С такими трудностями и с божьей помощью караван добрался до Подмосковья. В окрестности Москвы вышли 22 декабря, пройдя мимо столицы западней, в окрестностях Заяузской слободе вышли на Болвановскую дорогу. Обоз под руководством Степановой и повышенного до полусотника Прослава, пошел на Коломну, где должен был дождаться курковского обоза и возвращения 'витязей'. А Золотой с 'витязями' и боярскими детьми заехали на местный постоялый двор, на котором остановились дожидаться Черного с Батовым и идущих вместе с ними 'витязей'. А заодно попаданцы скромненько отметили наступление нового 1553 года в ночь с 31 декабря на 01 января.
Великие Луки— Москва. Курковский обоз. 24 декабря по новому стилю 1552 года от РХ — 05 января по новому стилю 1553года от РХ.
В пути хотя и шли после основного обоза, но большой нехватки в припасах не испытывали. Карпинские люди хорошо справлялись с порученным делом и отрабатывали полученное хозяином серебро и если чего не хватало, израсходовал впереди идущий обоз, то доставляли беспрекословно, правда за отдельную плату. Вот на одной из ночевок на трактовом постоялом дворе к Черному подошла Куркова и завела с ним разговор, имевший в последствии далеко идущие последствия.
-Мечеслав Владимирович — она в отличии от мужа никогда не называла Черного Командиром. — Здесь на постоялом дворе я заметила троих беспризорников.
Черный, озабоченный медленным, по его мнению, движением обоза и желанием побыстрее догнать, и соединится с основной частью переселенцев ответил несколько резковато:
— Я их тоже видел Ирина Викторовна. И что из этого?
Та не обращая внимание на несколько не дружелюбный ответ Мечеслава, продолжила:
-Так вот их необходимо забрать с собой.
-Ирина Викторовна, мы не приют для сирот. Нам бы самим выжит. Вот закрепимся, встанем на ноги. Тогда и про сирот вспомнит и поможем. Откроем приюты, накормим, обогреем.
-Да как вы не понимаете, это же дети, если на то пошло это русские дети. Вдруг кто-то их этих двух мальчиков или девочка будущие гении, вроде Ломоносова. А вы их бросаете на произвол судьбы. Практически на смерть. Да какой вы русский воевода. Вы, Вы просто какой-то янычар непомнящий своих корней.
-Ирина Викторовна да не можем мы всем помочь, да и какой из меня янычар я свой род до прапрапрадедов назвать могу, не заглядывая в шпаргалку. Я. Как вы меня назвали Викторовна. Янычар. Говорите двое мальчиков сирот. Сколько им лет?
-Да откуда я знаю. Заморенные. На вид не больше восьми. Но фактически возможно и больше.
-Янычары. Ирина Викторовна да Вы гениальная женщина, умница. Мы тут голову ломаем, где взять обученных преданных людей. А они вот, можно сказать, по дорогам валяются. Нужно просто взять собрать, обогреть, накормить, отмыт, одет, обучит. И максимум через десять лет готовый грамотный и главное преданный воин или мастер. Согласен. Забирайте их. И собирайте по дороге всех беспризорников, кого увидите. Вот Вы по старой доброй армейской традиции и будете отвечать за исполнение своей инициативы. Эй боец! — окрикнул он проходящего паренька из последнего псковского призыва боевых холопов. — Быстро найди и пригласи к нам с боярыней хозяина этого двора.
Паренёк гордый полученным от самого воеводы поручением метнулся с быстротой ветра и через пять-шесть минут действительно притащил, буквально за шиворот, хозяина постоялого двора. Тот покорно семенил туда, куда тащил его молодой воин, не пытаясь, не то что сопротивляется, а даже возмутиться. На лице хозяина двора явно читался страх, чем он не угодил грозному воеводе и строгой боярыне. Который еще усилился, когда с ним заговорил воевода:
— Как зовут?
-Тимохой кличут господин.
-Тимоха в округе кроме троих мальцов, что у тебя на дворе обитают еще сироты без отца и матери есть?
-Есть, как не быть.
