| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Младший сын Станислав завербовался и уехал на стройку в Магнитогорск. Не знавшему русского языка и советских реалий хлопцу пришлось намучиться.
Привычное слово "жыд" приобрело презрительное и злое звучание. Принимавшиеся начальниками несправедливые решения, прежде всего по собственности, люди связывали с жыдами. Вначале разделявшиеся на местных и "восточников" они как в последний раз хапали и отнимали у людей нажитое.
Да кто их жидов поймет? Вон ведь, даже свои идиш-школы позакрывали.
А потом... Потом началась война...
Задумавшийся Язеп вздрогнул. На крыльце забухали солдатские сапоги. Этот звук, Язеп теперь никогда не спутает ни с каким другим. Немцы, поляки, русские, хохлы — все ломились в дверь одинаково. И всегда это был знак страха унижения и потерь...
* * *
Плаксин сославшись на специфику работы ушел беседовать с Генрихом.
Полковником Януковичем произнеся сакраметальное: "Ну что, давай посмотрим твоё "хозяйство" повел меня смотреть "наследство".
Меня эта фраза слегка рассмешила. Почему-то вспомнился рассказ участкового врача-терапевта:
"На приеме мужчина средних лет пожаловался на боли в спине. Она рекомендовала ему мазь и предупредила, что надо намазывать только болезненные места.
Через день тот же пациент на приеме.
-Я намазал по кругу поясницу и ниже. Так стало жечь, что выскочил на улицу в снег.
И при этом крутит в руках связку ключей.
Врачу, как обычно, записывающему в карточку предпоследнего больного ключи мешают.
— Молодой человек положите свое хозяйство на стол и продолжайте. — Распорядилась терапевт, не поднимая головы. Раздражающее движение прекратилось.
Больной продолжает описывать своё состояние. Внезапно сидящая напротив медсестра, поднимается и выходит из кабинета. Недоумевая, врач поднимает голову.
Перед ней на краю стола лежали... совсем не ключи молодого человека..."
Полковника байка тоже развеселила. Он смеялся приглушенным тактичным смехом птомственного интеллигента.
В свою очередь Янукович развеселил меня рассказом о шуточках местных "лесовиков"
Длительный срок в розыске находился некий Дэмах. На нем числились и грабежи, и теракты против представителей властей. Неоднозначная вообщем личность. Куражась над розыскниками, он любил приходить в какой-нибудь ресторан облцентра "погулять". Когда получивший щедрые чаевые официант убирал стол, то находил салфетку, сообщавшую, кто здесь был. Эта по-сути глупость порождала множество слухов о силе и размахе повстанческого движения.
А я сразу вспомнил об эпизоде из "Неуловимых мстителей"! Кружки с надписью на днище "Мстители" Это оказывается совсем не вымысел сценаристов.
В свою очередь я рассказал о слуцком партизане Максиме. В сорок третьем году он приехал в парикмахерскую на белом коне, в форме с орденами. Спросил "Чья сейчас очередь?". Оторопевшие немецкие офицеры, сидевшие в ожидании мастера, промолчали. Тогда со словами "Ну тогда пойду я", партизан сел стричься. И только когда расплатившийся с мастером Максим уехал, гитлеровцы, размахивая личным оружием, выскочили ему всед.
Так ведя разговоры ни о чем, мы прошлись по участку, походили по вёске. Разговор у Генриха с Плаксиным затянулся. Но я волновался зря. К обеду они вышли если не приятелями, то людьми, не испытывающими неприязни друг к другу.
Мы снова собрались в комнате-кабинете. К моему немалому удивлению, к нам присоединился и Генрих.
— Сегодня ночью на совещании мне было поручено: побеседовать со старшиной Шацем и определить подходит он на должность заместителя начальника отделения или нет. Решение я принял. Товарищ старший лейтенант, с этого момента старшина Шац ваш заместитель. Его задача разведка и контрразведка, создание агентурной сети. Он учился в военном училище, и если проявит себя, то начальник управления будет ходатайствовать о присвоении ему офицерского звания.
Плаксин официальным сообщением начал новый этап обсуждения наших задач и проблем.
