— Да?
— В это просто невозможно поверить!
— А что такое? — улыбнулся Бекингем.
— Вы представляете, я прихожу сюда и вижу, что на моей постели спит какой-то мужчина...
— Какой еще мужчина? — спросил герцог, причем улыбка начала медленно сползать с его лица.
— Совершенно незнакомый мне мужчина, милорд! — вкладывая в эти слова всю свою искренность, воскликнула миледи. — Вы представляете, он так крепко спал, что мне пришлось поливать его водой из вазы!
— Вот как? — Бекингем нахмурился. — Ну и где же сейчас этот... совершенно незнакомый мужчина?
— Он там.
— В спальне?
— В спальне.
— Так. — Герцог стал еще смурнее и, отстранив женщину, решительно направился в спальню.
— Только умоляю вас, держите себя в руках! — Миледи бросилась за ним, заметив, как он положил руку на эфес шпаги.
Ничего не ответив ей, Бекингем прошел в спальню и, подойдя к кровати, резко откинул в сторону полог балдахина.
— Так! — повторил он, делая шаг назад, причем его рука, лежавшая на эфесе, столь сильно стиснула его, что костяшки пальцев побелели.
После того как миледи отодвинула тяжелую оконную гардину, демонстрируя лазутчику вид на Темзу, в свете недостатка не было, и герцог одним взглядом охватил и д'Артаньяна, сидевшего на кровати с найденными-таки ботфортами в руках, и развороченную постель, и смятый кружевной пеньюар миледи, валявшейся подле кровати. Словом — картина была вполне завершенная и в комментариях не нуждалась!
— Так!!! — в третий раз сказал он. — Вот, значит, сколь... активно вы, сударыня, готовились к встрече со мной?!
— Что?! — ахнула миледи. — Вы могли подумать...
Но закончить ей не дали:
— Прекрасно! Прекрасно! — распаляясь и краснея с каждой секундой все больше и больше, произнес Бекингем, стремительно проходя к окну и так задев при этом псевдогасконца, что тот опрокинулся на спину. — Стало быть, сей, как вы изволил его назвать, совершенно неизвестный мужчина взял на себя труд... подогреть для меня место?! — Он снова прошел мимо д'Артаньяна и снова, явно намеренно, зацепил его.
На этот раз разведчик возмутился:
— Ну что вы... что вы меня роняете-то все время?! — Сам он сейчас мечтал лишь об одном: поскорее натянуть ботфорты и смыться отсюда куда подальше. Хотя и не был уверен, что ему позволят это сделать...
— А вы, любезнейший соперник, вообще помолчите, пока вас не спрашивают! — рявкнул на него Бекингем. — С вами разговор еще впереди!
— Соперник?! Герцог, я умоляю вас, ну посмотрите же на этого проходимца! — заламывала руки миледи, указывая на псевдогасконца, с трудом натягивающего ботфорты. — Ну как, как он может быть соперником вашей светлости?! Он же совершенно неприглядный и несимпатичный!
— Ну это, знаете ли, спорный вопрос! — возмутился разведчик, одолев-таки правый сапог. — Вы, сударыня, я извиняюсь, тоже далеко не Венера Милосская, даже если вам руки укоротить как следует!
— Я сейчас язык кому-то укорочу как следует! — зашипела миледи.
— А ну-ка прекратите оба ваши пререкания! — заорал Бекингем.
— Оба? — Миледи просто не могла поверить, что ее поставили на одну доску с д'Артаньяном.
— Оба! — подтвердил герцог, не снижая громкости, хотя голос его отдавался в больной, похмельной голове агента русской антиразведки оглушительным набатом. — Я прекрасно вижу, что вы знакомы давным-давно! Не делайте из меня идиота!
Господи, да как можно сделать из тебя идиота, если ты уже идиот, подумал псевдогасконец. Левый сапог наконец-то тоже поддался его усилиям, и д'Артаньян, поднявшись с кровати, взял шпагу, плащ и шляпу, намереваясь произвести нехитрый маневр, именуемый обычно отступлением.