— К утру, до нашего выезда собери их к себе. Будем уезжать, всех с собой заберем. За каждый десяток мальцов плачу талер. Да больных не вздумай подсунуть. Помрут по дороге, спрошу.
На лице хозяина двора отразилось облегчение.
— Исполним господин.
-Свободен, иди, исполняй.
Дождавшись ухода Тимохи и отпустив бойца, притащившего Тимоху, Черный обратился к Курковой.
-Вот уважаемая Ирина Викторовна прямо сейчас забирайте этих троих сирот, с утра готовьтесь к принятию еще, наверное, не менее десятка. Своих вдовушек привлеките. Пусть в пути приглядывают за ними, вместе со своими. Да предупредите их, чтобы не обходили их в питании и присмотре.
На этом беседа закончилась, и собеседники разошлись по своем, еще не доделанным в эти сутки делам.
К отъезду Тимоха привел одиннадцать детишек на вид в возрасте от четырех до девяти лет. Да кроме него еще три вдовы привели по одному своему дитя. Четвертая вдова просила забрать её и всех её детей в холопство. Как поняли Чернов и Куркова иначе ни она, ни её дети не пережили бы этой зимы. Забрали всех. Честно рассчитавшись с хозяином постоялого двора за поставленный 'товар'. С этого дня и до конца русских земель обоз собирал по пути попадавшихся сирот и поручал их заботам приставших к переселенца вдовам.
На каком-то не приметном при трактовом постоялом дворе попаданцев и застал Новый год, который они и встретили в своём узком попаданцеском кругу. Без лишнего шума и фейерверков, распили припасенную Курковой бутылочку шампанского, закусили, чем бог послал, а послал он, даже не смотря на дорогу, не плохо. По вспоминали предыдущее своё житьё-бытьё, пофантазировали о будущем, по планировали его под рюмку первачка, опять таки выгнанного, настоянного на травах и прихваченного в дорогу запасливой четой Курковых.
К Москве подошли 5 января, обошли её западнее и вышли на Болвановскую дорогу, пошли на Коломну, на соединение с основным обозом. Черный с 'витязями' отделились от обоза, направившись в Заяузскую слободу, где на постоялом дворе их дожидался Золотой с остальными 'витязями' и боярскими детьми. Обоз в Коломну повела Куркова. На следующий день к остальным бывшим реконструкторам присоединился и Батов со своей группой.
Москва и её южные окрестности, Болвановская дорога. 07 января -10 января по новому стилю 1553 года от РХ.
План Москвы и ближайших окрестностей.
Кавалькада всадников шла рысью по Болвановской дороге со стороны Калуги на Москву. Пока же в окрестностях Москвы, кроме темного бора, небольших деревушек и отдельных домишек, ничего не было видно. Широкая дорога, обросшая ельником и соснами. Деревья высокие, столетние. По бокам мелькают болота, раскиданные в беспорядке избы, копны сена с белыми шапками на засыпанных снегом полянах, кусты можжевельника и тальника. Мечеслав удивлялся — чего ради в окружении такого низкого, грязного, болотистого места построили Москву? Пока к городу подъедешь, по болотинам намаешься ехать. Сосен да елей, можжевельнику да тальника и в других местах навалом. Да и комарья по лету тоже дай боже. Вот ведь Питер и вовсе в болото засунули. Нет это наверное судьба такая, российские столица в болотинах, да в их окружении строить. Но вот лес кончился, слава богу! Дорога пошла по открытому месту в гору; на взгорье — ветряная мельница, поодаль — кучка бревенчатых избушек, деревянная остроконечная церковь, все засыпано снегом. Над некоторыми крышами, выглядевшими по справнее домиками, вьется дымок. Хозяева видать при деньгах и удобства любят, печи по белому в избах поставили. Видимо это начались посады. Вскоре дорого выбежала к реке. Здесь встретили толпу ребятни, — катались на прародителях санок с береговой кручи на лёд.
— Какая река? — спросил Граббе. — Москва скоро ль?
— Река — Яуза. Москва тут и есть. Вон, глядите!
И впрямь, сквозь деревья открылась чудесная картина раскинувшегося на холмах златоглавого Кремля с его дворцами, зубчатыми стенами, соборами, башнями, а вокруг большое пространство, застроенное бревенчатыми домами и церквами, утопавшими в сероватом снегу. Очарованные видом громадного, для данного времени, города, попаданцы и ливонцы долго, молча, любовались им.
-А что тут впереди за этим частоколом? — продолжал опрос Граббе.
Тот же видимо самый старший и бойко мальчуган ответил:
— Слобода, а вона — Китай-город, а уже тот — Кремль.
Удовлетворившись полученной от паренька информацией, путники двинулись дальше.
Энциклопедист Граббе и тут не удержался, сообщив, что, скорее всего это Гончарная слобода. Свободно проскочив через ворота, устроенных в вале с установленным по верху частоколом, всадники продолжили путь. Слобода ширилась, строений становилось все больше и больше, а вокруг них огороды и пустыри; такие же мужики и бабы, как и в Гдове, Пскове, Великих Луках или Великом Новгороде. Которые при встрече отвешивают проезжающим в броне и при оружие боярам низкие поклоны, оборачиваются, смотрят вслед.
Впереди них по дороге поскрипывала снегом вереница саней, а около обоза тихо следовали верховые. Издалека, да еще со спины и пока плохо разбираясь в местной 'моде', трудно разобрать: не то татары, не то еще какие-то. В косматых шапках, в цветных штанах, обвешанные оружием, они невольно внушали страх всем горожанам и крестьянам, попадавшимся им навстречу, отражавшийся на лицах и в поклонах. Страх перед вооруженным татарином, вошедший в них с детства вместе с материнскими песнями. На поклоны всадники в косматых шапках не отвечали. Слышен был благовест многих церквей, говор снующих по улице людей, звуки свирели. Нарядные хоромы мешались с мелкими бревенчатыми избенками; некоторые из них были курные, срубленные прямо на подзавалье, с волоковыми окнами под потолком для пропуска дыма, похожими более на щели, чем на окна.
На крышах кое-где торчали деревянные дымницы. Из подворотен выбегали псы. Всадники отгоняли их плетьми, оберегая ноги скакунам.
Большие и малые деревянные избы кое-где стояли, укрывшись в палисадниках и в серебристых от инея березовых рощицах. Почти у каждого пятого дома под боком ютилась часовня. И всюду бесчисленное множество колодцев с 'журавлями'.
Не доехав до проезжей каменной башни, почти у самых ворот, Граббе нагнувшись с седла, спросил волосатого человека с подбитыми глазами, стоявшего в компании подобных ему личностей, у покосившейся избенки, как проехать в Разрядный приказ. Волосатый плюнул, гадко изругался, покраснел от злости и ничего не ответил. Из кучи тряпья, лежавшего около дырявого тына, донесся бабий голос:
— Ищи дыру в ограде под Миколой... Блажной! Нищий!
Псы затявкали, взбеленились. Бродяги лениво повернули головы в сторону 'витязей'. В их глазах было мутно, невесело. Однако язык шевельнулся, чтобы сказать непотребное. Едущий с ним в паре Брусилов потянул из ножен саблю. Бродяг как ветром сдуло. Вот только, что были здесь, гавкали, а теперь их нет. И только куча какого-то рванья указывает, что они не морок, а подобие живых людей, только, что валявшиеся на земле.
Москва 16 столетия. В правой части — Китайгородская стена.
Макет Кремля и Китай-города.
Улица Москвы-1.
Впереди — высокий вал, на нем красного кирпича стена, на которой виднеются бревенчатые стрельницы; в конце дороги кирпичная башня со сводчатыми воротами, в глубине которой видна поднятая решетка, бородатый невысокий плотненький страж, обняв бердыш, стоит тут же, на утоптанном снегу, у подошвы вала, дремлет. Прохожие спокойно проходили мимо стража ворот. Но когда отряд стал приближаться к воротам, дремавший встрепенулся, обернувшись, что-то крикнул в арку ворот. Оттуда споро вышли еще трое бородатых крепеньких, вооруженных бердышами стражников. И встали парами по сторонам воротного проезда.
-Здравы будьте бояре. — обратился один из вышедших стражников.