"Ну вот, опять вечером повод для пьянки. Сопьются у меня бойцы, ой сопьются" После обеда жареной картошкой с грибами, купленными у местных, так не хотелось влезать в рабочую тягомотину! А куда денешься?
— У меня первый вопрос — как соблюсти секретность строительства? Построить забор? Ладно, построим. Земляные работы замотивируем созданием водопровода. Но соседи не дураки. Траншею от окопа отличат. И что вся скрытность в трубу?
— Соседи не вопрос. Решим. — Майор что-то пометил у себя в блокноте. Настоящем, таких я здесь ещё не видел
-Аресты вызовут подозрение, что мы производим какие-то скрытые действия. Мало того, настроят вясковцев против нас. Усилят благожелательность к партизанам.
— Откуда у вас со старшиной такое мнение о прямолинейности наших действий?
-Жизненный опыт.
-Ну, ничего. Мы его разнообразим. Если вы так настаиваете, расскажу, что мы сделаем. Сейчас идет кампания по обмену польским и беларуским населением. Местные очень многие рвутся записаться в поляки, и уехать в Польшу. Вашим соседям мы поможем уехать. А в фильтрационном лагере подберем нужные семьи. Они даже помогут вам в работах. А вы Шац, должны будете осущестивить за ними плотный контроль. — И Плаксин повернулся к Генриху. Тот, то ли изобразил, то ли действительно что-то записал в добытый где-то листочек.
Дерево, колючая проволока, гвозди, инструмент... Господи, сколько же их этих мелочей, без которых не построишь, не выкопаешь. В двадцать первом веке были бы деньги — можно было купить всё и ёще немножко на скидки за опт. Здесь, сейчас всё фондировано, распределено. Без накладной, с автографом ответственного подписывающего и печати, фиг ты что получишь. Похоже, в ближайшие месяцы нам предстоит из милицонеров превратиться в землекопов и плотников. У меня в голове крутится старый анекдот:
"Учения танкового полка должна проверять группа царских генералов. Для них на бугорке в тенёчке поставили палатку.
Приежают. Командир интересуется, нет ли каких особых пожеланий? Его просят только самоварчик, чаёк с лимоном и солдатика — заваривать и приносить. Комполка инструктирует бойца: как только генералы из палатки — маши платком.
Учения начались. Подполковник гонит "своих": "Давай, давай пока не смотрят, ни в коем случае не останавливаться"
Время идет, боец всё не машет. Наконец учения заканчиваются. Довольный, что всё проскочило, командир прибывает в палатку и докладывает: " Учебно-боевые задачи успешно выполнены. Разрешите получить замечания" Один из генералов отрывается от бурного разбора какой-то старинной операции и, с трудом найдя в ворохе бумаг, протягивает три страницы. Комполка читает и приходит в недоумение. " Как это получилось? Вы же из палатки не выходили, а тут ..."
Старый генерал ему и поясняет: — Голубчик, меняются армии, меняется техника, а недостатки как были, так и остаются"
Как на службе в моем будущем из ничего надо было сделать, что-то, да ещё и так, чтобы понравилось начальнику, так и здесь. Не знают как, не знают с кем, но скрытый опорный пункт надо строить...
В дежурке в это время шел подробный допрос почтальона Гойтовича. Того нелегкая принесла со свежими газетами. Письмоносца тут же взяли в оборот. Как потом рассказывал Дыхно, добрых два часа пожилого дядьку под разными предлогами заставляли снова и снова пересказывать, что он видел, что он слышал, что подумал, кому и что сказал. Наконец вымотанного в конец местного "Печкина" отпустили. Минут через пять он снова вернулся. И именно в этот момент мы с начальниками шли через дежурку.
На негромкий вопрос старлея-следока:
-Вы что-то забыли?
Тот и выдал:
-Забыл отдать "малого брехуна", — и протянул местную "Районную правду"
Все замерли. Тишину в дежурке можно было резать кусками. Вначале я не сообразил в чем дело, с удивлением оглядывая присутствующих. Мать с отцом у меня тоже называли местный "Балтийский луч" "брехаловкой" И только потом дошло: мужик только что добыл себе срок.
-"Большой брехун", небось, это центральная пресса? — с иронией поинтерисовался Плаксин, натягивая перчатки.
— Так, пан.— "Печкин" ещё не понял, как попал.
Майор кивнул своему подчиненному, и мы вышли. Мужика было жаль. Живший в панской Польше он плохо ориентировался в реалиях СССР.
Реалии СССР, оказывается, плохо знал я. Опять же со слов Дыхно, выяснилось что почтальона "просто" от... побили вообщем и обещали "накатать телегу" в районную контору связи. Где-то через две недели у нас был новый "Печкин"**
* * *
Вслед за буханьем сапог в хату зашли двое автоматчиков. Один остался у порога, второй осматривал закутки и углы. Проверяли: нет ли кроме Язепа ещё кого. Седой хуторянин неторопливыми движениями завернул в тряпицу лежавшее перед ним и, положив руки на стол, молча ждал.
Начальники не любят рисковать. Всегда впереди них заходят нижние чины. Сейчас они убедятся, что он один и зайдёт Пан.
Внутренне усмехнувшись, Язеп вспомнил, как в июле сорок первого так же в сопровождении солдат к нему приходил чин из крайскомандатур. Новая власть хотела кушать. Они — "власти", всегда хотят есть, а работать приходится им — крестьянам. Тогда, увидев фото сыновей в польской форме, немецкий офицер через переводчика захотел уточнить, где они находятся сейчас. О младшем он ничего не знал, а старший косил сено недалеко на лесной опушке.
-Гут! — И дальше разразился длинным высказыванием из которого мужик — знаток немецкого перевел, что мол кто хорошо работает, того они будут всячески поощрять, а лентяев и пьяниц — вплоть до расстрела.
После этого ему под роспись вручили листок, где перечислялось, что и сколько хутор должен поставлять по указанным ценам. В конце сообщалось, что реализация излишков продукции разрешается по свободным ценам.
"Излишков" по тем предписаниям, оставаться не могло в принципе. У немцев учитывалось ВСЁ: яйца, перья, мясо, зерно, сено, солома...
Противник Советов был рачительным хозяином. У Язепа и соседей побывал агроном, потребовавший перехода с "трехпольной" системы обработки земли на "шестипольную". По всему кресу возили племенных жеребца и быка — улучшали породу скота. По доступным ценам продавали культиваторы и прочую технику. Через полгода заработали мельница и маслобойка. Осенью вновь заработала школа, стали привозить кино.
Пожалуй, прикинул седой беларус, в первые годы оккупации крестьяне стали жить богаче, чем при Советах.
С потолка посыпался мелкий мусор. Кто-то грузный лазил по чердаку.
"Ну и что они там надеются найти, кроме пыли и мусора? Пулемет? Это ж, каким дурнем надо быть, чтобы прятать его в хате?" — с иронией подумал сидящий за столом хуторянин.
Угрюмым молчанием неприязни встретил хозяин незванных гостей: милиционера-жыда и его начальника, офицера с большой звездой на погонах.
Офицер, заложив руки за спину, прошелся по хате, некоторое время постоял у снимков на стене.
— В "похозяйственной книге" сельсовета сыновья у вас не упоминаются, где они сейчас? — голос офицера был ровен и сух.
Хуторянин наклонил голову, чтобы скрыть влагу в глазах. От накатившего чувства-воспоминания в горле стоял ком. Оба сына, его гордость и надежда сгинули на клятой войне.
Помедлив, все так же уставившись в пол, достал из свертка конверт и пододвинул на середину стола.
"Господи! Какой же стыд, прикрываться смертью сына..." Непрошеная слеза предательски капнула на ткань.
Лицо, прислонившегося к притолоке Генриха напряглось. "Похоронка. Охренеть! А отец-то как переживает..."
"Сержант... Осень сорок четвертого... Домой не попал, в свертке нет треугольников-писем..." Как действовать дальше Плаксин пока не решил. Можно было арестовать как "пособника", но перспективнее был вариант вербовки.