— Ах, сударь, так вы при еще и при шпаге?! — остановил его властный голос Бекингема.
— Да, сударь...
— Милорд, болван! — громким шепотом подсказала ему миледи.
— Милорд-болван, — исправился лазутчик, запоздало сообразив, что второе-то слово произносить было как раз необязательно. — А кроме того, я еще француз и даже гасконец, так что не советовал бы вам доводить меня до крайности!
— Ах вот оно что?! — окончательно распетушился милорд Бекингем. — Стало быть, француз, да еще и гасконец?! Прекрасно! Прекрасно! В таком случае не угодно ли вам объясниться со мной, покуда миледи Винтер не отвезет это письмо в Вестминстерское аббатство?
С этими словами он подошел к секретеру, стоявшему у стены, и, взяв гусиное перо, живо набросал на листе бумаги несколько строчек.
Надуманность, ненатуральность предлога, под которым герцог хотел удалить миледи, была очевидна всем, однако Бекингем был непоколебим и настоял, чтобы миледи Винтер взяла письмо и, воспользовавшись своей каретой, доставила записку герцога приору Вестминстерского аббатства.
— Это поможет вам, сударыня, хоть как-то загладить свою вину передо мной! — напутствовал ее Бекингем, провожая до двери. — А когда вы вернетесь, мы продолжим наш разговор. Ну а теперь, сударь, — он угрюмо уставился на д'Артаньяна, едва дверь за миледи захлопнулась, — когда мы остались одни, прямо и откровенно, как мужчина мужчине: что вы здесь делали?!
— Спал.
— Спал! — воскликнул герцог. — Прекрасный ответ! Прямой и исчерпывающий!
— Один спал! — поспешил уточнить лазутчик, сообразив, что его ответ истолкован превратно.
— Один? Простите, сударь, а вам здесь что, казарма, куда можно прийти и завалиться спать, как у себя дома?
— Нет! Конечно же нет! Не казарма. Вы понимаете, я попал сюда совершенно случайно!
— Ну так объясните мне, сударь, как вы сюда попали?! — взревел герцог.
— Куда — сюда? — не понял д'Артаньян, болезненно зажмурившись, когда герцогский рев, штопором вонзившись в его черепную коробку, всколыхнул притихшую было боль.
— Сюда, черт возьми! В эту комнату, в этот дворец, в этот город, в эту страну, в конце концов! — не сбавляя громкости зарычал Бекингем.
— Ах в эту страну! — уразумел-таки разведчик. — Понимаете, милорд, у нас есть традиция: каждый день после службы мы с друзьями ходим в трактир. Ну, мы выпиваем в трактире...
— Ну?!
— Ну так вот, вчера... или позавчера, я уже и не помню, честно говоря, после службы мы тоже пошли в трактир. Ну мы там сидели в трактире, ну там пили-ели-говорили, ну там ля-ля-тополя, ну в общем — о явлениях природы и о ценах на болты, а потом! Потом примчался наш друг Арамис, он тоже гвардеец, как и я, только... из другой роты... вот, примчался наш друг Арамис и сказал, что ему срочно надо гнать в Англию!
— Зачем? — Бекингем подозрительно уставился на него.
— Что — зачем? — Псевдогасконец чувствовал, что мозги, напрочь отсыревшие от спиртного, ни в какую не хотят работать, словно мстя своему неразумному хозяину за вчерашнее возлияние.
— Зачем этому вашему Арамису срочно нужно гнать в Англию?! — пояснил герцог тоном менее всего подпадавшим под определение "вежливый". — Что ему здесь понадобилось?!
— А я не знаю зачем. — Д'Артаньян удивленно развел руками после тягостного минутного размышления под тяжелым взглядом собеседника, если, конечно, в данный момент Бекингема можно было так охарактеризовать. — Арамис сказал "надо" — и мы сели на лошадей и погнали.
— Куда вы погнали на своих лошадях?
— Ну как куда? В Англию, разумеется! Куда же еще? Сначала мы остановились в какой-то деревушке, ну там мы выпили-закусили и помчались дальше. На ночь остановились в Ля-Корте, где опять-таки неплохо закусили...
