнула руки своего наставника и присоединилась к моему смеху. Сирин, процедив сквозь зубы что-то про злобного умалишенного демона, плеснул из ближайшей крынки зеленого настоя и пихнул стакан мне в руки:
— Пей, давай!
Я с сомнением покосился на предложенное лекарство. В таком огорчении с волшебника станет напоить чем-нибудь, вызывающим немоту или долговременный обморок. Агаи, заметив мое недоверие, обиделся и помрачнел. Пришлось выпить. Снадобье имело знакомый привкус меда, липы и еще один — сладковатый и очень приятный.
Потом сирин, не сгоняя с лица свирепой гримасы, помог Эрхене сменить бинты и замазать мои болячки. Язвы, привидевшиеся в бреду, существовали на самом деле. Правда, они почти затянулись, покрывшись розовой нежной кожицей.
Пальцы девушки касались тела легко, быстро и почти невесомо, накладывая слои вонючей желтой мази. Пока Эрхена трудилась, я смотрел на светлую нитку пробора, разделяющего золотистые пряди волос, и думал о том, почему девчонка не сбежала при первом же моем преображении. И даже не испугалась. И вообще, вела себя так, словно ничего странного не произошло, а лечить привязанных к кровати чудовищ для нее самое обычное дело. Ответа на эти вопросы найти не удалось.
Я не стал дожидаться, пока моя сиделка доберется до язв на туловище, поинтересовался у Агаи:
— Так и будешь девушку видом голого мужика смущать, или сам меня осмотришь?
Волшебник лишь пожал плечами:
— Можно подумать, она чего-то не видела. Кто, думаешь, тебя лечил эти дни?
Ну, раз видела...
Я в упор уставился на девушку, решая про себя вопрос, рад или не рад тому, что найденыш прижился в нашей компании. Эрхена, перехватив мой взгляд, истолковала его по-своему, отчаянно покраснела и закрыла ладонями горящие щеки — видно, с полумертвым пациентом возиться ей было проще. Сирин, глядя на это дело, обреченно вздохнул и отправил девчонку разогревать еду, велев прихватить Морру за компанию, а мне заявил, что хуже больного еще не встречал.
Причины его недовольства я так и не понял.
Прозрачный янтарный бульон, налитый в тонкую фарфоровую чашку, исходил ароматным паром, приятно щекоча мой нос своим запахом. Я сделал пару глотков, стараясь не спешить — добавки мне пока не видать как своих ушей (Сирин объявил, что следующая кормежка будет не раньше, чем через полтора часа). Так, растягивая удовольствие, выпил всю порцию, более подходящую размером маленькому котенку, чем взрослому мужчине, не евшему почти две недели. Потом с сожалением проводил взглядом пустую чашку.
Дисциплина дисциплиной, но если они меня и завтра так скудно потчевать станут — сделаю вылазку на кухню.
На восстановление пошатнувшегося здоровья потребовалось всего три дня. Не могу сказать, что по их истечении я стал прежним, но во всяком случае, меня перестало шатать из стороны в сторону при ходьбе. Агаи безмерно ругался на упрямство больного, но лежать не получалось — не привык я, оказывается, долго оставаться запертым в четырех стенах. Не привык и к тому, что все при деле, и один я — ни пришей, ни пристегни. Только на роль няньки для Морры и гожусь. Хотя еще надо подумать, кто кого нянчил. Малышка прочно взяла на себя роль моего личного лекаря.
Вот только забота ребенка оказалась палкой о двух концах. С одной стороны, Морра по-своему колдовала над язвами, и раны заживали прямо на глазах, с другой, не иначе как по наущению волшебника с детским усердием пичкала меня травяными отварами. И было у меня подозрение, что один из них, замешанный на апельсиновых корках, сахаре и разведенном варенье — ее собственное творение. Хорошо хоть девочка, как нормальный ребенок, питала слабость к сладкому. Сыпани она в "снадобье" перцу, пришлось бы намного хуже.