Всё зависело от исхода разговора.
— Почему ты оповестил о бандитах капитана Зенкевича, телку пожалел? — это было главным. Если под воздействием шантажа заманил милиционеров в засаду, арест и его и родственников, для науки другим. Если кто-то просчитал, что тот прибежит к милиционерам, то получалось у "рейдеров" был свой информатор в банде, знавший характер Язепа. А это свидетельствовало о противоречиях в стане бандитов. Хотя оборонительный бой и так говорил о многом.
Хуторянин ответил не сразу. Не хотел голосам выдать волнение, говорил, не подымая головы:
— Чаго шкадаваць-то? Дачка у мяне засталася адна. Міліцыянт убачыв мяне сам і здзівіуся, чаму увожу з вёски жывёлу. Мы ж не трымаем тут, на хутары нічога, адбяруць адразу. Што мне было хаваць? Ён пачав крычаць: Савецкая улада паставіла яго тут абараняць простых людзей, а мы як бараны мавчым, і ідзем, пад нож не супрацівлясь. Загадав паставіць цялушку на месца, сам, мавляв, вызваліць людзей. І загінув. А з ім яшчэ міліцыянты. Атрымліваецца за цялушку ... Грэх гэты на мне цяпер да канца жыцця...
-По-русски, пожалуйста, товарищ старшина только прибыл, и боюсь, половины не понял.
-Так, добра. Чаго жалеть-то. Дачка у меня осталась одна. Милициянт увидел меня сам. Спрашивает чаму увожу из вёски скотину? Держать здесь ничого нельзя, Люди з лесу отберут. Чаго мяне было скрывать? Ён начал крычать: Советская власть поставила его здесь абараняць простых людей, а мы как бараны молчим, и идем, под нож. Приказал поставить телку на место, сам, мол, освободит людей. Вот яго и забили вместе с милициянтами. Получается за телку... Грех этот на мне теперь до канца жыцця.
— Свидетели разговора есть?
— Отчаго ж не быть? Суседзи видели и слышали.
— Помочь нам сможешь? Отомстить за убитых?
— Как я можу памочь? Яны ужо ушли.
— Не поделитесь, откуда информация?
Он мочал. Пусть думают что хотят.
-Слушай, Язеп. Чем отличается полонизация от беларусизации? Кто беларусы: литвины или славяне?
— То я не ведаю, пан — хуторянин поднял голову, с удивлением глядя на эмгэбешника.
— Ну вот видишь, ты от политики далек, как от звезд. Так чего ж ты лезешь, куда тебе не надо? Хозяйство, дочка и наверно, скоро внук или внучка, а ты в тюрьму собрался. Зачем? Там очень, очень плохо. Нет, я понимаю, был бы ты молод, в тебе боролись бы идеи за национальное самосознание, самоопределение и прочее. Так тебе это не надо. Налоги, обязательные поставки уплачены?
— Так пан.— И потянул из свертка стопочку бумажек разной величины.
— "Товарищ". Запоминай и привыкай. Теперь все "товарищи". Советская власть пришла сюда НАВЕГДА. Будешь с ней бороться?
— Как можно с уладой змагацц? — в голосе слышалось неприкрытое удивление.
— И это правильно. Ты пойми: не будешь нам помогать — грех легче не станет. А осложнить жизнь тебе можно и без ареста. Примак из военнопленных? Так мы проверим, где он был во время войны. И вдруг он предатель, придется дочку сиротить.
— Он раненый был в партизанах. У нас отлеживался.
И загрубевшими пальцами достал из свертка медаль "Партизану Отечественной войны" второй степени...
— О как! Так ты же наш! Ну — это же всё меняет! Пойми, мы же разумные люди должны идти на компромисс, найти общий язык... Мы поможем тебе — ты поможешь нам. Люди в лесу враги власти, они воюют с ней. Не будет их — тебе же будет жить легче. Они же за продуктами приходят. А у тебя лишней еды и так нет. Поверь, оснований, чтобы посадить и тебя, зятя с дочкой у нас хватает. Ну зачем тебе это? Ты подумай, мы пока выйдем.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