— И выпили, разумеется, тоже неплохо? — уточнил герцог.
— Точно! — кивнул д'Артаньян. — А следующей ночью мы были уже в Кале...
— Где конечно же снова выпивали?
— Ну безусловно! — ее стал отрицать очевидное разведчик и хотел было продолжить, но Бекингем остановил его повелительным жестом:
— Погодите-ка, сударь! Я, кажется, понял! — воскликнул он. — Вы — алкоголик. Да?
— Я?! — ужаснулся д'Артаньян. — Нет, ваша светлость, я не алкоголик! Я — гвардеец! Понимаете, королевский гвардеец...
— Как будто королевский гвардеец не может быть алкоголиком, — пожал плечами герцог, и псевдогасконец с затаенной грустью подумал, что гвардейцы во всем мире, должно быть, очень напоминают друг друга. И в Кремле. И в Лувре. И даже в Букингемском дворце...
— Я не алкоголик! — предпринял он еще одну попытку оправдаться. — Я несчастный человек!
— Несчастный человек! — скривился Бекингем. — Покажите мне хотя бы одного человека, который был бы счастлив с таким-то диагнозом! Однако бог с ними, с вашими несчастьями, вернемся-ка лучше в Кале! Что же было после того, как вы прибыли в этот славный английский город, оккупированный Францией, и в очередной раз выпили там?
Мысленно пожурив герцога за скверные историко-географические познания, разведчик собрался с мыслями и ответил:
— Еще до того, как мы выпили, нам пришлось посетить лекаря, ввиду того что мне и господину Арамису требовалась медицинская помощь...
— Что, печень заболела? — фальшиво посочувствовал Бекингем.
— Нет, милорд, не угадали! — оскалился в ответ д'Артаньян. — По пути в Кале мы получили небольшие ранения, потребовавшие вмешательства эскулапа.
— Ах вот оно что! А я-то уж думал, дали о себе знать ваши бесконечные возлияния. Смотрите, сударь! Так ведь оно обычно и бывает: один раз приложились, второй — выпили, третий — хлебнули, четвертый — пригубили, пятый — опрокинули, шестой — дернули, седьмой — пропустили, восьмой — тяпнули, девятый — хватили, десятый — дерябнули, одиннадцатый — раздавили, двенадцатый — клюкнули, тринадцатый — дербалызнули, четырнадцатый — приняли, пятнадцатый — накатили, шестнадцатый — поддали, семнадцатый — хлопнули, восемнадцатый — вмазали, девятнадцатый — чарку осушили, двадцатый — муху придавили, двадцать первый — за воротник заложили и — АГА!
— Чего — АГА? — Д'Артаньян недоумевающе уставился на него, пытаясь угадать: что же закончилось у его сановного собеседника — определения процесса злоупотребления алкоголем или же цифры для их поочередного выстраивания?
— Прощай молодость, получите ваше место на Монфоконе! — охотно разъяснил смысл слова "АГА" Бекингем.
## 1 Монфокон — кладбище в Париже.
— Ну-у... — протянул любимое свое сегодняшнее слово псевдогасконец, не зная, что и сказать.
Да, познания у его светлости — на удивление! Сразу видать: и сам порой не прочь тяпнуть и опрокинуть как следует! Одно только "дербалызнули" чего стоит! Возможно ли вообще такое слово перевести на русский язык?
— Ладно, сударь, о Монфоконе мы поговорим позже, а сейчас меня больше интересует, что же вы делали после того, как побывали у лекаря и в очередной раз приложились к чарке? — отмахнулся герцог, видя замешательство собеседника.
— Так и меня, ваша светлость, это тоже очень сильно интересует! — чистосердечно ответил разведчик, в самом деле без малейшего преувеличения готовый отдать... почти что все на свете, только бы узнать: что же произошло в трактире "Золотой якорь" славного французского города Кале после того, как они отведали заливную рыбу?
— Вы, что же, ничего не помните? — искренне удивился Бекингем.
