— У тебя короткая память, — прошептал на ухо Нехебкай, заставив его вздрогнуть. Голос Индигового всегда вызывал у Арлинга неприятные ощущения, словно кто-то проводил у него над ухом шершавым пальцем по гладкому шелку.

— Как легко ты поверил в свою невиновность, — усмехнулся бог. — Иман мог убить тебя за предательство. Ведь ты уже второй раз мешаешь ему расправиться с Карателем.

Как Арлинг не хотел это признавать, но Нехебкай был прав. Учитель заменил смертную казнь на ссылку, однако Регарди пожалел, что ему не дали права выбора.

Альмас втолкнула его в каюту и плотно закрыла за ним двери. Ее удаляющиеся шаги лишили его остатков мужества. Он так долго ждал встречи с учителем, что когда она, наконец, случилась, растерялся и не знал, что делать дальше.

Регарди нерешительно замер на пороге, пытаясь отыскать имана среди новых запахов и звуков. Свет догорающего дня, льющийся из единственного окна, ощущался слабее, чем огонь свечей, зажженных в массивном канделябре на столе. Кипа писем, открытая склянка чернил, недопитая чашка чая, забытый шейный платок, перстень с печатью — все говорило о том, что хозяин каюты еще недавно сидел за столом, разбирая бумаги. Стол был единственным предметом мебели, относившимся к западному миру. Возможно, иман отдавал дань уважения своим союзникам-арваксам. Груда шелковых подушек у стены с окном, массивный ларь из сандалового дерева, книги в сетке не стене, низкий столик с фруктами и освежающим шербетом и два мягких ковра, настеленных друг на друга, уже были ближе к тому миру, где вырос новый Арлинг. Где-то на стене чадила курильница, заполняя каюту теплым ароматом амбры.

Он глубоко вздохнул, втягивая в себя горько-сладкие нотки, и почувствовал, как тревога отпускает его, наполняя мысли и тело спокойствием. Повернувшись, Арлинг низко поклонился иману, стоящему у двери позади него со сложенными на груди руками.

— Пусть много лун освещают ваш путь, учитель, — традиционно приветствовал его Регарди, опускаясь на колени.

Учитель не изменился. Арлинг всегда подозревал, что время не властно над этим человеком. Те же неспешные движения, которые могли за доли секунды превратиться в молниеносную атаку, тот же спокойный тон, скрывающий бурю, те же слегка прищуренные, черные, как агаты, глаза и плотно сжатые в тонкую линию губы. Ровный, почти не мигающий взгляд Тигра Санагора и едва заметный запах табака подсказывали, что иман был не в духе. Учитель всегда курил, когда сердился.

— Зачем ты убил моих людей, Лин? — спросил иман, и внутри Арлинга что-то оборвалось. Он думал, что был готов к нападению, но ошибся.

— Они погибли в честном бою с оружием в руках, — ответил Регарди, осознавая свою беспомощность.

— Если человек отвечает на вопрос сразу после того, как вопрос прозвучал, его ум называют спонтанным. Я не этому учил тебя.

— Да, учитель, — Арлинг сжал губы, но не сдержался и произнес — Вы учили меня убивать.

— Хороший ход, — произнес иман и, взяв его за плечи, поднял с колен. — Я чертовски рад видеть тебя, Лин, но предпочел бы, чтобы ты оказался далеко отсюда. Зачем ты здесь?

— Я подслушал разговор слуг Подобных и решил, что эта информация важна для Белой Мельницы.

— Это лишь предлог, — безжалостно произнес иман.

Плохо, очень плохо начиналась их встреча.

Иман не спросил его, как он сбежал из плена серкетов и что делал до того, как убил наемников Ларана в Рамсдуте. А жаль. Арлинг мог бы рассказать о том, как провел время в могиле для Испытания Смертью, как путешествовал по такыру с керхами и как помог им достать Смотрящего Вперед. Возможно, это частично смягчило бы отношение учителя к провинившемуся ученику. Хотя иман мог все знать и без его рассказов. Тигру Санагору всегда было известно больше, чем его собеседнику.

— Ученик не может быть выше своего учителя, — туманно ответил Арлинг, злясь, что иман загнал его в тупик. — Я хотел...

— Человек может делать все, что хочет, но не должен забывать о последствиях, — перебил его Тигр Санагор и внезапно обнял.

Арлинг почувствовал, как с его плеч словно свалился гигантский груз, а сердце, сжатое в тиски с первых секунд пребывания в каюте, забилось ровнее. Но учитель был хитрым и опасным противником. Отпустив Регарди, он мягко спросил:

— Скажи мне правду, Лин, почему ты спас Карателя?

Арлинг застыл, ощущая себя каменным столбом, покрытым множеством трещин. Следующий порыв ветра мог стать для него последним. Зная это и чувствуя, как в нем нарастает что-то новое и незнакомое, Регарди сложил руки в вежливом жесте и медленно произнес:

— Зачем Белая Мельница убила две тысячи кучеяров, которых пленили люди Подобного? Ответив мне, учитель, вы узнаете ответ на ваш вопрос.

Это был прием, который в Школе Белого Петуха назывался: атакуйте одновременно с противником. Самый трудный и самый действенный. По всем правилам, иман должен был его ударить. По крайней мере, Арлингу показалось, что так произойдет, потому что учитель вздрогнул и наклонился к нему. Его рука поднялась, и Регарди сцепил пальцы за спиной, чтобы не случилось недопустимого.

Однако ладонь учителя не ударила Арлинга, а почти ласково коснулась его щеки.

— Лин, — прошептал он. — Я знаю, что произошло в Рамсдуте. Просто хотел понять, можем ли мы еще говорить друг другу правду.

Регарди снова проиграл. Учитель опережал его во всем. Стоило ли сомневаться, что иман, которому были известны все тайны мира, не знал о его старой дружбе с Дарреном Монтеро?

Он открыл рот, чтобы произнести бесполезные слова, но иман приложил пальцы к его губам.

— Это моя вина. Ты не был готов, когда началась война, и мне пришлось поторопиться с твоим обучением. Возможно, я допустил ошибку, платить за которую придется тебе. Как давно ты не можешь управлять солукраем?

Если бы Регарди не был слепым, наверное, он уставился бы на учителя, словно жертва, захваченная врасплох хищником. Но так как зрительный контакт был невозможен, Арлингу оставалось промычать что-то невразумительное. Впрочем, иман не ждал ответа и продолжил сам:

— Бои Салаграна стали дверью, через которую ты выпустил солукрай. Я думал, что путь халруджи поможет тебе закрыть ее, но случилась война. Я всегда следил за тобой, Лин, даже тогда, когда был прикован к Ложу Покоя в Пустоши Кербала. И каждый твой "подвиг" — будь то драка с керхами в Фардосе, когда ты убил четырнадцать человек и разжег Пятнадцатую Клятву керхов, или спасение Сейфуллаха в Иштувэга, когда солукрай завладел тобой полностью, был кинжалом, брошенным в мое сердце. Смерть подбирается к тебе все ближе. Что случилось в Рамсдуте на самом деле?

— Их было несправедливо много, и я... — попытался оправдаться Арлинг, но иман снова не дал ему сказать.

— Война не имеет отношения к добродетели, — перебил он его. — Я вижу то, что произошло в Рамсдуте, как если бы сам находился там. А случилось вот что. Ты возвращался с керхами из Восточного Такыра, собираясь искать меня и Сейфуллаха в Самрии. Внезапная засада на путников не оставила тебя равнодушным. А когда ты узнал Карателя и Ларана, то было уже поздно. Ты собирался убить их всех до одного, потому что остановиться было слишком трудно. Я знаю ту жажду, которую ты испытываешь каждый день, каждый час, каждую секунду. Жажда крови — страшный и коварный противник, потому что он носит маску твоего друга. Как давно тебе захотелось убивать ради крови?

Регарди непонимающе потряс головой. Впервые ему не хотелось слушать учителя.

— Ты не спасал Маргаджана, — безжалостно продолжил иман. — Ему удалось сбежать, пока ты разделывался с его телохранителями и наемниками Ларана. Карателю сопутствует удача на протяжении всей его военной кампании в Сикелии, и я не удивляюсь, что ему повезло и тогда. Он бежал, а ты наслаждался смертью. Мне рассказали, как умерли мои люди. Ты зарезал их, как свиней. Убивал снова и снова, резал трупы, отрубал головы мертвым, вспарывал животы, уродовал лица. У пятерых отсутствовали глаза. Их не просто выкололи, а вырвали пальцами из глазниц уже мертвых людей. В деревне при Фардосе, где ты убил керхов, было то же самое. Не просто жестоко убитые, но изуродованные тела, глумление над трупами, насмешка над смертью. И вырванные глаза. Вот почему Сахар был вынужден объявить о Пятнадцатой Клятве. Но все началось с Боев Салаграна. После окончания Лала, последнего круга боев, внезапно случилась давка, где погибло несколько десятков людей. Так утверждали слухи. Но эти слухи усиленно распускал я и мои люди из Белой Мельницы. Серкетам же пришлось молчать, потому что ты к этому времени уже стал халруджи, а значит, умер для мира. На Боях Салаграна ты убил не только воинов, выставленных против тебя серкетами, но и многих зрителей, виновных лишь в том, что они не смогли противостоять искушению поглазеть на знаменитый солукрай, обещанный Скользящими. Для этих простаков и любителей зрелищ встреча с солукраем стала роковой. Тогда я и понял, что солукрай может одолеть тебя, но надеялся, что обет халруджи помешает этому случиться.

Согнувшись, Арлинг схватился за живот, пораженный болью, которая внезапно пронзила его тело и не имела ничего общего с душевными муками. Ему не было себя жаль. Ему хотелось умереть.

— Тише, — прошептал иман, но его голос звучал сейчас далеко. Чья-то рука погладила Регарди по спине и помогла выпрямиться. Внезапный приступ прошел, но желание исчезнуть из мира только усилилось.

— Я знаю, что ты не помнишь ничего из того, что я сказал. Когда солукрай одерживает верх, никто не помнит. Все происходит, как в тумане. Сознание начинает скрывать от тебя часть твоей жизни, окружающие лгут, видя перед собой чудовище, а прошлое превращается в опасного противника.

Если все сказанные иманом слова были правдой — а они ей были, так как учитель никогда ему не лгал — то у Ларана было полное право требовать его смерти. Арлинг решил, что если он будет думать обо всем, что услышал от учителя, то его голова лопнет, взорвется, как спелый арбуз, упавший на камень, поэтому он сосредоточился только на своем последнем преступлении — на убитых в Рамсдуте. Он пытался вспомнить подробности схватки, но в сознании проплывали лишь нечеткие образы. Клинок проносится над его головой, отсекая прядь волос. Она взмывает высоко в воздух, но прежде чем волосы упадут на землю, сабля Арлинга успеет отсечь голову и несколько рук, а потом вонзится в мягкую плоть, выйдя с обратной стороны обреченного на смерть тела. Соленые брызги на лице. Он слизывает их, думая, что с его лба катится пот, но у влаги вкус крови. Такой ненавистный, такой манящий. Это он помнил. Но Арлинг не помнил, чтобы он вырывал у мертвецов глаза. От возникшего образа его затошнило, а к горлу подступил ком, который выдавил слезы на слепых глазах.

Уткнувшись лбом в пол, он представил, что из него вытекала жизнь. Но это была бы слишком легкая смерть.

— Убейте меня, — прошептал Арлинг, обнимая ноги учителя. — Пожалуйста.

— Нет, — голос имана был холоден, как лед, и безжалостен, как лезвие клинка. — Я никогда не смогу этого сделать. А другим не позволю.

Он поднял его обмякшее и безвольное тело на ноги, крепко обхватив за плечи. Регарди чувствовал себя так, словно у него перерезали сухожилия.

— Поэтому я отправляюсь раскапывать Балидет? — прошептал он, с трудом двигая пересохшим языком.

— Да, — кивнул учитель. — Впрочем, война скоро кончится. Канцлер стянул мощные силы на Севере, а власти Самрии сумели договориться с Шибаном, который уже выслал подкрепление. Через месяц или два Каратель будет разгромлен на пути к Иштувэга. А вот потом наступит наш черед. Войска Канцлера повернут на юг, чтобы разделаться с повстанцами в лице Белой Мельницы, но мы уже будем ждать их. Нам помогут не только островитяне, но также арваксы, керхи и шибанцы, которые еще сомневаются, но мои люди в Шибане должны с ними договориться. А когда война закончится, я освобожу тебя от солукрая.

Иман говорил что-то еще, но Арлинг уже не слушал. В голове звучали лишь слова учителя: "освобожу от солукрая".

— Ты не справился, — прошептал ему Нехебкая. — А я ведь предупреждал. Лучше бы ты отдал солукрай тому, кому он принадлежит по праву.

Регарди даже не отмахнулся от него, позволяя змею тисками сжимать его грудь. Он не справился, проиграл. После войны иман откроет новые школы и выберет нового васс"хана — того, кто не подведет. Неужели Арлингу теперь следует мечтать, чтобы война не закончилась никогда?

Ему вдруг вспомнились слова из песни, которую он однажды услышал от Магды.

"Когда-то я был жемчужиной на дне океана. Но ее нашли и заковали в цепи. В ее теле просверлили дыру, чтобы подвесить на нитке. И теперь она жалко повисла между небом и землей...".

Он не знал, почему они всплыли в его памяти. Возможно, потому, что он чувствовал себя между небом и землей. Ему хотелось либо высоко взлететь, чтобы сгореть в лучах солнца, либо приземлиться, чтобы уже никогда не подняться.

— Я, наверное, пойду, — нерешительно произнес Арлинг, понимая, что сказать больше нечего.

— Сначала я посмотрю твои укусы, — иман потянул его рубашку, собираясь снять ее. — Ты плохо выглядишь, а среди саргасс встречаются ядовитые особи.

Арлинг с трудом подавил циничную усмешку. Вряд ли хищные рыбы были виноваты в его дурном виде.

— Не позволяй ему делать это, — зашептал Нехебкай в его голове. — Ты ведь не хочешь, чтобы учитель увидел твою татуировку со знаками Подобного. Он ведь до сих пор не знает о ней.

Проклятый бог был прав, и Регарди сделал шаг назад, плотно запахнув ворот рубахи, словно татуировка могла высунуть свои щупальца и показаться на его шее. До сих пор они с учителем говорили только о солукрае и его неспособности быть васс"ханом. Арлинг не хотел, чтобы иман заподозрил его еще и в предательстве.

— Не нужно, — быстро ответил он и низко поклонился, с трудом удерживая равновесие. — Пара укусов не стоит вашего внимания. Это все из-за качки.

Иман нахмурился, но настаивать не стал. Подойдя к столу, он взял с него трубку и принялся медленно набивать ее табаком, который доставал щепотками из кисейного мешочка на поясе. Странно, но Арлинг не почувствовал запаха табака. Он вообще не чувствовал никаких запахов, словно мир вылинял и выцвел, став пустым и белым холстом, которого никогда не коснется кисть творца.

Регарди переминался с ноги на ногу, понимая, что иман не хотел отпускать его, а он сам не хотел уходить. В каюте происходило что-то странное, и он не мог найти этому объяснение.

— Ступай, — наконец, произнес учитель. — Завтра мы причалим к Сараварге, тайному порту Белой Мельницы в устье реки Мианэ. Оттуда мы отправимся к тому месту, где когда-то стоял Балидет. Там ты поступишь под командование Ремара Сепата и будешь во всем ему подчиняться. Я посоветовал ему отправить тебя на раскопки старого города. Там тяжело. Люди работают посменно и днем и ночью, но такая работа поможет тебе справиться с солукраем. Не жалей себя. Как только ты почувствуешь желание крови, выплескивай его в песок. Его там много. Ты должен забыть все, чему я обучил тебя. Это не приказ. Это моя самая большая просьба. Наши пути на какое-то время разойдутся. Я вернусь в Балидет не раньше, чем закончатся военные действия на Севере. Но я очень надеюсь, что ты будешь ждать меня. Обещай.