-И вам здоровья— ответил за всех ехавший в передовой паре Граббе.
-Откуда путь держите и к кому на Москве едете? -продолжал опрос стражник.
— Из псковкой земли едем, в Разрядный приказ на смотр. Переезжаем на новые дачи. — опять ответил Граббе.
Как не странно это было для попаданцев, но вопросов более не последовало. Махнув рукой, дескать, проезжайте, стражник потерял к ним интерес.
Улица Москвы-2.
Проехав под аркой ворот кирпичной башни, колонна всадников выехала на улицу Москвы 16 века, очутившись на тесно застроенном месте. И справа, и слева лари, часовни, церкви. Деревянная, из бревен, мостовая. Вдоль оборонительной стены ходят стрельцы, в железных шапках, в красных кафтанах, с пищалями в руках, а может и не стрельцы, реконструкторы еще не так глубоко вросли в местное общество, не полностью освоились, чтобы по мимолетному взгляду определять принадлежность того или иного человека к той или другой социальной группе или профессии. В этом случае сработал стереотип, в красном кафтане, шлеме и с пищалью в руках, значить стрелец. Часовые на стене молча следят за проезжими и прохожими. Улицы постепенно становились чище и оживленнее. На каждом перекрестке столб с иконой, а около него нищие, дети, голуби. Сновали метельщики, прихорашивая деревянные мостовые, сгребая, сметая с проезжей части к заплотам влажный снег, хотя по виду эта субстанция никак не походила своим желто-коричневым цветом на белый снег. При этом поднимали тучи снежной пыли, когда сметали сероватый снег с невысоких крыш над входом лавок и харчевен, вспугивая голубей и ворон. За канавами по бокам дороги вытянулись длинные ряды лавок, харчевен. Пахло жаренным мясом, салом и рыбою. Конные стражники разгоняли плетьми компании кабацких ярыжек, пьяниц (зашедших в Китай-город из слободского кабака), любителей поиграть в зернь-кости. Чем ближе становился Кремль (уже ясно были видны широкие золоченые купола соборов и шатры башен), тем больше стало попадаться воинских людей, особенно стрельцов. Монахи бродили по улицам робко, с опаской оглядывались и поминутно крестились. Царь строго-настрого повелел приставам и стрельцам следить за монахами, чтобы 'не чинили порухи уставу Стоглавого собора и не предавались бы пиянственному питию и вину бы горячему'. Даже сквернословить было запрещено. А ходить нагими, мыться вместе с бабами в бане и вовсе каралось плетьми.
Старая Москва. Улица в Китай-городе начала XVII века. Товары продаются со столов на улице.
В Китай-городе курных изб почти не встречалось. Окруженные огородами с плодовыми деревьями и ягодными кустами, сейчас засыпанных снегом, высились нарядные бревенчатые хоромы. Широкие сени и выкрашенные узорчатыми рисунками лестницы. В маленьких окнах виднелась слюда или небольшие, часто разноцветные стекла. Путники с любопытством старались заглянуть внутрь подворье. Увы! Высоко, не дотянешься до верха заплота. Старушка-нищенка, просившая милостыню под окнами, пояснила любопытному Граббе, после получения от него целого серебряного талера: в Китай-городе живут бояре, князья да богатые купцы. А вот и Кремль! Грозный, неприступный, с высокими зубчатыми стенами и еще более высокими башнями и соборами. Вблизи Кремль совсем не походил на привычный для человека 21 века. Первое, что бросалось в глаза другой цвет кирпича, более яркий, на вид намного новее, без обязательных для шпилей башен красных рубиновых звезд. Второе, наличие многих фортификационных сооружений, не дошедших до 21 века. В третьих, отсутствовал на своём месте собор Василия Блаженного, без которого для попаданцев и Красная площадь на Красную площадь не похожа. Соответственно не было и знакомых Мавзолея с ГУМом и Историческим музеем, которые никто из попаданцев и не наделялись лицезреть, в отличии от собора. В четвертых, на месте не самой большой Красной площади, находилась обширная торговая площадь, называемая 'Пожаром', загромождена палатками, ларями, распряженными лошадьми и телегами.