— Ни бум-бум! — Д'Артаньян развел руками, но, опасаясь, как бы герцог не начал самостоятельно выстраивать логические цепочки, способные завести его черт знает куда, решил взять эту задачу на себя: — Понимаете, милорд, я так думаю, что микстура, которой напоил нас этот самый лекарь, погрузила нас с господином Арамисом, моим товарищем, в глубочайший сон, а два других наших товарища, господа Атос и Портос, ну тоже, видать, принявшие как следует, перепутали, кому нужно плыть в Англию, и, когда пришла пора идти на корабль, ну... и отвели туда меня вместо него!
— Вместо господина Арамиса? — уточнил герцог.
— Ну да!
— Простите, сударь, а вы что — багаж, мешок, бочка, что вас можно вот так, без малейшего вашего участия загрузить в корабельный трюм и отправить через Ла-Манш?
Псевдогасконец открыл было рот, желая дать ответ, но был вынужден его закрыть, ибо для того, чтобы дать ответ, нужно его, ответ, иметь. А просто так рот разинувши никакого ответа не дашь.
— Хорошо, как попали на корабль, вы не помните! А что вы делали на корабле? — продолжал допытываться герцог.
— Плыл! — ответил д'Артаньян, ибо что еще можно делать на корабле-то?! Не летать же, в самом-то деле?! Летучие корабли, доподлинно известно, существуют лишь в сказках...
— Плыл? — переспросил Бекингем.
— Плыл, — подтвердил псевдогасконец и прибавил: — Спя.
— Значит — плыл спя?
— Ну или спал плывя! Как будет угодно вашей светлости! — Несмотря на двусмысленность своего положения, д'Артаньян начал ощущать самое настоящее раздражение от подобного допроса. Вот же, блин, пристал! — подумал он, глядя на герцога. Плыл я спя или же спал плывя?! Филолог окаянный! — Это все лекарь виноват! — рыкнул он, спуская злость. — Натуральный отравитель, черт его побери! И куда только смотрит министерство здравоохранения, выдавая лицензии подобным... целителям?!
— Значит, лекарь виноват? — Герцог сочувственно улыбнулся. Похоже, он уловил раздражение собеседника и решил сбавить градус. В конце концов, невзирая на все его могущество, здесь, в этой комнате, они были вдвоем. И оба — при шпагах. Так что, случись ему вывести собеседника из себя, развязка могла быть самой печальной, и никакое герцогское достоинство в данном случае ему не помогло бы. — А вам, сударь, никогда не говорили, что смешивать медицинские препараты с алкоголем — последнее дело?
— Никогда! — Псевдогасконец, действительно отродясь не слыхавший подобной ахинеи, удивленно развел руками.
— Ну так вот, я буду иметь честь просветить вас на этот счет. А то у вас, французов, вечно так: перемешаете все, что только можно и что нельзя, а потом на министерство здравоохранения пеняете! И кому, мол, они только лицензии выдают?!
Д'Артаньян в ответ лишь пренебрежительно пожал плечами.
— И все же, сударь, — в упор глядя на него, спросил герцог, — что же нужно было в Англии этому вашему Арамису?
— Ну не помню я! Не помню! — воскликнул лазутчик с убедительностью, которую подпитывала его девственно чистая память о вчерашнем дне. — Парфюмера он какого-то искал, что ли... — прибавил он, выискав-таки уцелевший, не выбеленный алкоголем лоскуток воспоминаний.
— Что?! — воскликнул Бекингем, делая шаг к нему. — Он искал парфюмера?! Английского парфюмера?!
— Ну вроде того, — ответил д'Артаньян, опасливо делая шаг назад.
Еще один министр-протекционист, черт бы их всех побрал! — подумал он. Сейчас начнет орать, что не позволит беспошлинно вывозить из своей страны... румяна. Ну надо же, едва только нащупал конец ниточки, как она тут же начала распутываться! Он хотел попробовать припомнить еще что-нибудь, однако Бекингем не позволил ему углубиться в воспоминания: